Если вы не в этом мире, или Из грязи в князи - Славачевская Юлия. Страница 17

Поэтому по обоюдному молчаливому согласию мы замяли это дело. Хотя я трижды пыталась допросить с особым пристрастием Занука, что это был за речитатив и чем там полыхнуло. Занук смотрел на меня, как на слабоумную дурочку, и откровенно недоумевал. Устав от бесцельных расспросов, я пришла к выводу: померещилось. И впрямь, мало ли что почудится под мешком в такой ситуации?

Все последующие дни походили один на другой. Подъем, завтрак, долгое прилежное одевание придворной сбруи — и бесконечная зубрежка и муштра. Дошло до того, что я просыпалась среди ночи и с закрытыми глазами шла танцевать или двигала в столовую учить этикет.

Судите сами, что с моей головой творилось!

…Ригодон — произошел от бранля, исполняется по кругу (хоровод) или по линии в быстром темпе и веселом, темпераментном характере…

…Закусочный прибор — подают к холодным блюдам и закускам всех видов и некоторым горячим закускам…

…Граф не может идти впереди герцога…

…Аллеманда — относится к массовым «низким», беспрыжковым танцам…

…Рыбный прибор — используют при употреблении горячих рыбных блюд…

…Герцогская корона насчитывает одиннадцать зубцов…

…Мореска — непременный атрибут любого значительного придворного празднества…

…Длина столового ножа примерно равна диаметру столовой тарелки, длина вилки и ложки несколько меньше…

…Никто не может притронуться к королю и королеве без их разрешения…

Теперь я точно знала, что при мазурке нельзя ткнуть герцога в мягкое место рыбным ножом по причине тупости последнего! А ложка для яиц не годится для отношений с графом при прыжках в сарабанде, гораздо проще достать ногой. И виконты прекрасно отличают вилки для крабов от вилок для устриц, танцуя па-де-де втроем…

Безусловно, присутствовали и отдельные положительные моменты. Например, граф самоустранился и под ногами не путался. Первые дни я видела его лишь издали, а потом он вообще скрылся с глаз подальше. Очевидно, решал какие-то хитрые подковерные дела, отчаянно интригуя и подыскивая, кому бы еще подложить огромную свинью в кровать. Так что я могла сосредоточиться на обучении и не отвлекаться на партизанские действия.

Лара поддалась на мои уговоры и расставила платья в боках. Теперь мой корсет не был так сильно затянут, и я даже могла дышать через раз и что-то кушать, не дожидаясь, пока снимут парадную одежду.

Господин Шалусь получил великолепный и незабываемый опыт от новых танцев. Два дня учитель провалялся в постели с холодной тряпкой на лбу после красочного исполнения мной ламбады.

Да, а потом еще его неделю отпаивали сердечными и успокоительными каплями, когда я уселась на шпагат и осчастливила его пикантным видом своих кружевных панталон. Потому что юбка выгнулась «парашютом» вверх и скрыла от обзора все неосновное. Пришлось несчастному звать на помощь домомучительницу и выковыривать меня обратно, хватая за недозволенные места. Ожил бедолага лишь после моих заверений — мол, я не чувствую себя опозоренной и заживо кожу с него сдирать за оскорбление не собираюсь!

А! И еще после ядовитых заверений мадам Люлю, что он мне не пара и жениться, прикрывая грех, не придется!

Грымза тоже морально пострадала, когда я подралась с лакеем. Подумаешь, забрала у того нетронутое блюдо и нахально лопала рыбу с ножа, помогая себе руками?! И что такого? Здесь же все свои… Но мадам закатила глаза и свалилась в обморок, специально подгадав момент, чтобы упасть на руки пришедшему за мной профессору.

Господин Занук долго рассматривал через монокль доставшееся ему нежданно-негаданно богатство, пока я не посоветовала ему сдать мусор в утильсырье. Мадам тут же немедленно очнулась и, высказав мне много чего интересного насчет непочтительности и жуткого воспитания, ускакала пережевывать оскорбление, громко хлопнув дверью на прощание.

С господином Умником мы славно подружились на ниве науки. К тому же нас объединяла любовь к пирожным со взбитыми сливками. Так что мы, как два законспирированных сладкоежки, по вечерам пировали — тайком объедались сладким и беседовали обо всем на свете. Наверное, он был единственным человеком в этом мире, которому я была интересна сама по себе, а не мои «титулы» или необычность. По крайней мере, мы проявляли взаимное уважение…

— мурлыкала я себе под нос, когда мне дорогу заступил господин граф с мерзкой ухмылкой на тонких губах и выражением Карабаса Барабаса на холеной физиономии.

— Вижу, вы обретаетесь в прекрасном настроении, принцесса, — гадко захихикал «дядюшка», готовясь достать из бархатного рукава, подобно фокуснику, очередную пакость.

— Обреталась, — кивнула я с достоинством, озираясь по сторонам в поисках запасных путей к бегству. — Пока не встретила вас!

— Тогда прошу пожаловать в мой кабинет! — обрадовал меня «родственничек». — Следуйте за мной!

И что мне оставалось? Нет, чисто теоретически я могла сбежать, предварительно пнув кое-кого под зад и придав ощутимое ускорение. И, возможно, этот «кое-кто» с графским титулом расквасил бы себе аристократический нос. А дальше? Куда бежать? Кому я нужна по большому счету? Да и по маленькому — тоже!

Собственно, я уже про это думала. Меня сейчас охраняют почище золотого запаса России. Со мной постоянно кто-то рядом, ни минуты без присмотра. Комнату на ночь запирают — благо «удобства» в широком доступе — под кроватью!

Кстати, о туалете… Так вот, без посторонней помощи сходить туда, куда цари пешком ходят — просто невозможно! Мне поначалу было ужасно стыдно, но потом, когда уже совсем пригорело, я решила: пусть лучше лопнет моя совесть, чем мочевой пузырь! И согласилась…

Вай-вай! Проделывать эту сложную операцию нужно втроем (третий — кому приспичило, но можно его и исключить). Одна из горничных держит платье на уровне пояса, а вторая снимает панталончики и регулирует — куда поставить горшок… Кошмар! Научишься, как собака, терпеть, пока не выгуляют, в смысле — пока не затянут в корсет: утром и вечером…

— Ну пошли, Иван Сусанин! — обреченно согласилась я, взирая на него исподлобья и нежным взглядом обещая графу все прелести совместного общения мужчины и женщины, как то: прямое использование молотка для отбивных, душевное фехтование скалкой, пропускание через мясорубку, шинковка помельче тупым ножом, поджаривание на медленном огне и еще кучу милых женскому сердцу способов выражения любви к навязчивому кавалеру.

Граф, видимо, подумал, что мой пламенный взгляд революционерки направлен к нему в виде призыва на ответную симпатию, и радостно воссиял сиятельными частями организма. Я в ответ не менее радостно оскалилась, и «родственничек» сразу потух, как свечка под водой.

— Следуйте за мной, принцесса, — процедил обманутый в светлых чувствах Алфсуслик и, резко развернувшись, бодро потопал вперед по коридору. Пришлось трусить за ним, еле удерживая на кончике языка невинное замечание: «Хочешь большой и чистой любви — помой слона и целуй его в лобик!»

Мы дошли до кабинета, и граф усадил меня в кресло, на краешек; как истинный конспиратор, подкрался на цыпочках к двери, выглянул наружу, в чем-то удостоверился и запер дверь на ключ.

— Листовки будем писать? — удивилась я, пощелкивая веером. Странные ужимки Альфонсуса меня нервировали.

— Что? — взъерошился Альф. Видимо, через пару минут до него дошло — слово не крамольное: — Нет. Нам нужно серьезно поговорить…

— Валяй, ваше сиятельство! — разрешила я приступать к дебатам и подвинулась вместе с креслом к хрустальному графину. Слава Жириновского не давала мне спокойно спать по ночам…

Граф уселся за свой стол, развалился в кресле, красноречиво сложил руки в «замок» и сообщил мне радостную весть: