Дорога домой - Гончарова Галина Дмитриевна. Страница 38
— Асфальтоукладчиком? — поинтересовалась я.
Петр Михайлович хватанул ртом воздух.
— И цианидом? — добила я. — Я вам обещаю именно эти приятные ощущения. Я понимаю, вы привыкли паразитировать на тех, кто слаб духом, кто не может сам справиться с навалившимся горем, но Янка не одна. У нее есть сестра, есть отец — и она им нужна! И я не желаю, чтобы моя подруга маялась дурью!
Петр Михайлович кое-как выдохнул — и разразился речью.
— Неужели вы не понимаете! Люди должны ходить в церковь! Если бы в вашей душе был Бог, то вы бы стремились туда, где каждый камень говорит о Боге, где находятся Его изображения, где славится Его имя, где ощущается Его присутствие и благодать! Это Его воля — чтобы мы ходили в храм! В душе у нас Бога нет! Там и осуждение бывает, и раздражение, и мысли черные — а это же не Бог! И освободиться от этого ужаса, и бороться с этим можно только с Божьей помощью. А обычный человек со такими вражьими мыслями справиться не может, даже если очень захочет! Зато когда он приходит в храм, во время общей молитвы священников и прихожан на специально приготовленные в алтаре хлеб и вино сходит Дух Святой, и они становятся истинными Телом и Кровью Христовыми. И люди, которые в нашей церкви причащаются Святых Христовых Тайн, знают, что они получают великую освящающую силу, исцеляющую и душу, и тело. Господь сказал: 'Ядый Мою Плоть, и пияй Мою Кровь, во Мне пребывает, и Аз в нем'…
Терн весело расхохотался.
— Вот как? Племя каннибалов-людоедов?
Священник, или как там это называется в местном капище, побагровел до предела. Сейчас он уже напоминал ошалевший томат.
— Господь заповедовал нам посещать храмы…
И я добила. Холодно и расчетливо.
— Вы, любезнейший, заблуждаетесь. Бог давал свои заповеди один раз. Гражданину Моисею, на горе Синай, на двух скрижалях. И там нигде не сказано о посещении храмов. Зато сказано не творить себе кумира.
— Господь сказал чтить день субботний…
— Но не более того. Он не указывал, КАК его чтить. Соответственно, Янка может прийти в ваш храм еще один раз. Если вы не выпроводите ее отсюда, вам будет весело. Но недолго. Я внятно выразилась?
— Вы… вы…
Я даже немного испугалась.
— Любовь моя, его кондратий не хватит?
— Какая нам разница? Ты знаешь, чем они тут занимаются?
— Чем?
— Уже порядка сорока человек переписали на эту шарашку все свое имущество… И Янка — одна из планируемых…
— А Катька?
— А Катьку планировали довести до отчаяния. У нее ни связей, ни денег, ни-че-го…сама бы пришла…
— Твари, гады, сволочи!
— Это понятно. Но пока надо попрощаться. Ты же видишь, добровольно они нам Янку не отдадут…
— Ага…
— Да — мы. И советую прислушаться. Иначе разговор с вами будет короткий. Всего НЕхорошего.
Мы развернулись — и вышли в том же порядке.
Обошли церковь вокруг.
И позвонили Катьке.
Подруга откликнулась почти сразу.
— Чего боится Янка? Змей и лягушек. Говорит, они все склизкие, земноводные…
— Понятно.
Я попрощалась и повесила трубку. План начал вырисовываться.
Поджигать эту дрянь со всех четырех сторон?
Можно. Только не нужно. Она стоит посреди частных домишек. Старых, дряхлых, малейшая искра — полквартала выгорит. Сколько народа без крыши над головой останется.
— Возможно, для них это лучший вариант?
— Милый, от нашей власти они помощи не дождутся. Но ты одобряешь мою затею?
— Безусловно. Давай посоветуемся с ребятами. Выполнять-то им.
— Я могу…
— Пока — нет. Ты еще недостаточно восстановилась. И можешь оперировать только самыми простыми и легкими заклинаниями. Сама знаешь.
— Знаю.
— Вот и потерпи немного. Все лучше, чем остаться калекой…
Я кивнула. Знаю. Но от этого ж не легче…
— Пойдем отсюда, — громко распорядился Терн. — У ее Величества есть план.
Ребята переглянулись.
— А город уцелеет?
— Да. И получит незабываемые впечатления. Накопители заряжены?
— Да.
— Тогда — вперед.
И уже тихо, только для меня…
— А ты ведь веришь в Творца?
— И что? Милый, ты ведь знаешь мои мысли. Я — верю. Искренне. Но — в Творца. Мы — его дети. Маленькие, неразумные… глупо сердиться на своих детей. Их надо просто воспитывать. И воспитывать так, чтобы дети достигли уровня своего отца и превзошли его! Но не так же! Вера — она в душе. А религия… Это вот именно, как церковь и кладбище! И там и тут — кресты. Но разница — принципиальная. Верить можно и как, и где угодно. А религию придумали люди. Чтобы стричь барыши. Будь этот человек честным до конца, я бы еще подумала, прежде, чем оскорблять. Если он искренне верит, если ему так легче… Но это — делец от религии. Коммерческий директор структуры-паразита. И его надо разнести в клочья. И никак иначе.
— Разнесем.
Я улыбнулась супругу. И поняла, что он опять спровоцировал меня, чтобы я выговорилась — и не лезла в драку. Манипулятор. И за что я его люблю?
— За дело.
— За то, что ты есть. И это — главное.
— Знаю. И я тебя тоже люблю.
***
Дирмас эн-те Арриерра смотрел в зеркало. На губах его играла насмешливая ухмылка.
— Значит, собираетесь местных жрецов пощипать, — пропел он, прищелкивая пальцами. Спасибо союзнику, доставшему для него кое-какие ценные реактивы. Теперь он мог себе позволить не только наблюдать, но и подслушивать, и вмешиваться… Зеркало увеличило громкость трансляции, и теперь о планах кузена можно было услышать даже с другого конца лаборатории.
— Надо бы вам немного помочь. А заодно лишний раз проверить надежность своих порталов…
Элвар пакостно улыбнулся — и отправился в лабораторию. Ему предстоял рабочий вечер.
Надо же сделать этим влюбленным сюрприз?
Надо!
А если получится — их охрана уменьшится еще на одного элвара или мага. И это тоже будет неплохо.
***
Его Величество Эйверелл Эстреллан эн-те-Арриерра смотрел на лежащую рядом женщину — и на лице его играла глуповатая улыбка абсолютного счастья. Глубокая ночь ничуть не мешала элвару, который, подобно своим далеким предкам, вампирам и оборотням, отлично видел даже в непроглядном мраке. Люди на это неспособны. Так то люди…
Хотя… его жена тоже человек.
Ну и пусть!
Важно, что она рядом с ним.
Его жена, его любимая, его девочка, его Ёлочка…
Терн ласково провел ладонью по пушистому покрывалу волос. Ёлочка что-то пробормотала во сне, перевернулась и уткнулась носом в его плечо.
И элвара затопила волна нежности и любви.
Родная, невероятная, обожаемая, единственная…
Разве мог он знать об этом, тогда, на дороге?
Сцену знакомства Терн помнил, как будто это было вчера.
Помнил нападение на посольство Элвариона. Помнил, как отбивались его элвары, как его уговаривали уйти, но он отказывался и дрался наравне со всеми остальными, помнил, как немногим уцелевшим удалось бежать через потайной выход…
Потом было немногое.
Бешеная скачка — и погоня.
Терн понимал, что они обречены. Но драться собирался до конца.
И дрался.
Он помнил, как упал рядом с ним друг детства — смешливый зеленоглазый Верлин. Как смерть забрала Таррела.
Свою усталость и понимание того, что следующий удар будет последним.
Он готов был драться когтями и зубами, но врагов было много. Слишком много.
Ярость, бешенство, обреченность загнанного зверя…
И помнил крик женщины. И поток силы, который мягко обтек его — и ударил по врагам.
Он потерял сознание. От ран — и от недостатка сил. А когда очнулся — обнаружил рядом ее.
Растрепанную, смеющуюся…
Первым делом он нырнул в ее память. И искренне был удивлен. Девушка просто проезжала мимо. По своим, очень важным и нужным делам. А ему помогли из сострадания.