Чужая невеста - Никольская Ева. Страница 51

– Главное, не подходи к нему, пока я не скажу, – проговорил рыжий, придерживая меня за талию на очередном повороте довольно крутой лестницы. Я не возражала, позволяя ему проявлять заботу. Рядом с ним мне было, как всегда, спокойно и почти не страшно.

Что нас ждет наверху? Огромный слетевший с катушек кот? Ерунда! Потому что я точно знаю, что «медведь» не станет рисковать моей жизнью во имя спасения какого-то керса. Или все-таки станет? Не желая давать сомнениям почву для роста, я начала расспрашивать своих спутников о том, что, собственно, произошло, а главное, в чем это что-то проявилось.

Как оказалось, ездовые коты настолько привязываются к выбранным хозяевам, что чувствуют, когда те попадают в беду или умирают. Незримая связь, установленная между животным и лэфом, рвется, и зверь начинает сходить с ума от тоски. У некоторых особей процесс протекает буйно, у других тихо, а третьи и вовсе могут выздороветь, похандрив пару недель. Но Фимар, к сожалению, оказался котом темпераментным. И, ощутив, что моего жениха больше нет среди живых, он взбесился.

«Таша нет», – мысленно повторила я озвученный в разговоре факт и вдруг отчетливо осознала, что меня он расстраивает куда меньше, чем состояние серебристого керса, за которого я искренне переживала и хотела ему помочь. Стало как-то не по себе от собственной черствости, и я, прячась от угрызений совести, снова вернулась к расспросам.

Как выяснилось, Фимар появился только этой ночью, один. Внешнюю дверь в керсарню норды не запирают, зная, что верные хозяевам коты далеко от облюбованной пещеры не отходят, а свободные предпочитают держаться выбранной стаи. Вот животное и вернулось домой, в знакомую обстановку, к своей звериной семье. Буквально рухнуло от усталости и ран, а потом начался один из самых сильных приступов безумия на памяти немолодого Сориса, который отвечал в Стортхэме за ездовых котов.

Когда местный смотритель открыл кованую решетку, отделявшую керсарню от жилой зоны, я примерно представляла, что увижу в кошачьей пещере. Но действительность оказалась даже хуже той картинки, которую нарисовало мое воображение. Мрачную темноту прохладного помещения рассеивал рыжий свет горящих факелов. В нескольких шагах от дальней стены стояли две высокие фигуры и напряженно вглядывались в самый темный угол пещеры, где, то тихо подвывая, то отчаянно взвизгивая, бился в припадке, похожем на эпилепсию, огромный грязный кот. Узнать в этой неестественно выгибающейся туше былого Фимара лично я не смогла.

Другие керсы попрятались по своим закуткам. На одной из соломенных куч, выполнявших роль кошачьих подстилок, жалобно повизгивали мохнатые малыши, прижатые к стене мамашей. Животные чувствовали близость чужого безумия и подсознательно, а может, и осознанно сторонились его. У каждого зверя был огороженный кусочек пространства с лежанкой, мисками для еды и с набором разных щеток, висящих на стене рядом с седлами. О своем ездовом коте норд заботился лично: ухаживал, чистил, чесал, кормил и просто разговаривал, периодически навещая четвероногого друга на его территории.

Хотя были, конечно, и дежурные по керсарне, таскавшие животным еду, приготовленную на кухне. Они также чистили закутки котов, у которых не было хозяев, и ухаживали за керсами, чьи владельцы временно отсутствовали.

– Йен, ты уверен? – едва слышно прошептала я, останавливаясь на приличном расстоянии от сотрясающегося в судорогах керса.

– Не уверен, – так же тихо ответил мне мужчина. – Но ты единственная, кого он пометил укусом.

– Но Скил залечил рану. – Мне было страшно и холодно, но я старалась не подавать вида, уговаривая саму себя, что если вдруг что – «медведь» защитит.

– Это не имеет значения. Фимар запомнил твой запах и вкус.

Безумный керс, почуяв присутствие новых гостей, принялся еще яростней содрогаться и завывать. Зрелище пугало. Кот бился головой о твердый пол и махал огромными лапами, с жутким скрежетом стачивая об стену когти. Два молодых парня, в одном из которых я, к своему удивлению, признала Фэба, периодически пытались подойти к несчастному зверю, но тот начинал рычать и еще неистовей лупить лапами по ни в чем не повинному камню, будто предупреждал таким образом своих потенциальных доброжелателей, что еще шаг – и точить когти он будет уже об них.

– Неужто пришла? – обернувшись к нам, спросил Фэб. В руках у него была сеть, а на поясе висел внушительных размеров клинок, который пока что оставался в ножнах, но впечатление парень производил далеко не мирное. – Силком вы ее сюда тащили, что ли? – с издевкой в голосе добавил парень.

Я не обиделась. Мне просто было не до него. Жалость к Фимке душила, требуя немедленных действий, но страх перед безумным зверем парализовывал, мешая не то что двигаться… я дышать боялась! Йен, попросив Сориса прикрыть меня, начал медленно приближаться к керсу. А я словно приросла к тому месту, на котором он меня оставил.

Осторожные шаги мужчины, грозный рык зверя… И оба парня расступаются, освобождая дорогу учителю. А я стою за спиной пожилого норда и лихорадочно вспоминаю хоть какую-нибудь молитву, потому что больше не знаю, чем помочь Йену.

Один судорожный вздох и пять ударов моего взбесившегося сердца… а потом мгновения напряженной тишины, когда глаза зверя смотрят в глаза «медведя», и вырвавшийся из груди вздох облегчения от понимания того, что керс его признал. Перестал биться, заскулил, ткнулся мордой в раскрытую ладонь Йена и снова забил хвостом, разметая в стороны грязь и солому. А рыжий, присев на корточки рядом с животным, шептал ему какие-то успокоительные слова и гладил по свалявшейся шерсти.

– Иди к нему, – шепотом сказал мне Сорис, когда рыжий ему кивнул.

И я, несмотря на то что команда поступила не лично от Йена, все равно подчинилась. Первый шаг оказался самым трудным. Остальные дались мне гораздо легче. На парней я не смотрела, проходя мимо них. На «медведя» тоже. Все мое внимание было приковано к мерцающим в темноте глазам больного животного. Когда я приблизилась, Фимар зарычал. Остановилась – и рык прекратился. В пещере вообще стало подозрительно тихо, даже мелкие котята, словно поддавшись общему настроению, перестали мяукать. Будто все, затаив дыхание, ждали, признает меня керс или нет. А он медлил. Щурил затянутые странной пеленой глаза, дергал усами и все сильнее хлестал своим длинным хвостом.

– Отходи, – приказал Йен, продолжая не столько поглаживать, сколько удерживать зверя в положении лежа. – Медленно, – добавил, не сводя напряженного взгляда с Фимки.

Я сделала всего один осторожный шаг назад – и с криком полетела куда-то в сторону, откинутая метнувшимся наперерез нордом, с траектории звериного прыжка. Последнее, что увидела прежде, чем рухнуть на колючую солому, – это как падает на спину Йен, погребенный под тяжелой тушей окончательно свихнувшегося зверя. Как бегут к ним, раскрывая сеть, вооруженные парни и безоружный Сорис.

Звук борьбы, скрежет когтей, крики, вой и чьи-то громкие проклятия… Четверо нордов на одного взбесившегося кота. Справятся ли? Ведь безумие придает силы, а керс и без того ходячая связка мускулов. Я зажмурилась, боясь пошевелиться.

«Только бы обошлось, только бы обошлось, только бы…» – словно мантру, повторяла про себя. Возня же за спиной становилась все громче, стоны болезненнее, ругань нецензурнее, а рычание злее. Мне было так страшно, что я совсем не чувствовала боли. В нос ударил запах соломы и шерсти, а в лоб ткнулся чей-то мокрый нос. Медленно подняв голову, я увидела прямо перед собой два светящихся в темноте глаза… лиловых, как и у меня.

Сзади, заставляя цепенеть от ужаса, раздалось отчаянное: «Уходит гад, держи!», затем послышался чей-то громкий стон и яростный рык сбесившегося зверя. Близко! Прямо за моей спиной. Фимар действительно признал меня своей… последней добычей на алтаре охватившего его сумасшествия. А в следующую секунду мир перевернулся. Вернее, перевернули меня, мягко откинув лапой в сторону. И из темноты просторного закутка навстречу израненному Фимару вышел огромный рыжий керс.