Игры олигархов - Витич Райдо. Страница 17

- Потому что она виноват, она ее оставила! Это ясно, ясно!

- Ладно, я в туалет пойду, а ты нет, я там утоплюсь - ты виновата будешь, - проворчала Гнездевич. - Нашла крайнюю.

- Суть-то страшнее, девочки, - поежилась Инна. - Я вчера со следователем беседовала. Выяснилось, что третий случай у них такой за год. Был человек и нет - исчез. Потом находятся черт знает где, ничего сказать не могут, улик никаких, свидетелей тоже, а картина преступления одна.

- Это что, маньяки, что ли объявились?

- Бог его знает.

- Рядом с институтом?

- Жуть!

- А куда милиция смотрит?

- Куда придется.

- Говорит же - свидетелей ноль и потерпевшие молчат. Значит

"глухарь".

- Но это же не правильно!

- У меня предложение, давайте свое расследование проведем, - влезла Люба.

- Как? - сердито глянула на нее Марина. - У нас один свидетель

- вон, - кивнула на Ярославу.

- Да не видела я ничего!! - закричала девушка, сорвавшись.

- А чего тогда истеришь? Чего нервничаешь? С Ларкой даже видеться не захотела - убежала. Значит, чуешь свою вину!

- Да пошла ты, Васнецова, знаешь куда?!

- Сама туда иди, а еще лучше, куда Ларису отправила!

- Ну, что вы делаете?! - всхлипнула Люба. - Это же невыносимо!

Ярослава схватила сумку, конспекты и ушла наверх, села за пустующий стол.

Подругам это очень не понравилось и они не подошли к ней до конца занятий, и в кафе, как обычно не потянули.

В цель Люба попала - невыносимо.

Ярослава все больше хотела просто скончаться.

Домой вернулась, надеясь, что появиться Гриша, но его будто вовсе в ее жизни не было.

Она посидела на скамейке, вспоминая прошедшие дни, те злосчастные выходные, и все сильнее понимала Марину. Все больше сживалась с виной и ненавистью к себе. Она ведь поняла, что что-то не так сразу, еще в кафе тогда, но отмахнулась. И вечером - отмахнулась, ночью забыла, в субботу не вспомнила, внимания даже не обратила, что

Лариса на занятия не пришла.

А если бы тогда, у "Робинзона" она забила тревогу? Если бы позвонила в милицию? Если бы подняла подруг, Диму, родителей Ларисы?

Наверное, нет, наверняка, она бы был спасена. Ее бы нашли, объявили бы операцию "перехват" и взяли маньяков с поличным.

Нет, ерунда. Кого бы милиция ловила? Они в воскресенье, через два дня после пропажи заявление от родителей не приняли, а Ярославу в пятницу просто бы послали.

А если бы нет?

Девушка качнула головой и пошла домой. Закинула конспекты на диван, послонялась, постояла у холодильника и, узрев торт, который так и стоял не открытым, решительно вытащила его. Сунула в пакет, присовокупила бананы и решительно двинулась в больницу к подруге.

Кто бы, что не говорил, чтобы не думал, как бы Ярослава себя не чувствовала, а дружбу никто не отнимал и долг подруги остается долгом подруги.

В больнице, у палаты ее перехватил мужчина в гражданском, с накинутом на плечи халате. Показал корочки, спросил, кто такая и, увлек в какой-то кабинет, где долго и нудно выспрашивал и выпытывал что да как. Ярослав терпеливо отвечала, в тысячный раз пересказывая произошедшее в пятницу.

Расстались они с обоюдным недовольством. В его девушка узрела продолжение обвинений Марины, а он в ее - неверие в возможности доблестной милиции.

В палату к Ларисе Ярослава попала изрядно вымотанной.

Всучила матери пакет с передачкой и долго сидела у постели подруги, мысленно винясь перед ней за себя и весь род людской.

Тяжело было в палате, тяжело было смотреть на подругу, тяжело было на душе.

Девушка смотрела на руки Ларисы, видела красные полосы на запястьях и все гнала мысль, откуда они могли взяться. И подбирала слова утешения, успокоения, но так и не нашла тех, что могли бы действительно успокоить и утешить.

Лариса же спала. Она не видела ничего, не слышала. В палате говорила лишь ее мама, жалким, жарким шепотом отчаявшейся, испуганной за жизнь ребенка женщины выдавались все страхи, вся боль и беда, что обрушилась на их семью.

- Юрочка-то с валидолом ходит. Сердце прихватило, не отпускает… Ларису оперировали, говорят, выживет, а вот с психикой не знают что будет. Врач сказал, что не исключаются потом акты суицида, ну, что может руки на себя наложить и надо следить за ней, курс психокоррекции провести, найти хорошего психолога. Предлагают в психатрическую больницу потом отправить на лечение. Курс - месяц.

Что с учебой будет? Да что я, какая учеба?… Господи, Ярослава, что же твориться? Как же это? Что ж вы разошлись тогда? Не надо было тебе уходить, оставлять ее… Прости, я не со зла. Дима на тебя…

Его понять тоже можно. Какого парню узнать, что такое с его девушкой? У них же серьезно было. А теперь что? Не приходит.

- Еще придет, - тихо сказала девушка.

- Думаешь?

- Конечно. В себя придет и появится. Лариса как раз тоже… - вздохнула. - Пойду я.

- Да. Но ты приходи. Вы же с Ларочкой подруги не разлей вода. Ей сейчас важно, чтобы вместе были, чтобы как всегда. Ты не бросай ее.

- Не брошу. До свидания.

И поспешила выйти. Побрела по коридорам, потом по темному городу.

Еще один день прошел. Лариса его не заметила - его будто и не было для нее. Но и для Ярославы тоже. Они словно вместе провалились в какую-то яму и никак не могли выбраться.

С того дня отношения с подругами в институте стали портиться все больше. То ли Марина свою роль сыграла, то ли на Ярославу напавшая апатия дурно повлияла, только не было уже тех откровений и доверия, что были раньше между подругами. Даже этот маленький кружок разбился на мелкие осколки: Инна и Света, Марина и Люба, и Ярослава - одна.

Гриша тоже с того дня, как поссорились ни разу не появился, не позвонил.

Девушка часто брала телефон в желании позвонить самой, но то не знала, что сказать, то была неуверенна - надо ли, то гордость верх брала и телефон возвращался в сумку или на тумбочку.

Жизнь текла, как песок меж пальцев, а куда и зачем было неясно.

Все как-то посерело, потеряло смысл и как Ярослава не барахталась, не пыталась вытащить себя за волосы из трясины депрессии, как барон

Мюнхаузен из болота - не получалось.

Лешинский ждал звонка, но прошла неделя, пошла вторая, и к субботе он понял - не дождется.

Положенное перед ним Боксером досье на Суздалеву было хлипким и мало информативным. Родилась, училась, уехала. Ничего интересного, разве что два приметных факта - первая любовь, бурная и бунтарская, резко вспыхнувшая, потрясшая родителей влюбленных и закончившаяся как большинство подобных увлечений - ничем. Парень мило махнул ручкой своей "любимой", найдя следующую "любимую". У Ярославы сделать тоже самое не получилось.

Второй факт - ее кровь. Леший не ошибся, мать Ярославы была урожденная фон Клейвен, отпрыск обрусевшего и обнищавшего рода некогда близкого к Ганноверской династии.

Алекс захлопнул папочку и уставился на Виталия. Тот как обычно спокойно стоял и ждал дальнейших указания. Одно было не так - взгляд. Он не был бесстрастным и спокойным, в нем что-то пряталось от хозяина.

- Что-то не так?

Боксер изучил монограмму на стене над головой Лешинского и открыл рот:

- Ее подруга вряд ли восстановится.

Тааак, - Леший откинулся на спинку кресла и повертел по столу папку с досье. Уж не решил ли его начальник охраны преподнести ему сюрприз?

- Дальше?

- Еще одну из их компании пасут.

"Мне удивиться? Может он удивляется?" - уставился на мужчину.

- Решил вступиться? А ты кто?

- Никто.

"Хорошо хоть это понимает", - одарил его недовольным взглядом. И все же интересно, с чего вдруг Виталий решил подать голос и высказать свое мнение? Уж не намек это на бунт? С чего?

- Что-то новое для тебя?

- Конфликт с совестью.

- Ааа. Я прибавлю тебе жалование. Проблема исчерпана?