Стая (СИ) - Сергеева Оксана. Страница 36
— Хорошо, так и быть. Загадывай желание. Но только в рамках приличия.
— У всех рамки приличия разные. В твою непорочность мне почему-то не верится, — ехидно сказала. — Ну да ладно… — отложила листок. — Думаешь отделаться парой щелбанов? Не выйдет. Как придумаю, скажу. Предупреждаю, срока давности твой проигрыш не имеет.
— Даже отыграться не дашь?
— Ни за что!
— Кошмар какой. Ужас просто.
— Угу, гестапо, — самодовольно ухмыляясь, вторила она.
— Какая ты оказывается, Юля-Юлечка-Юляшка… Опасный ты человек… — вкладывая иронию в слова, шутливо говорил он.
— Вот так-то. Будешь знать, как со мной иметь дело.
— А с виду такая «ромашка», — покачал головой.
— После такой игры мне определенно требуется подкрепиться. Пойду чайку поставлю, думаю, скоро родители подъедут, — Юля соскочила с места и щелкнула кнопку включения на электрическом чайнике.
— А куда поехали, не знаешь? Сергей Владимирович даже Костю не взял с собой.
— Наверное, на озеро. Здесь летом хорошо, красиво. Зимой тоже, но дороги заметает, чистят через раз, да и народ разъезжается, становится глухо и безлюдно. Но мне нравится. Как-то все таинственно. И на лыжах кататься одно удовольствие. Кажется, никого в мире кроме тебя нет, — болтала она, заглядывая в буфет в поисках сладостей.
— Все зависит от настроения. Бывает и при солнечной погоде жизнь ни мила, а иногда и в дождь веселуха. Твое восприятие только от тебя зависит.
— В этой ситуации или вообще? — Принялась осматривать содержимое холодильника.
Денис остался сидеть на диване, невольно задержав взгляд на Юле.
— В общем.
— Привет, картежники, — появилась Наталья.
— Мамуля, привет. Я как раз чай поставила. Вы проголодались наверное?
— Скоро ужинать будем, — улыбнулась женщина. В глазах ее светились искры счастья. Юлька заулыбалась в ответ, заметив выражение лица матери. Кажется, они понимали друг друга без слов.
Вошел Костя и подал знак Денису, чтобы тот вышел на улицу.
Не задерживаясь, только захватив тонкую кожаную куртку, Шаурин последовал за мужчиной. У дома его ждал Сергей Владимирович.
— Нравится тебе здесь? — спросил Монахов и двинулся по дорожке, ведущей к беседке.
— Да. — Денис поравнялся с ним, на ходу застегивая молнию под горло, и они медленно зашагали вперед, отдаляясь от дома. — Красивое место, природа, воздух. И дом мне понравился. Уютный, что ли.
Монахов сцепил руки за спиной. На короткий момент остановился, оглядываясь, потом пошел дальше. Одет он был в серый шерстяной пиджак и черную водолазку.
— Я в деревне вырос. Вот и тянет меня к земле. Не люблю я квартиры городские, душно в них, без воздуха, как удавка на шее. Мне земля роднее. Люблю под ногами ее чувствовать. Так, чтобы выйти во двор, сигарету выкурить и чтобы не висеть на балконе, а подумать посидеть. Мы, Денис, не с небес спустились, а на земле выросли. Туда все и уйдем в свое время.
— Рановато Вам, Сергей Владимирович, еще о свете в конце туннеля говорить. — Не пожалел, что набросил куртку. Ветер хоть и небольшой был, но ледяной. Набегал редкими порывами. Но это только на открытом месте. Между деревьев тихо было.
— У каждой твари на земле свой срок отмерен, — философски заметил Монахов.
— Не думал, что вы такой фаталист.
— Со временем пришло. В меня, Денис, четыре раза стреляли. А я вот видишь, стою перед тобой жив — здоров. — Остановился и посмотрел на Шаурина с усмешкой. А взгляд все равно тяжелый был, пронизывающий.
Они подошли ближе к забору. За ним слышался громкий лай собаки. Монахов остановился, прислушался. Задумался, будто вспомнил что-то.
— Дочь обижается на меня, что я Лорда не разрешаю выпускать, — вдруг резко сменил он тему. — Считает, что я издеваюсь над собакой, обвиняет в бездушие. Ты тоже так считаешь?
— Я не знаю причин, по которым вы придерживаетесь таких правил.
— Когда я еще пацаном был, у меня тоже собака имелась. Обычная дворняга. Здоровый был пес, гладкий, палевого цвета с белым галстуком. На ротвейлера похожий и мордой, и комплекцией. Злой, яростный. На цепи его всегда держали. Никого во двор не пускал, на всех бросался. А ночью выл зараза, просился побегать. Да так жалостливо и пронзительно, что я спать ночами не мог. Как Юльке Лорда, так и мне моего Байкала было жалко. — Они уже свернули с асфальтированной дорожки и ступили на мягкий травяной покров. Монахов оторвал взгляд от земли и посмотрел туда, где наверху в мохнатых ветках носились белки. Потом продолжил: — Стал выпускать его ночью. А ему забор штакетный перемахнуть ничего не стоило. Сиганет и носится по деревне, народ пугает. Набегается вволю и возвращается под утро. Правда, за двором никогда никого не трогал. Однажды не вернулся. Пропал. Долго искали, так и не нашли. А потом уже гораздо позже я случайно узнал, как все вышло. Мужики пьяные рассказали, как изловили его, далеко за деревню вывезли… Из ружей палили картечью… И убить не могли. Не могли, понимаешь. Он два километра простреленный, прошитый насквозь как бешеный бежал кровью истекая. Домой бежал. А потом полз. Я до сих пор его глаза помню. — Голос у мужчины не дрогнул, но в словах чувствовалось неравнодушие. Можно сказать, скорбь. — Вот так. С тех пор у меня такие правила.
Денис помолчал некоторое время. Сунул руки в карманы куртки, нащупал сигареты, но закуривать не стал.
— Так может этого просто по-другому воспитывать. Отпускать ненадолго, чтобы привыкал. Чтобы с ума на цепи не сходил. Он и послушнее будет. А так и этот сорвется.
— Может быть. Лорд теперь Юлин пес, она его приручила, она его и балует. Он скоро меня вообще перестанет воспринимать.
— Нет, собаки силу чувствуют.
— Силу да. Но предан он только ей. Она два дня здесь, а он там два дня не жрет. Что мне с этим делать?
Несколько минут назад сказал девочке, что восприятие любой ситуации зависит только от самого человека и его желания. Но сам до сих пор не мог определиться со своими эмоциями и чувствами в отношении Монахова. И Юлию как его дочь не воспринимал. Юля была просто Юлей — той маленькой семилетней девочкой с расширившимися от страха глазами. Хотя невозможно не заметить, как она изменилась и повзрослела. Но для Шаурина она «девочка из прошлого», которая напоминала ему о реальности. И внутри себя странно было соотносить ее с отцом.
— Мне кажется, что стоит отдать ей этого пса. Пусть Юля сама им занимается. Раз он ее слушает, так пусть она его воспитывает. У собаки должен быть один хозяин. Она одному только может быть предана. Если уж Лорд так ее слушается, то разрешите ей самой решать, что с ним делать. И Лорд у вас не такой уж безнадежный, дрессированный как надо. Если бы не так, я бы давно уже на небесах был.
Монахов усмехнулся. Подобие улыбки на лице быстро сменилось сосредоточенностью.
— Ладно, посмотрим. Как-то мы с тобой не туда свернули. Я о другом хотел спросить. Как парни себя ведут? Что нового? Видишь, какая заваруха пошла. Мне сейчас люди нужны. Коммерсы начинающие под крышу просятся. Ну, это мелочи. Ты присмотрись хорошо. А то как-то все мутно. Мне крепкий костяк нужен. Ты понимаешь, о чем я.
— Понимаю. Вы хотите иметь четко управляемую группу людей. Все верно. У них есть один мощный стимул к организации. Или два.
— Продолжай.
— Жажда быстрой наживы и страх смерти. Даже я затрудняюсь сказать, что из этого сильнее.
— И?.. Ты развивай мысль, — подтолкнул Монахов.
— Откровенно.
— Вполне.
Шаурин сделал паузу, подбирая правильные слова.
— А зачем вам одна группа? Одна большая группа зависимых друг от друга людей. Которые варятся в одном котле и под одним соусом. Все одинаковой степени готовности.
— Обоснуй.
— Бить одну большую, или двадцать маленьких. Количество, конечно, для эффекта утрирую. Одна группа — карточный домик. Вытащи карту и все рухнет. Снизу ты ее дернешь, или сверху, в сущности, результат один. Так что, если все же получится, что кого-то из наших подтянет нам обоим хорошо известная организация, так или иначе волны пойдут. И немаленькие. Они уже пошли. Небольшие группы — как соты. Ячейки. Развалилась одна — не страшно. Система все равно останется целой. Нужно только восстановить недостающий элемент. Иными словами, утверждение, что веник легче сломать по одной тростинке в данном случае не работает. В общем и целом, картина такая. Масштабно, но примерно вот так.