Бегущие по мирам - Чиркова Вера Андреевна. Страница 46
– Солнце мое, – засмеялся он счастливо, стискивая меня еще крепче, – смотреть со стороны, когда ты вот так задумываешься, мне всегда было очень интересно, но теперь, когда я чувствую твои сомнения, это просто восхитительно.
– Черт… Я не поторопилась с выбором открытости? – смутилась я притворно, но вдруг вспомнила про напарника и всполошилась: – А что, Тер все чувствует так же, как мы?
– Ничего он не чувствует, кроме общего настроения. На прослушивание эмоций такого рода в доверии напарников или учеников ставится щит.
– Ну ему и того, что он почувствовал, должно было хватить, – хихикнула я, – хотя не думаю, что он огорчился. Но делиться своим счастьем с общественностью я пока не готова.
– Я никого сюда не пущу, – пообещал Дэс и нехотя поднялся с постели. – Вернусь через минуту.
Но вернулся он раньше, смущенный и сияющий. С огромной корзиной с цветами и не менее огромной – с едой, причем сверху красовалась серебряная крышка от блюда с тортом.
– На подоконнике стояло… Я накрою стол?
– Ладно, – согласилась я и ринулась одеваться. Это был наш первый совместный праздничный обед, и я желала выглядеть так, чтобы потом было что вспомнить.
Новый шкаф, до которого у меня раньше не дошли руки, был просто забит одеждой, но у меня не было никакого желания в такой момент копаться в тряпках. Просто выбрала цвет, который всегда мне шел, и ткань, которая подходила к случаю, прихватила туфельки и на несколько минут оккупировала ванную. А что там дольше делать, если за дверью ждет торт и, главное, любимый мужчина.
Мужчина оказался на высоте – в комнате порядок, стол накрыт, а сам в свежей белоснежной рубашке… и цветок в руке. Я даже замерла от восхищения.
Очень редко видела, чтобы кому-то так шел белый цвет. Просто необычайно шел, и темные волосы, рассыпавшиеся по воротнику, только усиливали контраст. А потом утонула в сиянии карих глазах и постепенно осознала, что большая часть бушующего в душе восхищения – не моя. И смутилась… Да что такого особого в моем облике, чтобы смотреть вот так? Платье темно-зеленое, матового шелка, с глубоким углом выреза и струящимися рукавами и юбкой, волосы я просто заплела в косу и уложила повыше, из украшений все тот же медальон ковена…
– Солнышко мое! – Он мгновенно очутился рядом, подхватил на руки, закружил и бережно усадил на диван перед накрытым столом. – Ты главное украшение любого платья! И мыслей я не читаю – это невозможно, я говорил. Но когда так полно ощущаешь эмоции, понять ход мыслей несложно. И это так прекрасно! Знаешь, я ведь всегда сам очень боялся полной открытости, иногда и меньшая, четвертая ступень тяжелее камня. Но все потом… Сначала мы будем кушать и пить вино, Тер положил бутылку редчайшего сорта риайнского. Ты еще не была на южном склоне, там у ковена большой виноградник, и я его тебе покажу.
Я мельком вспомнила, что мне пока никуда нельзя выходить, и тайком вздохнула, но крепкие руки тут же обняли за плечи и прижали к себе.
– Это ненадолго, мы все думаем, как решить эту проблему. Давай сегодня не вспоминать?
И я согласно кивнула. Не стоят всякие гады того, чтобы я о них думала в такой день.
– Еще кусочек? – Улыбаясь, как библейский змей, Дэс поднес ложечку с тортом к моим губам, и хотя я уже просто объелась, отказаться не могла, покорно слизнула лакомство.
И, уже проглотив, вдруг вспомнила… и уставилась на него мстительно-недоверчиво.
– А кто-то же вроде не любит толстых? Мне не придется потом полпальца убирать… там?
И покосилась на ту часть тела, которую так по-хозяйски обнимала его вторая рука.
Дэс отложил ложку, притиснул меня крепче, развернув к себе лицом, осторожно поцеловал и хрипловато прошептал, глядя прямо в глаза:
– А что еще можно было сказать, если просто до звона в ушах хочется прикоснуться и знаешь, что скорее всего больше никогда в жизни такого случая не представится?
– Дэс… – Минуты три мне было не до вопросов, потом я осторожно отстранилась и виновато уставилась на него. – Но я все равно не понимаю, зачем нужно было раздевать и осматривать меня при служанках.
– Их обязанность растереть и убрать все уплотнения на месте шрамов, это важно именно для здоровья девушек. А несколько лет назад – тогда была другая массажистка – они недосмотрели, и через несколько дней после бала у моей вызванной открылся свищ. Извини за подробности. Повелители выдвинули претензии. Вот с тех пор все мы проверяем их работу с помощью простенького заклинания внутреннего зрения. А одежда, естественно, мешает. И это всего лишь обязанность лекаря, ничего больше. Чем раньше обнаружишь, тем проще убрать. Вот только я… прости…
– Прощаю. – У меня с души свалился последний камень, и Дэс это тоже почувствовал, вспыхнул признательностью, и тяжкое ощущение былой вины, исходившей от него, растаяло бесследно.
– Но вопросы все равно буду задавать.
– Про пироги? – засмеялся он счастливо.
– И про них тоже.
– Пироги пекут сейчас все, кто умеет это делать хорошо, и Диша тоже печет. И ставит в комнате Найкарта. И пока мы тебя прячем, так и будут печь. Ровно день пироги стоят в тех местах, где ты хоть что-то брала. Потом их заменяют на новые, а эти относят в информаторий, там сейчас сидят постоянно не меньше трех человек. И я тоже сижу… – Он вздохнул как-то виновато, и это мне не понравилось.
– Что, и сегодня пойдешь?
– А у меня есть выбор? Если я не пойду, мгновенно придет послание с требованием выдать тебя. – Его руки снова сомкнулись вокруг меня надежным коконом.
– Тогда иди и ложись спать! – категорично мотнула я головой в сторону постели. – И не вздумай спорить! А я немножко подумаю…
Разумеется, он спорил. Да я и не сомневалась, что без боя он не сдастся, иначе это был бы не Дэс. Однако через некоторое время мы все же договорились, что он поспит, но я буду сидеть рядом.
Вот только чуть позже, когда он уснул, обхватив одной рукой мои колени, ясно поняла, что это была плохая идея. Как-то странно за последние часы переместился в мире центр притяжения – о чем бы я ни начинала думать, вскоре с изумлением обнаруживала, что умиленно прислушиваюсь к его легкому дыханию и тянусь рукой к рассыпавшимся волосам.
– Томочка, – совершенно не сонным голосом сказал Дэс и открыл смеющиеся глаза, – я убедился, что спать с тобой рядом, когда ты каждые пять минут взрываешься нежностью, я просто неспособен.
– Да ты мог бы что-нибудь придумать, – возмутилась я, пытаясь устоять под лавиной его обожания, – заклинание или зелье.
– Мог бы, – покладисто согласился он, – но лучше выпью ночью зелье бодрости – мы все равно его все пьем, – чем сейчас буду притворяться подушкой. Не сердись, я честно пытался, но я столько лет о тебе мечтал, что это выше моих сил.
– Я тоже мечтала о тебе, – честно призналась я, – и в моих мечтах ты был именно таким, потому и было так больно.
– Томочка…
Горячее раскаяние и щемящая нежность смыли ответный острый и горький всплеск боли, увели от прошлых обид и недомолвок, вернули на солнечный пляж любви.
– Мне приятно, когда ты так меня зовешь, но тебе ведь не нравилось мое имя?
– Оно тебе не идет, – виновато шепнул он, и я не стала спорить – мне как раз пришла в голову замечательная идея.
– Дэс, а ты знаешь, где лежат карты знакомых вам миров?
– Угу… – А чего это он так радуется? – И ты тоже знаешь.
А вот теперь уже откровенно хохочет. Или это у него нервное? Наверное, так и есть – то мы поссорились, то я пропала, то появлялась только для того, чтобы что-нибудь украсть… А теперь обрушилась на него, уставшего и вымотанного, как горный сель… Вот и откат.
– Дэсгард! Мне, конечно, нетрудно окунуть тебя в море, чтобы успокоился, но есть две причины, по которым я этого не хочу.
– Я тебя люблю, – вдруг заявил он, без всякой связи с предыдущим, и я даже опечалилась – вот ведь невезение.
В кои-то веки в любви объясняется не пацан-первокурсник и не подвыпивший разнорабочий экспедиции, а любимый человек. Ну маг, не все ли равно? Главное, что делает он это в приступе ненормального веселья. Или эйфории от вина?