Тайна рукописи - Монинг Карен Мари. Страница 14

Так, приехали. Я захлопнула книгу и решила, что с меня хватит. Здесь моя доверчивость заканчивалась. Это не имело отношения к моей сестре. Ничто из прочитанного не имело к ней отношения. И объяснение такому положению вещей было лишь одно.

Иерихон Бэрронс солгал мне. И в данный момент он наверняка сидит в своем дорогом книжном магазине, одетый в костюм за пять тысяч долларов, и смеется надо мной. Он попытался сбить меня со следа, подкинув такую несусветную дрянь, что вонючая селедка, которой отбивают нюх у собак, покажется цветочками. Он попытался увести меня прочь от того, что Алина на самом деле просила найти, и вместо этого ткнул меня носом в какую-то глупую мистическую книгу о черной магии. Как и любой искусный лжец, Бэрронс четко отмерил дозу правды в свое вранье: как бы то ни было, он действительно хотел сам до этого добраться, потому и солгал мне. Удивившись моей наивности, он даже не потрудился сильно изменить то слово, которое произнесла Алина. «Ши-саду». Я повторила его по слогам, думая о том, как по-настоящему оно пишется. Возможно, между тем, что сказала на гаэльском Алина, и тем, как перекрутил для меня это слово Бэрронс, разница всего в несколько букв, которые превратят объект из области фантазий во вполне реальный, материальный предмет, и с его помощью я смогу выяснить обстоятельства смерти сестры. Если, кстати говоря, это слово вообще имеет отношение к гаэльскому, потому что это определение тоже дал Бэрронс. А я не могу доверять ни единому его слову.

Перейдя от обид к оскорблениям, он попытался запугать меня своими угрозами и требованиями покинуть страну. Ну и мои синяки тоже на его совести.

С каждой минутой я злилась все больше и больше.

Я вышла из библиотеки и зашла в магазинчик, чтобы купить некоторые нужные мелочи, потом зашагала по заполненной людьми Темпл Бар Дистрикт в направлении «Кларин-хауса». Улицы были забиты народом. Пабы сверкали огнями, и их двери были гостеприимно распахнуты, впуская посетителей и вечернюю июльскую прохладу, музыка была слышна даже на тротуарах. Всюду бродили симпатичные парни, и я несколько раз слышала восхищенный присвист мне вслед. Бывшая барменша, молодая одинокая женщина, обожающая музыку... Я привыкла к такой реакции. Это и был крайк.

И мне не было до него никакого дела.

Когда я злюсь, я часто веду мысленный диалог, – знаете, те слова, которые действительно стоило бы сказать, но которые мы забываем, лишь дойдет до дела, – и часто я настолько увлекаюсь воображаемой беседой, что совсем не замечаю, что творится вокруг.

Именно так я и оказалась у входа в магазин «Книги и сувениры Бэрронса», к которому дошла вместо «Кларин-хауса». Я не собиралась сюда приходить. Но, по-видимому, мои ноги сами привели меня к месту, которым были заняты мысли. Было двадцать минут десятого, но в крысиной петунии я видела глупое условие, поставленное мне мистером Бэрронсом.

Я остановилась перед зданием и быстро взглянула налево, на заброшенную часть города, в которой я вчера заблудилась. Четырехэтажный, облицованный новым кирпичом, деревом и камнем книжный магазин Бэрронса казался последним бастионом, отделявшим доброжелательную часть города от злобной его части. Справа от меня уличные фонари сияли теплым янтарным светом, люди перекликались, смеялись и разговаривали. Слева светилось лишь несколько лампочек, причем свет был тусклым и мерцающим, а сквозь гулкую тишину пробивались редкие удары – это ветер трепал о стену сломанные двери.

Я выбросила из головы неприятный район. У меня дело к Иерихону Бэрронсу. Знак «открыто» в окне не светился, – на двери были указаны часы работы – до восьми вечера, и внутри горели лишь тусклые лампы, однако дорогущий мотоцикл все еще стоял у магазина, на том же месте, что и вчера. Я не могла представить Фиону верхом на этом черном хромированном мачо-монстре, точно так же как не могла представить Бэрронса за рулем степенного серого «седана», разработанного для среднего класса. Таким образом, Иерихон наверняка где-то здесь, внутри.

Я сложила пальцы в кулак и загрохотала по двери. Я была в отвратном расположении духа, одураченная и преданная всеми, на кого рассчитывала в Дублине. С момента моего приезда некоторые были отстраненно-вежливыми, но никто не был приветливым, а многие вели себя непростительно грубо. И эти люди считают американцев плохими! Я подождала секунд двадцать и снова бухнула в дверь. Мама говорила, что у меня темперамент рыжеволосой. Но я знала нескольких рыжих, и мне до их характера было далеко. Просто когда мое шило в заднице начинает шевелиться, я обязана что-то сделать. Например, приехать в Дублин затем, чтобы дело Алины снова открыли.

– Бэрронс, я знаю, что ты там! Открывай! – закричала я. Несколько минут я продолжала стучать и кричать. И как только я начала думать, что его может и не оказаться внутри, из темноты слева от меня раздался глубокий голос, окрашенный нераспознаваемым акцентом, который намекал на то, что его обладатель провел много времени в странных местах. Таких, где гаремы и притоны курильщиков опиума – обыденность.

– Женщина, ты просто невероятно глупа.

Я уставилась в темноту. Через полквартала виднелось чуть более темное пятно, которое я посчитала своим собеседником. Было невозможно рассмотреть его очертания, но в том месте тьма сгущалась и казалась более плотной, чем окружающие ее тени. Кроме того, от вида этого пятна меня мороз продрал по коже. Значит, это точно он.

– Не так глупа, как ты думаешь, Бэрронс. Не такая дура, чтобы поверить в твою идиотскую историю.

– Ягненок в городе волков. Которому из них ты достанешься, хотел бы я знать?

– В пету... в задницу ягненка! Тебе меня не запугать.

– О да, поскольку ты невероятная дура.

– Я знаю, что ты мне солгал. Так что же на самом деле такое эта ши-саду?

Я не планировала повышать голос на незнакомом слове, но оно, казалось, срикошетило от окружающих зданий и прозвучало как выстрел. Из-за этого или по какой-то другой причине в ночи повисла плотная, невероятная тишина, похожая на ту, что всегда повисает в воздухе, стоит тебе сказать нечто вроде «А вы знаете, какая сука эта Джейн До?» и вдруг заметить, что Джейн До стоит неподалеку от тебя, и молчание окутывает комнату, а ты мечтаешь провалиться сквозь землю.

– Можете сразу мне сказать, поскольку я все равно не уйду без ответа.

Он оказался рядом прежде, чем я успела моргнуть. Этот человек двигался со скоростью молнии. Кстати, он стоял не там, где я предполагала. Он вынырнул из тени не более чем в трех метрах от меня и швырнул меня спиной на дверь магазина.

– Идиотка, не смей говорить о таких вещах после захода солнца!

Прижимая меня спиной к двери, Иерихон потянулся к замку.

– Я буду говорить, о чем только захо... – Я замолчала, уставившись ему за спину. То пятно тьмы, которое я поначалу приняла за его силуэт, начало двигаться. К нему присоединилось другое, немного поодаль, отделившись от стены здания на другой стороне. Эта вторая тень была невероятно высокой.

Я взглянула на противоположную часть тротуара, чтобы посмотреть, какой идиот гуляет ночью по этому ужасному району, отбрасывая тень.

Но никакого идиота там не оказалось.

Я снова взглянула на два пятна тьмы. Они приближались к нам. Быстро.

Я посмотрела на Бэрронса. Он бесстрастно взглянул на меня. Потом обернулся через плечо, окинул взглядом напугавшие меня тени.

И так же спокойно открыл дверь, толкнул меня внутрь, захлопнул дверь и закрыл ее на три засова за нашими спинами.

– Объяснитесь, – грубо сказал Иерихон, подталкивая меня вглубь комнаты, подальше от двери. Затем он повернулся ко мне спиной и начал щелкать выключателями на стене: он включал лампы одну за другой. Внутри магазина зажглись лампы в нишах, потом светильники наверху, пролет за пролетом. Снаружи холодным белым светом засияли прожекторы.

– Объясниться? Что мне объяснять? Ты объясни. Зачем ты соврал мне? Боже, я тут ничего не понимаю! Алина говорила так, словно Дублин – это невероятно прекрасный город с милыми приветливыми людьми, где все хорошо... Ни одного приятного человека мне не встретилось, и все просто отвратительно! И я клянусь, что следующий идиот, который посоветует мне отправляться домой, получит от меня по морде!