Прогулки по крышам - Колесова Наталья Валенидовна. Страница 40

– Забыл.

Агата кивнула. Прижав к груди колени, уткнулась в них подбородком.

Келдыш продолжал смотреть на солнце.

– Я чувствую ее. Магию. Ее стало гораздо больше. Везде.

Она рассеялась. Растворилась в мире, добавив краскам яркости, темноты – тьме, света – свету. Волшебства – снам. Веселья – смеху. Звучности – музыке. Почему получилось именно так, Агата понятия не имела. И даже не хотела понимать.

Келдыш огляделся. Народу на балконе прибывало, но он все равно увидел лемовцев. Раздраженно махнул рукой:

– Убирайтесь! И без вас еще мне секир-башка… Пойдемте отсюда, Мортимер, пока музейные работники не начали требовать с нас объяснений. Вы в состоянии подняться?

Агата ухватилась за протянутую руку. Держа ее за локоть, Келдыш наклонился, деловито отряхивая ее джинсы. Пару раз шлепнул очень чувствительно.

– Ой! – сказала Агата, отстраняясь.

– Больше никаких прыжков вниз, в сторону, вверх, куда угодно, понятно?

– Шаг влево, шаг вправо считается побегом, прыжок на месте – провокация? – подсказала Агата.

– Именно, – подтвердил Келдыш. – Я слишком стар для таких развлечений… даже не сообразил, что магия не может принести вам никакого вреда.

– А, да, – вспомнила Агата. Виновато стянула с пальца потускневшее кольцо. – Я, наверное, его испортила… извините. Я не хотела.

Келдыш оглядел кольцо, вздохнул. Агата смотрела испуганно.

– Что, придется заказывать новый кристаллизатор, да?

– Скорее всего, – сухо отозвался Келдыш.

Агата осторожно погладила кольцо.

– Я не хотела. Теперь… все кончилось, да?

– Кончилось? – повторил Келдыш странным тоном.

– Ну… магии же больше нет? В смысле – Котла?

Келдыш молчал. Смотрел на нее. Агата таращилась вопросительно. Келдыш медленно, плотно закрыл глаза. Медленно открыл.

– Мортимер. Как вы себя чувствуете?

– А что?

– Как?!

Все еще держась за его руку, Агата серьезно прислушалась к себе. Сказала неуверенно:

– Ну… в ушах звенит. От тишины, наверно. Котел же теперь молчит.

– Еще?

Еще гудели ноги, точно она прошла невесть сколько километров. И тело гудело, как кабель, сквозь который пропустили ток. И что-то было с глазами. Агата сдвинула и вновь надела очки. Поморгала. Воздух прочерчивали золотистые и голубоватые линии, которые исчезали, едва она к ним начинала приглядываться. Агата посмотрела на их сцепленные руки. Рука Келдыша светилась неровным красноватым светом, ее – уверенным белым. Агата зажмурилась и широко открыла глаза. Цвет пропал. И его, и ее рука были просто пыльными. У Келдыша – еще и ободранной. Он-то как здесь оказался так быстро? Случайно, не прыгнул следом?

Агата ответила полным предложением – как на уроке иностранного языка:

– Я чувствую себя странно.

– Странно, – повторил Келдыш.

Она не поняла. Еще не поняла. Что будет делать, когда поймет? Он и сам не знал – как реагировать. Хотелось закинуть голову и смеяться.

Форменная истерика.

Они боялись одного, а получили совершенно другое. Котла теперь нет, зато есть Агата. Агата Мортимер.

Марина все-таки своего добилась – хоть и через долгие годы…

Шрюдер мне голову снимет, повторил он про себя. И понял, что ему все равно. Ему сейчас все равно даже, останется он Ловцом или нет. Вообще все равно – кроме чуда, стоявшего от него в полушаге.

– Идемте? – предложила Агата. Отпустила его руку и пошла сама – оглядываясь, пожимая плечами и разводя руками – маленькая фигурка в огромном серо-черном котловане, впервые за много лет увидевшем солнце.

Келдыш разжал пальцы.

По кольцу вновь бежала золотая змейка…

Часть вторая

Кобуци

Я их предупреждала.

Я их честно предупреждала. Не надо было им брать меня с собой. Не надо было идти туда.

…Я прошла за ночь гораздо меньше, чем рассчитывала. Пришлось, скрываясь от проклятого солнца, забиваться под деревья, в заросли высокого папоротника. Меня трясло, тошнило, зрение мучительно искажало все вокруг, и, когда надо мной склонились люди в пятнистой форме, показалось – это просто очередная галлюцинация, наведенная воспаленным мозгом.

– Гляди-ка…

– Живая?

– Шевелится…

– Эй, подруга, что с тобой?

– Вся трясется.

– Отойди на всякий случай, может, зараза какая…

– Эй, Док, тут по твоей части!

– Осмотрите все вокруг, вдруг здесь еще кто.

– Худая какая…

Щурясь, я смотрела на кружащиеся надо мной лица. Сильная рука сжала запястье, нащупывая пульс. Не нашла. Человек чертыхнулся. Второй присел рядом на корточки.

– Ну, что тут у нас?

– А тут у нас местное население, – сказал первый. Щелкнула резина – человек деловито натягивал на руки перчатки. Пальцами развел мне веки. Из глаз немедленно потекли жгучие слезы.

– Светобоязнь, – констатировал Док. – Пульс слабый, нитевидный. Температура тела понижена. Бледность кожных покровов. Признаки недоедания налицо.

– Странно, что они вообще находят, что пожрать, – буркнул второй. Пальцы Дока полезли мне в рот.

– Скажи дяденьке «а-а-а»! – скомандовал он, светя в рот крохотным фонариком. – Зев, слава богу, чистый, но лучше все-таки всем принять таблеточку.

– Таблеточку! – передразнил второй. – У меня вся задница распухла от твоих прививок, а ты еще «колесами» нас будешь пичкать!

– Ну тогда микстурку, – предложил Док сладко, – или порошочек.

– Тьфу на тебя! С этой что будем делать?

Сквозь щелки опухших век я видела, как Док повел широкими плечами. Все они были широкими, плотными.

Полнокровными.

– Ты командир, тебе решать. Можно оставить ее подыхать здесь. А можно прихватить с собой. Тут уже рукой подать. Посмотри на нее. Вряд ли она могла выжить в одиночку.

– Н-не-э… – выдавила я, стуча зубами.

Оба склонились ниже.

– О, еще и говорить умеет! Что «не», болезная ты наша? Ты здесь одна?

Я вцепилась в чей-то рукав.

– Н-не бери… не-ет…

Солдаты озадаченно переглянулись.

– В смысле – «дайте спокойно сдохнуть»?

– Н-нет… я н-не…

– Носилки давай! – крикнули над моей головой. Командир пружинисто поднялся. Док сидел на пятках, оглядываясь и насвистывая. Потом неожиданно быстро наклонился, разводя пальцами мои губы. Склонил голову, разглядывая так и эдак – я едва не показала ему язык. Свист стал громче. Солдат взглянул мне в глаза…

– Док, вот носилки!

Он отдернул руку. Зачем-то похлопал меня по щеке жесткой ладонью, бормоча: «Ха-ар-рошая девочка!»

– Лечить будешь?

– Не от чего ее лечить. Подкормить бы. Ну, давай, на раз – взяли!

– И взять-то нечего…

Солнце плескалось меж верхушек деревьев. Я, жмурясь, пыталась натянуть на лицо воротник. Военные двигались бесшумно, как будто сквозь кусты и деревья. Я так ходить не умела.

Раньше.

Поляна. Я уже поняла, что они идут по моим следам. Возвращают меня обратно. Зря они это делали.

Зря…

Солнце давно перевалило зенит, но я сжалась, предчувствуя удар. Тут Док, обгоняя носилки, накинул на меня куртку. Сразу стало душно, но я с благодарностью свернулась под ней, пряча лицо и голые руки.

Дура, думала я, дура! Ты думала, что сумеешь уйти?

Или это думала уже не я…

Солдаты громко топали по дому, подымая тучу пыли и обмениваясь впечатлениями. Дом был большим, двухэтажным, заброшенным. А когда-то он, как и разрушенные теперь корпуса лабораторий, был полон людей: живых, здоровых, теплых людей. Даже я это помню, хотя память моя понемногу превращается в серую зыбкую паутину, в которой бьются маленькие яркие мухи-картинки…