Глупышка - Чиркова Вера Андреевна. Страница 54

Стало быть, речь идет все же о Герте, и тогда она может ответить чуть откровеннее. Но по-прежнему не заглядывая в будущее.

– Да, получил.

– Надеюсь, он постарается не ошибиться с выбором, – внезапно закончила разговор монахиня, и Эста снова невольно мягко улыбнулась.

Такое уж сердце у их строгой и придирчивой настоятельницы, что начинает болеть за каждую глупышку или кокетку, едва та выходит из ворот монастыря. Наверное, оттого, что слишком много сил и душевного тепла вкладывает матушка, чтобы отогреть и вылечить одинокие, искореженные и потерянные души пришедших к Тишине девочек и женщин.

– Я ему помогу, – теперь уже тихоня бросала загадку, ничуть не сомневаясь, что матушка так же легко найдет ответ.

– Надеюсь, – коротко усмехнулась та и подложила под щеку подушечку, показывая, что намерена подремать.

Эста тоже устроилась на сиденье поудобнее, до поместья добираться почти три часа, и можно обдумать все, что случилось за эти дни.

А также все, что не произошло, но вполне могло бы, хотя сестры Тишины и не любят пустых домыслов. И еще попытаться хоть немного представить себе предстоящее свидание с отцом. Несмотря на то что со дня знаменательной встречи с ним прошло почти двенадцать лет, тот день Эста помнит так отчетливо, словно это было несколько дней назад. Слишком часто вызывала в памяти и довольную полупьяную рожу в один миг ставшего чужим человека, и помертвелое лицо матери, и боль, которая резанула сердце безысходностью и невозможностью хоть что-то изменить. И все эти годы Эста тщательно скрывала свои истинные чувства к нему, видя, что они ранят и обижают мать.

А ее матушка так очевидно страдала от его хоть и невольного, но предательства, что не углядела, как при упоминании об отце каменеет лицо дочери. Заметила это настоятельница и несколько раз затевала с девушкой разговор на эту тему, рассказывая подобные случаи и призывая встать хоть на миг на его место. Однако юной сестре Тишины было трудно встать на место взрослого мужчины, и тайное сомнение в том, что можно забыть любимую жену и детей, не давало ей простить наказанного окончательно. Тогда Лэни просто отложила этот вопрос, занесла его в разряд тех, какие не хочется или неприятно обдумывать и вообще вспоминать. А вот теперь он вернулся, и хотя Лэни давно стала Эстой, повзрослела и давно поняла, что нельзя судить людей по собственным меркам, если не знаешь всех причин и обстоятельств их поступков, но представить себе, как первый раз взглянет в глаза отца, пока не могла.

– Твое сердце в клетке, – невесомо вздохнул вдруг Алн, и тихоня взглянула на него с искренним изумлением.

Ну да, как раз в этот момент она думала про то, что благодаря учителям и постоянным тренировкам отлично умеет владеть своим лицом и голосом и сумеет не выдать при первой встрече ни презрения, ни отчуждения. Но вот оставаться жить в родном замке, если придется все время ходить с такой невидимой маской на лице, вряд ли захочет.

– Так спокойнее, – попыталась она отшутиться, но полуэльф шутки не принял.

– Так легче, но можно просмотреть… главное.

– Алн, – не согласиться с ним Эста не могла, но обсуждать это не желала, – никто не знает, почему вы уходите из родных лесов, покидаете милую сердцу долину Эмаельгейл… это какая-то страшная тайна?

– Да, – не сразу ответил он, – все тайны сердца самые страшные. Особенно те, что хранят боль.

– Значит, вы уходите, когда случается что-либо тяжелое, чего вы не в силах перенести, – перевела его слова мгновенно «проснувшаяся» настоятельница. – Извини, мы не предполагали…

– Прости, – эхом отозвалась Эста, – я не хотела напоминать.

– Забыть невозможно, – качнул головой Алн, и белые волосы рассыпались по его груди, – если знаешь, что мог шагнуть по-другому.

– Ох, Святая Тишина, – горестно выдохнула Тмирна, – значит, и у вас бывают ошибки. А все говорят: мудрые, древние…

– Когда человек или эльф становится мудрым, – так же грустно произнес полукровка, – поздно совершать ошибки.

Он демонстративно надвинул на голову капюшон и отвернулся к окну, оставив монахинь в полной тишине искать в своих словах второй и третий смыслы, без которых, как всем известно, эльфы ничего не изрекают.

Хотя возможно, это заявляют те, кто не нашел и первого.

Глава 32

К тому времени, как небольшой отряд после тщательной проверки и соблюдения всех предписанных Олтерном правил въехал в ворота поместья, давно наступило время обеда, и Эста уже потихоньку сжевала несколько орешков и сушеных вишен, выданных им с Алном матушкой. Но тем не менее от горячего супа и порции жаркого определенно бы не отказалась, хотя и знала, что сначала Тмирна обязательно займется делом.

Не для того они столько тряслись в карете, чтобы сразу бежать к столу.

Башен у внушительного трехэтажного здания было не менее пяти, но Олтерн повел своих спутников к самой дальней, пристроенной к углу дома над крутым безлесным склоном высокого холма.

Змей рассмотрел это, шагая следом за Олтерном и монашками по узкой каменной лестнице, спиралью взбегающей наверх по внутренней стороне толстой стены. В круглой неприступной башне было несколько этажей, и преступница содержалась на третьем и четвертом.

А просторные помещения первого и второго, отделенные от лестницы чередой мощных колонн, занимали стражники. Внизу стоял длинный стол, и за ним человек шесть в форме заканчивали трапезу, выше было несколько лежанок и стульев для отдыха, перед входом стояли двое постовых.

Здесь проверка была еще кропотливее, но в конце концов начальник караула достал свой ключ, а Олтерн свой, и они одновременно отперли два замка.

– А как к ней входят каждый день, если ключ у вас? – едва оказавшись в первой комнате, любознательно поинтересовалась Тмирна.

– К ней никто не входит, – холодно отрезал Олтерн, – еду и чистую одежду сюда спускают через люк с пятого этажа, там еще один пост. А служанки ей не положено. Зато дают книги.

– Представляю, какая она образованная, – фыркнула, словно только для себя Эста, рассматривая слой пыли на полу, и громче добавила, – и грязная.

– Странно, – нахмурился герцог, – обычно Зоралда содержала свои помещения в чистоте.

– Я пойду первой, – непреклонно распорядилась настоятельница и ринулась вперед.

Змей устремился за ней и тут же с досадой обнаружил, что Эста сумела его обогнать. Ловить глупышку или хотя бы отодвигать с дороги граф поостерегся, памятуя об ее тайном арсенале, но отставать не пожелал и так и бежал по лестнице в спальню пленницы почти вплотную с легко летевшей по ступенькам монашкой.

– Святая Тишина, – обронила матушка, едва распахнув дверь, и в этот момент Дагорд умудрился протиснуться вперед.

И с первого взгляда понял, что именно так потрясло монахиню.

Существо, сидевшее за столом и с хрустом грызущее кость, никак нельзя было назвать женой герцога. Оно даже женщиной не могло быть, потому что вообще оказалось не человеком. Так сразу граф не смог определить, что за нечисть находится перед ним, потому что видел только серо-зеленую морду в обрамлении засаленных кружев чепца и когтистые лапы. Зато тотчас сообразил, что тварь эта опасная и ее лучше убить не медля, такие клыки и когти могут оказаться смертельно ядовитыми.

Змей решительно оттеснил монашек к двери и, достав длинный кинжал, крадучись, направился к столу, присматривая по пути, какой стул можно схватить и использовать вместо щита. Олтерн попытался было последовать за ним, но в него вцепилась настоятельница, успевшая перед этим что-то неслышно шепнуть ученице, немедленно двинувшейся вперед вслед за графом.

Однако, как вскоре выяснилось, у нечисти тоже был приготовлен свой собственный план. Тварь стремительно соскочила со стула и швырнула в Дагорда сначала костью, которую он ловко отбил в сторону, а потом чем-то блестящим. Змей резко ударил по летевшему в него предмету ребром левой ладони, раздался еле слышный хруст, и, едва расслышав его, Эста успела метнуться к графу и ухватить его за пояс.