Уитни, любимая - Макнот Джудит. Страница 37

Подстрекаемая духом соревнования и захваченная атмосферой дружеской перепалки, Уитни подняла глаза и, ослепительно улыбаясь, осведомилась:

– Размышляете, каким должен быть следующий ход, или сожалеете о последнем, милорд?

– Разве вы не та самая юная леди, – хмыкнул Клейтон, – которая всего несколько часов назад сообщила, что не собирается называть «милордом» [5] ни одного мужчину в мире?

– Я сделала это лишь затем, чтобы отвлечь вас и заставить сдаться. Однако вы не ответили на мой вопрос.

– Если хотите знать, – пробормотал он, делая совершенно неожиданный ход королем, – я не переставал удивляться, что побудило меня играть в шахматы с женщиной, хотя каждому известно: эта игра требует холодной мужской логики.

– Тщеславное, самонадеянное чудовище! – засмеялась Уитни, ловко предотвращая готовящуюся на ее слона атаку. – Не могу понять, зачем я трачу свое мастерство на столь слабого противника!

Прошел еще час. Темная головка Уитни была наклонена над шахматной доской. Девушка в раздумье оценивала положение на поле. Еще три хода, и она, возможно, выиграет!

– С каким коварством вы заманили меня в эту невыгодную позицию, – пожаловалась она, когда Клейтон сделал именно тот ход, который она предвидела.

– Считаете, что заманили меня в ловушку? – отпарировал он.

Пока Уитни обдумывала следующий ход, Клейтон обернулся и кивнул слуге, стоявшему навытяжку около двери с той минуты, как отец и тетка Уитни уехали.

Повинуясь молчаливому приказу герцога, лакей подошел к столу, на котором стояло несколько хрустальных графинчиков, и налил в бокал янтарной жидкости, а потом, помедлив, вопросительно взглянул на хозяина, не зная, что предпочтет молодая дама. Клейтон поднял два пальца в знак того, что Уитни тоже захочет бренди.

Слуга принес бокалы на маленьком серебряном подносике и поставил на шахматный столик. Заметив очередной короткий кивок Клейтона, он поклонился и тихо вышел из комнаты, закрыв за собой дверь. Клейтон вежливо протянул Уитни бокал. Содержимое цветом не походило на вино, и девушка с подозрением перевела взгляд с бокала на лицо Клейтона. Но тот с безмятежным спокойствием пояснил:

– Сегодня за ужином вы так красноречиво выступали против ограничений, налагаемых на женщин обществом, поэтому я решил предложить вам попробовать то, что пью сам.

Он действительно самый коварный человек на земле, если вздумал дразнить ее таким образом!

Полная решимости держаться до конца, она осторожно вдохнула острый запах, исходивший от бренди. Любимый напиток дяди Эдварда!

– Бренди, – объявила она, наградив Клейтона вкрадчивой улыбкой. – Идеально вместе с хорошей сигарой, не так ли?

– Совершенно верно, – подтвердил он с каменно-серьезным лицом и, взяв с соседнего столика украшенную эмалью металлическую коробку, поддел пальцем крышку. Внутри оказались сигары различных сортов, которые он и предложил Уитни.

При этом он держался так невозмутимо, что Уитни едва удерживалась от смеха. Закусив нижнюю губку, чтобы не выдать предательскую дрожь, Уитни приподнялась и стала изучать сигары, словно пытаясь решить, какую выбрать. Что он сделает, если она так и поступит? Без сомнения, зажжет сигару!

– Могу я предложить ту, что слева, подлиннее? – галантно пробормотал он.

Уитни рухнула в кресло, корчась от смеха.

– Может быть, понюшку? – продолжал он, вызвав у Уитни новый приступ веселья. – Я держу нюхательный табак специально для таких привередливых гостей, как вы.

– Нет, вы просто невозможны! – охнула девушка и, отдышавшись, подняла бокал под пристальным взглядом хозяина и нерешительно пригубила бренди.

Оно, казалось, прожгло внутренности до самого желудка. Второй и третий глотки оказались не такими ужасными, и Уитни наконец отнесла бренди к категории вещей, к которым за последнее время приобрела вкус.

Однако очень скоро она ощутила непривычное восхитительное тепло, охватившее все ее существо, и решительно отодвинула бокал, задаваясь вопросом, насколько сильно могут подействовать несколько глотков бренди.

– Кто научил вас играть? – поинтересовался Клейтон.

– Мой дядя, – рассеянно бросила Уитни и, подняв короля, начала рассматривать, восхищаясь великолепной работой. – Несведущий человек, вероятно, мог бы подумать, что эти фигуры действительно сделаны из золота и серебра.

– Несведущий человек, – без обиняков заметил Клейтон, взяв золотого короля из тонких пальчиков, чтобы помешать более внимательному исследованию, – посчитал бы, что вы пытаетесь избежать моей хитроумной ловушки, поместив короля в более безопасную позицию на доске.

Уитни немедленно насторожилась:

– Избежать ловушки? Безопасную позицию? О чем вы толкуете? Мой король вовсе не в опасности!

Неспешная, лукавая улыбка осветила лицо Клейтона. Потянувшись к слону, он сделал ход:

– Шах.

– Шах? – с недоверием повторила Уитни, вперившись взглядом в доску. Действительно шах! И какие бы шаги она ни предпринимала, положение уже не исправить.

Она медленно подняла глаза, и Клейтон преисполнился гордости при виде нескрываемого восхищения, осветившего милое лицо.

– Вы бессердечный, коварный, расчетливый, притворный негодяй! – мягко, полным благоговения голосом прошептала она.

Клейтон, откинув голову, громко рассмеялся, восторгаясь контрастом между ее тоном и словами.

– Ваши комплименты согревают мне сердце, – хмыкнул он.

– Нет у вас сердца, – отрезала Уитни, ослепительно улыбаясь ему, – иначе не завлекли бы беспомощную женщину в игру, которой так мастерски владеете.

– Но это вы завлекли меня, – напомнил он, улыбаясь. – Ну, что мы будем делать, заканчивать партию или вы украдете у меня победу, заявив, что не собираетесь доигрывать?

– Нет, – добродушно вздохнула Уитни, – признаю свое полное поражение.

Ее слова многозначительно прозвенели в наступившей торжественной тишине.

– Я надеялся на это, – тихо вымолвил он наконец и, расстегнув темно-синий фрак, откинулся на спинку стула, вытянул перед собой длинные ноги и задумчиво уставился в огонь.

Уитни исподтишка рассматривала его, время от времени поднося к губам бокал с бренди. В этой позе Клейтон выглядел словно сошедшим с портрета «благородного джентльмена», которые так часто рисовали художники. И все же она не могла не испытывать странного ощущения, что под этой спокойной, непринужденно-раскованной внешностью кроются непреодолимая мощь, стальная сила воли, тщательно сдерживаемые сейчас и готовые проявиться в любое мгновение. Он напоминал грациозного, но могучего хищника, выжидавшего в засаде, и, стоит Уитни сделать неверный шаг, неосторожное движение, он тут же набросится на нее, и тогда не жди пощады.

Девушка мысленно упрекнула себя за разыгравшееся воображение. Глупая фантазерка!

– Не знаю, который сейчас час, – мягко напомнила она, – но уверена, что мне давно пора быть дома.

– Не раньше, – твердо сказал он, переводя взгляд с яркого пламени на Уитни, – чем я вновь услышу ваш смех.

Уитни покачала головой:

– Больше не могу! Я так не смеялась со дня музыкального вечера, когда мне было двенадцать лет.

Клейтон ожидал продолжения, но, видя, что девушка не собирается пускаться в подробности, попросил:

– Поскольку вам, очевидно, не слишком хочется поведать мне эту историю, объявляю, что требую рассказа в качестве приза за мою победу.

– Сначала вы умудрились заставить меня играть с вами, – упрекнула Уитни, – потом перехитрили и выиграли обманом, а теперь еще и требуете награды?! Неужели вы настолько безжалостны?

– Настолько. Ну а теперь признавайтесь во всем.

– Хорошо, – покорно кивнула она. – Но лишь потому, что отказываюсь и дальше тешить ваше тщеславие, умоляя помиловать меня. – Голос девушки смягчился при воспоминании о прошедших днях. – Это произошло так давно, однако кажется, что все это было лишь вчера. Мистер Туитсуорти, местный учитель музыки, решил устроить в городе весенний музыкальный вечер. Все девушки, получавшие музыкальное образование под его неусыпным оком, должны были продемонстрировать, чего они достигли, спев или сыграв короткую пьесу. Всего нас насчитывалось человек пятнадцать, но Элизабет Аштон считалась самой талантливой исполнительницей, поэтому мистер Туитсуорти оказал честь быть хозяевами праздника ее маме и папе. Я даже не хотела идти, но…