За любовь, которой больше нет (СИ) - Раевская Полина "Lina Swon". Страница 44
-Шшш… Я знаю, Маркус ,что ты хочешь спросить. Но … я не могу, пока не могу! Просто не дави на меня, я… не знаю, как это объяснить, просто …
-Эни, я хотел, чтобы мы обратились к психиатру, в центр реабилитации. У нас проблемы, определенные проблемы. Так нельзя, милая. Просто нельзя. - наконец-то я смог предложить ей это, врач, с которым я консультировался весь этот месяц, советовал мне дождаться подходящего случая, чтобы предложить помощь и лечение. Думаю, сейчас он настал. И все же я со страхом ждал ответа. Мне не хотелось класть ее в клинику насильно, как я планировал последние дни, но и сидеть на месте, тоже больше не мог.
Анна ничем не выдала своих эмоции, лицо было задумчивое, потом она глубоко вздохнула и сказала:
-Да, наверно, ты прав, мне нужна помощь. Я постараюсь взять себя в руки.
-Спасибо, Эни! – я поцеловал ее в лоб и прижал к себе еще крепче. Больше мы не разговаривали и вскоре заснули.
Утро я боялся, как самого жуткого кошмара. Я думал, что стоит открыть глаза, как все начнется по новой. Но болезненный стон вывел меня из сонного состояния. Я повернулся и увидел Эни в позе эмбриона, сжимающую голову обеими руками.
- Сейчас принесу аспирин! - сразу же среагировал я, она что-то невнятно промычала в ответ, но я уже вышел из комнаты.
Внизу столкнувшись с Маргаритой, на меня тут же обрушился град вопросов. Я кратко рассказал, как обстоят дела, спросил о Диане и направился к Анне, но Маргарита огорошила меня известием о своем решении уехать домой. Я не ожидал, что она оставит внучку в таком состоянии, тем более, когда та начала потихоньку приходить в себя, а потому разозлился и со скупыми пожеланиями доброго пути, вернулся к Анне. Не знаю, может, надо было уговаривать ее остаться, но мне был неприятен этот побег. И это мне, а что почувствует Эни, когда узнает, что самый родной человек решил, что с него достаточно, махнул на все рукой. Даже не хочу об этом думать. Главное, сейчас об этом не говорить. Может быть после, но сейчас не нужно, и без того проблем хватает.
Но оказалось, что жене об этом уже известно. К обеду она привела себя в подобие порядка и совершенно спокойно попрощалась со своей бабушкой, но в аэропорт не поехала, я же слишком боялся оставлять Эни одну, поэтому тоже остался дома.
- Как ты себя чувствуешь? – спросил я жену во время обеда.
Аня ухмыльнулась, а потом с улыбкой сказала.
- Пытаюсь понять людей, но, черт возьми, это нелегко.
Я отложил столовые приборы и застыл в ожидании продолжения, которое тут же последовало.
- Ну знаешь, сначала все кричат: «Возьми себя в руки», «Тряпка», «Ты ничего не можешь» и прочее… И вдруг однажды женщина перестает рыдать и устраивает что-то «из ряда вон»: заводит любовника, веселится или накачивает себе сиськи, не важно, главное – меняется. И вот тут-то опять забавляет реакция окружающих. Как ни странно, но никого не приводит в восторг то, что бедняжка вдруг перестала реветь горючими слезами. Точнее они скажут: «Лучше бы она ревела, чем так опустилась!». Понимаешь ли, она действует не так, как все думали и учили ее. И потому ее вновь осудят, причем еще строже за то, что предала свое прошлое.
Я понимал, о чем говорила она. Я слышал в этом боль и обиду. Да, общество оно такое и его не переделаешь. Нужно либо жить по его законам, либо научится плевать на мнение окружающих. А если тебе больно, значит ты и сам не уверен в своих действиях, либо еще не готов идти против всех. Но в этих словах я слышал завуалированный упрек Маргарите, поэтому сказал то, что должен был, и это применительно не только к ее бабушке, но, наверно, и ко мне.
- Если человек делает совсем не так, как тебе хочется, еще не значит, что он не любит тебя всей душой Эни.
Анна плотно сжала губы, но потом кивнула и ответила:
- Иногда в это сложно верить. Я собрала вещи, ты договорился насчет моей госпитализации?
- Да, можем поехать сразу же после обеда, как тебе будет удобно.
- Хорошо. Я бы хотела начать лечение сегодня.
После обеда, взяв вещи, мы поехали в реабилитационный центр. Думаю, нам следовало это сделать еще два года назад, потому что наши нынешние проблемы - это отголоски старых.
Когда мы приехали, нас тут же встретила наш врач - миссис Руперт. Мы с Анной были смущены и немногословны, поэтому паузы заполняла эта улыбчивая женщина лет пятидесяти, а мы только кивали и неловко переглядывались между собой. Все же признать, что тебе требуется помощь психиатра тяжело. В течение получаса нас ознакомили с курсом реабилитации, Анна молча слушала, я иногда уточнял неясные для меня моменты. Моей жене предлагали провести в центре около двух месяцев, а нужда в продлении реабилитационного курса будет зависеть от состояния ее психики.
Я думал, что Эни будет возражать, но она молчала и старательно делала вид, что слушает, хотя я видел, что мыслями она далеко отсюда. А когда она отрешенно сказала мне: «До свидания» и направилась в свою палату, я окончательно в этом убедился.
- Что думаете, миссис Рупер? - спросил я у доктора, когда мы остались наедине.
- Думаю, что мне предстоит тяжелая работа, но и вам тоже. – подытожила она. - Вы знаете, я думаю, что какое-то время вам не стоит приезжать, точнее постарайтесь в течение этого месяца свести свои визиты до минимума. Сейчас вы являетесь стимулятором депрессивного состояния, вы самая главная ассоциативная ниточка, ведущая к сыну. Нужно, чтобы психика вашей жены немного стабилизировалась, окрепла, тогда она сможет быть устойчива к воздействию негативных для нее факторов.
- Значит, я «негативный фактор»? - усмехнулся я в ответ.
- К сожалению, на данном этапе, да! – подтвердила доктор, пожав плечами.
- Хорошо, я могу, хотя бы навещать ее раз в неделю?
- Да, раз в неделю будет достаточно.
- Вы знаете, а как быть с дочерью, просто... - я не знал, как объяснить свое беспокойство, но то, что моя маленькая принцесса три месяца своей жизни проведет без матери, пугало. Я никогда не думал, что мой ребенок будет сиротой, точнее, я видел, что значит для ребенка мать. Это, пожалуй, одно из самых болезненных воспоминаний, и, наверно, самое жестокое, что я сделал с Эни, когда лишил ее материнских прав на Мэтта. Повторять этот опыт слишком больно и страшно.