Девочка моя, или Одна кровь на двоих - Алюшина Татьяна Александровна. Страница 6
– Василий, – вернул ее в действительность командир чистящего отряда.
А что она от него хотела? Ах да!
– Васечка, – преподавательским тоном, которым просила своих студентов вымыть доску перед лекцией, обратилась к нему Мария Владимировна. – Будьте любезны, там, в коридоре на тумбочке, моя сумка, принесите, пожалуйста!
Командующий Вася скрылся за балконной дверью и вернулся через пару минут с Машиной сумкой.
– Мария Владимировна, – протягивая ей сумку, почти по-родственному спросил, – а лоджию-то мыть?
– Мыть, Васечка! – делилась задором Машка. – Все мыть, что только можно!
Он улыбнулся, без подобострастия, открыто, совсем по-мальчишески.
– Тогда минут через двадцать вы могли бы перейти в гостиную, мы там почти закончили.
– А как же! Освобожу помещения для труда! – пообещала Машка.
Шорох генеральной чистки и уборки ее квартиры стоял не детский, и Маше пришлось кричать, что только добавляло веселья ее настроению.
Она достала из сумки сотовый, пристроила его на столике рядом с трубкой домашнего телефона, порывшись, выудила сигареты и зажигалку.
Курильщица она была из разряда тех, кто никогда не имел тяги к этому развлечению, так, иногда разрешала себе от непомерной усталости, когда один кофе не помогал уже бороться со сном или в моменты особо острых переживаний, словом, изредка.
Или вот в разгулявшемся настроении ее новой жизни!
Что там у нее следующее по плану?
Добраться до душа, разобраться с вещами?
Нет.
Подобрать хороший ресторан, заказать ужин на дом, а дальше посмотрим!
«Совсем я обамериканилась! – радостно подумала Машка. – Интернет, доставка на дом, все, что пожелаешь!»
Улыбаясь, Машка потянулась, сложив ладони в замок, выгнувшись на стуле.
Хорошо! Все хорошо!
Спасибо тебе, Америка – свободная страна свободных граждан!
Надоумила!
Но не Америка ее надоумила, просто Мария Владимировна перевела дыхание, отдохнула и пригляделась к своей жизни.
Через два месяца после того, как она, сдав, защитив, отстояв, издав и напечатав все, что только можно и требовалось, получила профессорское звание, Мария Владимировна укатила в Америку. В Калифорнийский университет, куда ее давно звали прочитать курс лекций по древнерусской истории, что было почти ее темой – она занималась еще более древней историей Руси, вернее того, что еще не было Русью как таковой.
Юрик сразу сказал: «Езжай!» Ему для престижа это подходило необычайно – жена профессор, преподает в американском университете.
А то! Это вам не бахчи окучивать, при случае можно ввернуть коллегам и начальству: «Трудно, конечно, одному, скучаю, а куда деваться, жена преподает в Америке, она же специалист международного уровня! Перезваниваемся каждый день, но все равно очень тяжело – она там, я здесь! Вот стараюсь подольше на работе задерживаться, дома без нее неуютно». Или что-то в этом духе. Лучшей рекламы своей значимости и состоятельности не найти чиновнику.
Университет снял для Машки премиленькую квартирку, из окон которой был виден океан, величаво накатывающий волны на песчаный пляж и пальмы.
Когда ее встретили, привезли из аэропорта, разместили, вручили расписание лекций и объяснили, что у нее два дня для отдыха, адаптации, акклиматизации и бытового устройства, после которых она должна прийти на кафедру познакомиться с коллективом, представиться начальству, решить все организационные вопросы, Мария Владимировна не поверила!
Как это «два дня отдыха»? Совсем-совсем отдыха?
Так не бывает?!
И не стала она адаптироваться, акклиматизироваться и налаживать быт, а уточнив несколько раз, что действительно два дня на отдых, рухнула на огромную кровать и проспала пятнадцать часов подряд.
Первый раз за десять лет!!!
Проснулась и ни черта не смогла сообразить: где она, что с ней, в каком измерении, ночь или утро на дворе?
А сообразив, пошла на улицу бродить, смотреть на океан и ни о чем не думать.
Целый месяц Машка почти не выходила из дома – на работу, в магазин за продуктами, в прачечную, в кафешку за углом – и спать, спать, спать!
Какой пляж! Какие пальмы и песок?!
Обнаружилось, что ей не надо ничего защищать-отстаивать, печатать-сдавать, готовиться-изучать, а также: мыть, стирать-убирать, таскать пудовые сумки с продуктами, готовить еду, выслушивать снисходительные нравоучения мужа и улыбаться, пропуская их мимо сознания от нечеловеческой усталости и неспособности осмыслить какую-либо еще информацию, кроме научной, и прочая, прочая…
Мария Владимировна обожала свою работу, она читала лекции с таким увлекающим, искрометным энтузиазмом, сама получая удовольствие от того, что рассказывала, что американские студенты заслушивались и в аудитории стояла всегда звенящая тишина. Звенящая от Машиного голоса!
Впрочем, русские студенты в Москве слушали ее так же.
Она загоралась интересом, всегда погружаясь с головой в статьи или научные работы, которые писала, а здесь, в Америке, нечаянной радостью обнаружилось, что можно не торопиться, делая неспешно свою работу, и почитывать статьи в научных журналах не бегом и скопом, запоминая материал на ходу, а размеренно, без спешки, откладывая, если захотелось, на свободное время, которого оказалось целый океан, такой же, как виднеющийся из ее окон.
И спала, спала, спала!
Десять лет! Вот ей-богу – десять! Она спала по два-три часа в сутки, если повезет – четыре.
Она жила, только когда работала, и какой-то защитный механизм внутри ее отключил эмоции, осознание всего, что было не работой, не наукой. Отупела она, что ли, от перегрузок?
Месяц она приходила домой из университета, печатала немного в удовольствие, и в удовольствие же читала, и спала часов по десять-двенадцать. Вот прямо в восемь вечера ложилась и спала до утра!
А когда выспалась, наконец наверстав годы недосыпа, начала соображать.
И пошла на пляж, и плавала в океане, и поближе познакомилась с коллегами, пригласив их в уютный барчик, и повинилась – уж извините, что не сразу. Но последние годы так много работала, что высыпалась!
Да, да! Кивали они понимающе, отсвечивая белозубыми американскими улыбками.
Еще бы!
Тридцать четыре года – профессор, мировое имя, изданные книги, не счесть сколько статей, лекции, преподавание, семинары, конференции, археологические экспедиции, заслуженный авторитет, и муж, и семья, и тонкая-звонкая, как девушка.
– Вы на диете? Такая стройная и так молодо выглядите!
Да, кивала Машка, ничего не поясняя. А что им объяснишь?
– Вы занимаетесь спортом? Когда вы время находите? Как вам это удается?
Да запросто! Ни спать, ни жрать, забывая, когда ела последний раз: сегодня или уже вчера? Вечно недовольный, поучающий муж, летний «отдых» на полевых раскопках, с туалетом в степи и водой, которая скрипит песком на зубах. А для большего стимула интриги коллег, недовольных таким быстрым продвижением «выскочки», и сплетни, и завалы на защите, необоснованные, глупые, и провокации, и…
Что им объяснишь? Ну а как же – на диете! С элементами любимой вашей развлекухи – спортом, бегом за вечной молодостью!
О, мы понимаем! И прощаем задержку дружеской вечеринки по мере американской широты души.
Однажды Машка проснулась утром и осознала, что счастлива, и никак не могла понять почему, откуда это переполняющее чувство грянуло?
Крутила его, смаковала и так и эдак, ходила с ним весь день и заснула с ним, проснулась на следующий день, и пристраивала звенящую радость к своему сознанию, и улыбалась несколько дней подряд, и во сне живя с этим чувством.
А через пару дней доперла! Прочухала, слава тебе господи!
Она. Была. Сво-бод-на!!!
Давным-давно не была, с незапамятных времен, а тут вдруг стала!
Она дня три проносила это чувство в себе, смакуя, наслаждаясь, не позволяя по своей профессорской наукообразной привычке подвергать все анализу, препарируя до атомов, внедряться в это чувство и новое мироощущение себя. А когда свыклась, обжилась с ним, тогда позволила мозгам поработать.