Черный Янгар - Демина Карина. Страница 13

Его невеста юна.

И стройна, как молодая осина. Даже во сне она прикрывает ладонями грудь, словно смущается его взгляда. Ее бедра округлы, а ноги сильны, и Янгар нежно касается розовой ступни…

Глава 8

Связанные нити

Всполохи огня скользили по стенам. Алый гранит. Черный обсидиан. Золотые жилы швами. Светильники из бронзы. Живое пламя, отраженное в чаше бассейна. Шелковая гладь воды, расшитая живым подземным жемчугом. Каменное ложе и груды мехов.

Я лежу, разглядываю потолок, и в белых слюдяных наплывах мне видятся застывшие лица.

Наблюдатели?

Или те, кто дерзнул некогда оскорбить богиню и остался в ее подземельях навек. Страшная участь.

Я лежу. Сжимаю в кулаке зеленый камушек, кляня себя за глупость. Следовало взять цепочку, или перстень, или что угодно, но из украшений, достойных Янгара Черного.

Время тянется, медленное, вязкое, в разбавленной пламенем темноте.

Я сама не заметила, как задремала. И разбудило меня прикосновение.

– Тише, – чьи-то сухие губы царапнули щеку. – Не бойся.

Чьи-то пальцы расплели косы. Чья-то рука легла на мой живот, не позволяя отстраниться. И сама я опиралась на кого-то большого, горячего.

– Я не причиню тебе вреда, – пообещал Черный Янгар. Впрочем, здесь и сейчас он не был Клинком Ветра, но лишь мужчиной, который желал связать свою судьбу с женщиной.

Остальное для слепой Кеннике не имело значения.

Но я… Я должна была сказать правду.

Кому?

Для чего?

Уже сплетаются нити наших жизней.

Нехорошо новый дом на лжи строить.

Но не выйдет ли так, что правда меня же ранит?

Я скажу.

Правду.

Вот сейчас повернусь к нему и скажу.

– Посмотри на меня, пожалуйста. – Пальцы Янгара гладили шею, стирая охряных змей. Он не приказывал – просил, и я подчинилась.

Не сказала.

Хотела ведь, но… не нашла правильных слов.

Черный Янгар и вправду был черен. В первый миг я не поняла, что виной тому – краска, покрывающая его лицо, шею и грудь. От нижней губы начиналась алая полоса, которая дважды обвивала шею и спускалась на плечи Янгара, где расцветали желтые спирали.

– Обычай, – сказал он, словно извиняясь.

Черный – цвет Пехто, хозяина подземного мира. И это верно – многих отправил Янгар к берегам Черноречки.

Алый – цвет Маркку, владетеля битвы. И это тоже верно, все знают, что нет воина искуснее, нежели Янгар.

Желтый… Ламиике?

Светлокосая прекрасноликая дева распростерла над Янгаром соломенные крылья? У него и сердца-то нет… говорят.

Я разглядывала его жадно и, пожалуй, впервые не стеснялась своего любопытства.

Не похож на отца. И на братьев. И на того конюха, который с бородой и лукавыми глазами.

Янгхаар Каапо невысок и жилист. Черты лица его остры, и краска не сгладила их резкости. Высокие скулы. И нос крупный, клювом, вот только ломан был не единожды, и оттого переносица стала кривой. Рот широкий, а губы по-женски пухлые, мягкие. И тянет потрогать, проверить, вправду ли они таковы, как я вижу. Наверное, мне должно быть стыдно.

Наверное, следует скромность проявить.

Наверное.

Я взглядом за взгляд зацепилась.

В нем бездна спрятана.

И она точно так же, жадно, разглядывает меня.

– Ламиике. – Янгар проводит ладонью по моему животу, стирая рисунок. Но краски не смешиваются. Желтого и вправду много, но Ламиике покровительствует всем женщинам. – И Небесный Кузнец. – На пальцах Янгара есть рыжие искры. – В тебе скрыт огонь.

Он улыбается, и хотя рисованная маска его лица искажается от этой улыбки, я улыбаюсь в ответ. Огонь? Во мне? Разве что тот, который разводят в камине. За свою жизнь я растопила сотни каминов, может, тем самым и привлекла Кузнеца? Но пугает меня другое. Третий цвет, не названный Янгаром. Он и кулак сжал, не желая показывать мне синие пятна.

Акку.

Беззаконная ночь. И серп, которым снимают жизни. Грозная жница… почему она?

– Это просто обычай, – повторяет Янгар, стирая рисунок.

Он поднимается первым и, протянув руку, говорит:

– Идем.

Широкую ладонь перечеркивает шрам. Старый, белый, вздувшийся, он походит на червя, залегшего под кожей. И я не без дрожи касаюсь этого шрама. А Янгар вдруг перехватывает мои пальцы.

– Такие тонкие, – с удивлением произносит он и, приблизив руку к губам, целует.

Скажи, Аану. Не медли.

Не могу.

– Как мне тебя назвать? – Янгар проводит моими пальцами по своему подбородку, щеке и вновь по губам, и алая краска мешается с черной. – Ты маленькая и славная и нежная, но твой отец…

…отдал меня ему. Даже не отдал, бросил, как бросают кость собаке. А ведь Ерхо Ину и вправду считает Янгара псом, не раз ведь говорил об этом.

А я, выходит, кость.

– Налле… Налле… – Он пробовал имя на вкус и руку не отпускал. – Медвежонок. Маленький мой медвежонок. Тебе нравится?

У меня никогда не спрашивали, что мне нравится, и я не знаю, как принято отвечать.

– Пожалуй…

Еще один обычай.

Еще один подарок, который я принимаю с благодарностью.

Медвежонок… смешно.

Отец пришел бы в ярость, ведь на гербе Ину – вставший на дыбы медведь. А Янгар… он не хотел посмеяться над древним родом, привязав меня к его истокам через имя. Он просто сказал, что думал.

Откуда я знаю?

Просто знаю. Он что-то делал со мной. Этими прикосновениями, ласковыми, нежными, до сегодняшнего дня ни один человек не прикасался ко мне. Словами. Тоном. Самой своей близостью, которая больше не пугала. А может, и не Янгар был виноват, но само место и безумная богиня, вязавшая наши судьбы.

И теперь я молчала из страха все перечеркнуть.

Не знаю, что будет дальше, но эта ночь принадлежит мне.

Ночь и мужчина.

– А ты подаришь мне имя? – Янгар заглядывает в глаза.

У самого – черные, и не различить, где зрачок переходит в радужку. Но эта чернота, знак ли божественной крови, свидетельство ли проклятия, больше не пугает.

Бездна, в ней спрятанная, приняла меня.

– Да.

– И какое?

В темноте проскальзывают искры. Быть может, они лишь отражение пламени, но я, преодолев робость, касаюсь его виска. Имя приходит само.

– Катто.

– Змей? – Шепот Янгара тревожит огонь.

И меня охватывает дурное предчувствие: змей – запрещенный знак. Но слово сказано, и Кеннике услышала.

– Все будет хорошо, поверь, – сказал мой змей, прижимаясь щекой к моей ладони.

Что было дальше?

Горячая вода подземных источников. Запахи серы и камня. Черной смолы, которая стекала по деревянным опорам факелов. Чаша. Скользкий подземный жемчуг, который просится в руки, и Катто ныряет, чтобы вытащить самый крупный камень. Без воды он сохнет и рассыпается известковой пылью.

А мой муж выглядит донельзя удивленным.

Он не знал, что подземный жемчуг живет лишь в озере, его породившем?

Не знал.

Была краска, расходившаяся по воде разноцветными пятнами. И смуглая, с красным отливом кожа Катто. Намокшие, отяжелевшие косы его и влажные пряди, что обвивали мои руки, подобно водорослям.

– Ласковый медвежонок. – Мой муж смеется. И от смеха его мое собственное сердце стучит быстрее. Он же, прижимаясь щека к щеке, мурлычет колыбельную. Его руки надежны, как опора мира. И я хватаюсь за них, боясь потеряться.

– Все хорошо, медвежонок. Все хорошо. – Он утешает меня.

Был камень на кожаном шнурке и склоненная голова Катто. Он терпеливо ждал, когда я узел завяжу, а шнурок все выскользнуть норовил. И я вязала вновь и вновь, а заодно гладила шею мужа.

– Я смотрю сквозь него на солнце. Тогда возвращается лето.

Камень тускло мерцает.

Наверное, это глупость и сейчас Катто рассмеется, но он серьезен. И подарка касается бережно. А вот узел проверяет на крепость.

– Не хочу потерять.

Это ложь, что Янгхаар Каапо покрыт черным волчьим волосом. Его кожа гладка, вот только шрамов на ней бессчетно. Они – узор, который я пытаюсь изучить.