Отомщенный любовник - Уорд Дж. Р.. Страница 25

Закрыв глаза и откинувшись на спинку кресла, Рив бросил шприц на ведомости, ему было все равно, подействует ли лекарство.

Он сидел в одиночестве в своем логове беззакония, в тихий час после того, как ушел персонал, и перед тем, как придут уборщицы, ему было абсолютно наплевать, вернется ли его плоское зрение к трехмерному или нет. Наплевать, появится ли вновь многоцветный спектр. Он не думал каждую секунду о том, станет ли когда-нибудь снова «нормальным».

Вот она, перемена, понял Рив. До сих пор он всегда отчаянно хотел, чтобы лекарство подействовало.

Что послужило переломом?

Рив не стал отвечать на этот вопрос, взял мобильник и нащупал свою трость. Со стоном, он осторожно встал и направился в свою личную спальню. Онемение быстро возвращалось к ногам и ступням, быстрее, чем во время поездки из Коннектикута, но, с другой стороны, это было в порядке вещей. Чем меньше потребности симпата давали о себе знать, тем лучше действовало лекарство. И, надо же, забавно, его взбесило то, что его наняли для убийства короля.

В то время как одиночество, в каком-никаком, но доме, не оказывало такого воздействия.

В офисе уже была включена система безопасности, и Ривендж привел в действие вторую, в его личных покоях, затем закрылся в комнате без окон, где время от времени спал днем. Ванная находилась напротив, и он скинул на кровать соболиную шубу, прежде чем зайти внутрь и включить душ. Пока он ходил по комнате, пробирающий до кости холод обосновался в его теле, исходя изнутри, словно из-за инъекции Фреона [68].

И этого он боялся. Рив ненавидел всегда быть холодным. Проклятье, может, ему следовало просто дать себе расслабиться. Не похоже, что он собирался с кем-то общаться сегодня.

Да, но если он значительно занизит дозу, последствия будут не самыми приятными.

Из-за стеклянной дверцы душа начал подниматься пар, Рив разделся догола, оставив на мраморном столике между раковинами свой костюм, галстук и рубашку. Встав под струю, он сильно задрожал, застучав зубами.

Он ненадолго прислонился к гладким мраморным стенам, держась в центре под четырьмя головками душа. Горячая вода, которую он не чувствовал, стекала вниз по его груди, туловищу, и Рив пытался не думать, что принесет с собой следующая ночь, но не смог.

О, Боже… хватит ли ему сил сделать это в очередной раз? Поехать туда и отдаться той сучке?

Да, но альтернатива… она доложит Совету, что он симпат, и его зад депортируют в колонию.

Выбор очевиден.

Провались оно пропадом, не было тут никакого выбора. Бэлла не знала, кто он, и раскрытие семейной лжи убьет ее. И она окажется не единственной пострадавшей. Его мать будет сломлена. Хекс разозлится и в итоге погибнет, пытаясь спасти его. Как и Трэз с айЭмом.

Рухнет целый карточный домик.

Он заставил себя взять золотой кусок мыла с прикрепленного к стене керамического держателя и намылил ладони. Дерьмо, которым он пользовался сам, не было какой-то модной пенящейся хренью, – гребаный «Дайал» [69], дезинфицирующее средство – словно грейдер [70] на коже.

Его шлюхи пользовались таким же. По их просьбе именно «Дайал» он клал в душевые комнаты.

Он придерживался правила Трех раз. Три раза он проходился вверх и вниз по своим рукам и ногам, туловищу и прессу, шее и плечам. Три раза водил рукой меж бедер, намыливал член и яйца. Глупый ритуал, но таковыми были побуждения. Он мог использовать три куска «Дайала» и все равно чувствовать себя грязным.

Забавно, его шлюхи всегда удивлялись тому, как с ними обращались. Каждая новенькая думала, что ей придется заниматься с ним сексом при найме, и они всегда были готовы к побоям. Вместо этого, девочки получали собственные раздевалки с душем, надежный график, охрану, которая никогда и ни за что к ним не прикасалась, это называлось уважением… что значило, что они сами выбирают своих клиентов, и если из-за подонков, заплативших за честь быть с ними, с их головы упадет хотя бы волос, девушкам стоило сказать лишь слово, и на обидчика свалится гора дерьма.

Не раз одна из женщин показывалась у него в офисе и просила поговорить с ним наедине. Обычно это случалось спустя месяц работы здесь, и слова всегда были одинаковыми и говорились с долей смущения, которое, будь он нормальным, разбило бы ему сердце:

«Спасибо вам».

Рив не был большим любителем объятий, но все-таки ненадолго притягивал их к себе. Никто из них не знал, что делал он это не по доброте душевной, а потому, что был одним из них. Жестокая реальность заключалась в том, что жизнь поместила их всех туда, где им быть не хотелось: на спины перед людьми, секса с которыми они совсем не желали. Да, были те, кому нравилась эта работа, но, как бывало со всеми, работать они хотели не всегда. И Бог свидетель, клиенты показывались постоянно.

Как и его шантажист.

Выход из душа был чистейшим, неразбавленным адом, и Рив откладывал колючий холод так долго, как только мог, съежившись под струей, уговаривая себя покинуть кабинку. Спор продолжался, он слышал, как вода ударяется о мрамор и стучит по медному водостоку, но его онемелое тело не чувствовало ничего, кроме легкого потепления внутренней Аляски. Он понял, что закончилась горячая вода только потому, что дрожь усилилась, а ногтевые лунки вместо бледно-серых стали темно-синими.

Он вытерся на пути к кровати и как можно быстрее забрался под норковое одеяло.

Как только Рив подтянул его к горлу, пикнул телефон. Очередное голосовое сообщение.

Да что такое, сегодня его телефон напоминал Гранд Централ [71].

Проверив пропущенные вызовы, он увидел, что последний был от матери, и быстро сел, хоть вертикальное положение и оставило его грудь обнаженной. Мамен была настоящей леди и никогда не звонила, поскольку не хотела «мешать его работе».

Он нажал на несколько кнопок, ввел пароль и приготовился удалить ошибочное сообщение с неверного номера, которое пришло первым.

«Вам звонок от 518-бла-бла-бла…». Он нажал на «решетку», чтобы пропустить номер и приготовился нажать на семерку, чтобы избавиться от сообщения.

Он уже начал опускать палец, когда женский голос произнес:

– Привет, я…

Этот голос… этот голос принадлежал… Элене?

– Черт!

Однако голосовая почта была непреклонна и плевать хотела на то, что сообщение от Элены было последней вещью, которую он стал бы удалять. Рив выругался, а система продолжала работать, пока он не услышал нежный голос матери на Древнем Языке:

– Приветствую, дражайший сын, надеюсь, у тебя все хорошо. Прошу простить вмешательство, но я подумала, может быть, ты сможешь ненадолго заехать домой в ближайшие пару дней? Я бы хотела поговорить с тобой кое о чем. Люблю тебя. До свидания, мой кровный первенец.

Рив нахмурился. Так официально, вербальный эквивалент продуманной записки, написанной ее прекрасной рукой, но просьба была не характерна для нее, и это придавало ей срочности. Но вот только он в заднице… неудачный выбор слов. Завтрашний вечер не был вариантом из-за его «свидания», поэтому все переносится на послезавтра, предполагая, что он будет в приемлемом состоянии.

Он позвонил домой, и когда один из додженов взял трубку, сказал горничной, что будет там в среду ночью, как только сядет солнце.

– Сэр, если позволите, – сказала служанка. – Воистину, я рада, что вы приедете.

– Что происходит? – Наступила долгая пауза, и его внутренняя дрожь усилилась. – Поговори со мной.

– Она… – голос на другом конце немного охрип. – Она прелестна, как и всегда, но мы все рады, что вы приедете. Если вы меня извините, я передам ваше сообщение.

Линия умолкла. В глубине души у него зародилось плохое предчувствие, но он по глупости проигнорировал его. Он не мог поехать туда. Никак не мог.