Платина и шоколад (СИ) - Чацкая Настя. Страница 40
— Малфой...
— Ни слова, Грейнджер. Ни слова, блядь, иначе я убью тебя, — он цедил слова, комкая письмо с остервенением, а затем бросил его в камин, не глядя. Дыхание было неровным, рваным. Руки сжимались и разжимались, а затем метнулись вверх и принялись завязывать галстук, который расслабленной змейкой свешивался из-под воротника легкой рубашки.
Гермиона молча смотрела за четкими, заученными движениями, недоумевая, зачем он выкинул письмо, что уже горело в огне.
— Оно... оно было от Нарциссы.
— Я знаю, — рявкнул он, поворачивая к ней голову и уничтожая взглядом, — и ты не имела никакого долбаного права лезть туда.
— Я и не лезла. Твой филин постучал в окно и...
— И попросил прочесть мою почту?!
— Не нужно орать на меня!
Его взгляд вцепился в её собственный, и гриффиндорке показалось, что в гостиной зазвенели сталью два скрещенных меча.
— Не нужно совать свой нос не в свои дела, чтобы я не орал на тебя, чёртова сука!
Руки Малфоя оторвались от галстука и снова принялись сжиматься и разжиматься на уровне её носа. Это чертовски нервировало. Казалось, малфоевским пальцам не терпится сжаться на её шее, и Гермиона отодвинулась в дальний угол дивана, соизмеряя расстояние до брошенной на столе сумки.
— Если я ещё раз увижу тебя рядом с тем, что принадлежит мне...
— Чёрт возьми, Малфой! Я ничего не украла, я всего лишь... — она замолчала, когда кончик его палочки уставился прямо ей в лицо.
— Не перебивай меня, Грейнджер.
Просто невероятно!
— Что? Убьёшь меня, да? В гостиной старост?
Гермиона резко поднялась на ноги, глядя ему в глаза. Палочка поднялась вслед за ней.
— Зубы прорезались? Аваду хочешь схлопотать?
— Твои угрозы, Малфой, такие пустые.
Его губы скривились. Захотелось убить её, убить сейчас же, эту маленькую заносчивую сучку. Прямо сейчас плюнуть Круцио ей в лицо. Смотреть, как она корчится на полу, откусывает от боли свой грязный язык.
Он чувствовал себя таким униженным и беспомощным оттого, что не мог произнести непростительное заклятие. Не потому, что было нельзя. А потому что не мог.
Её глаза. Её волосы. Она.
Такая настоящая, живая, почти такая же разозлённая, как и он. Что он мог сделать? Что, кроме «пустых угроз» и беспомощной злости, когда у него в носу до сих пор жил её запах, который остался от её мыла и шампуня в душе?
— Тебе еще аукнется это, Грейнджер.
Он едва не подавился собственным ядом, выплёвывая эти слова. Ненавидя её за неё саму. Ненавидя себя за столь хилую угрозу. Она скривилась. Не верила. Да, не верь мне, грязнокровка. Я сам еще не знаю, что сделаю, но заставлю тебя упасть на тот же уровень, где сейчас валяюсь я в собственных глазах.
Драко сжал палочку побелевшими пальцами и опустил её, пряча в карман штанов, с толикой удовольствия замечая облегчение во взгляде гриффиндорки, тут же, однако, сменившееся мятежным огоньком.
— И что ты сделаешь?
Вызов. Вздернутый подбородок.
Чёрт возьми, как можно так меняться — минуту назад он мог поклясться, что видел страх в распахнутых глазах. Теперь же она сжимала кулаки, выпрямив плечи. Взгляд хищно вцепился ему в лицо, и, Мерлин, эту ли девушку он назвал уродиной?..
Противостояние было прекрасным. Его можно было ощутить кожей.
Ему это... нравилось?
От шальной мысли новая волна ярости разорвалась где-то в сердце.
— Месть будет сладка, не сомневайся.
И что-то в его тоне заставило Грейнджер поёжиться. Он видел это, ощущая расплывающееся в груди удовлетворение.
— Сколько пафоса, Малфой. Не заговаривайся, ради Годрика.
Он ничего не ответил. Громко фыркнул и опустил палочку.
Когда она отвернулась, делая шаг к столу, взгляд скользнул по её курносому носу и густым волосам. Надо же, она иначе причесалась, он только заметил это.
И едва не проклял себя за то, что заметил.
Вот уж кому нужно Круцио в голову, так это ему самому. Чтобы мозги встали на место. Неподвижные валуны собственных мыслей внезапно сдвинулись, таща за собой другие, старые воспоминания, от которых под кожей зашевелились мурашки.
Люциус, тёмная комната. Крик Нарциссы. Обнаженный по пояс мужчина на коленях перед алтарем. Огонь, скрип двери, взгляд отца.
«...Как ты посмел зайти сюда?!...»
«...Люциус, не нужно, он не знал!...»
Сердце останавливается, вспышка.
«...Отец, я... нет, пожалуйста...»
«...Круцио!...»
Удар. Боль.
Боль.
Больбольболь.
Драко выдохнул, судорожно сглатывая. Находя взглядом Грейнджер, которая рылась в своей сумке. Успокаиваясь. Мышцы шеи свело, и он на несколько секунд закрыл глаза. Это будет жить в нём. Отец мёртв, а это останется в нём. Всегда. Пока не сведёт с ума.
И от этого становилось страшно. Все страшнее с каждым днём.
Бежать от страха. Страха нет.
Просто бежать.
Гермиона вздрогнула, когда портрет за ним закрылся. Ледяные пальцы выпустили палочку, а взгляд оторвался от стекла, в котором она видела отражение Малфоя, пока тот не сорвался с места, пулей вылетая из гостиной.
Что за метаморфозы с ним творятся? Мерлин, она никогда не поймёт этого человека. Она и не хочет его понимать.
Закрыв сумку и повесив её на плечо, Гермиона бросила взгляд в камин, на крошечный истлевший клочок бумаги, которую лениво доедал огонь. Сделала шаг. Рассмотрела слова и снова нахмурилась.
Мой сын Драко.
— Что за семейка... — тихо произнесла, вздрагивая от лёгкого шороха за спиной и оборачиваясь. Филина на подоконнике уже не было, лишь черная уменьшающаяся точка в небе, набирающая высоту. Порой ей хотелось иметь такие же крылья и открытое окно перед собой.
Чтобы однажды закрыть глаза и улететь.
* * *
— Хогсмид — волшебное место, Гарри. Любые мысли здесь кажутся лёгкими и... немного запутанными, — Рон отпил ещё из своего бокала и глуповато улыбнулся проходящей мимо официантке.
— Кому-то пора заканчивать со сливочным пивом, кажется.
— Гермиона! Твой нравоучительский тон сбивает меня с нужной волны, — он нахмурил светлые брови, глядя на подругу с осуждением.
— Нравоучительный, Рональд.
Он скривился, вновь поднося бокал к губам. Гермиона переглянулась с Гарри и закатила глаза, будто это он был виноват в том, что рыжий наклюкался. Тот с усмешкой наблюдал за друзьями, грея руки о бокал с грогом, присыпанным корицей. Они сидели в «Трёх мётлах» уже примерно час, и за это время Рон успел опрокинуть в себя три порции сливочного пива. Зато...
Зато было уютно. Так, как должно было быть. Они втроём, смеются и подкалывают друг друга. Гермиона пнула Рона под столом, когда он послал очередной влюбленный взгляд сидящей за соседним столиком Парвати.
— Эй! Ты что?
— Прекрати засматриваться на неё, — процедила Гермиона, наклоняясь.
— Почему это?
— Рядом с ней сидит её парень, вообще-то.
— Дин?! — Уизли так громко фыркнул, что показалось, будто он чихнул, затем тоже наклонился и доверительно положил руку Гермионе на плечо. — Дин Томас это не лучший вариант для Парвати, Гермиона.
— Да что ты говоришь? Между прочим, она говорила, что очень счастлива с ним.
— Она просто не знала лучшего, — философски заключил Рон, делая нелепый взмах рукой в воздухе, который, видимо, показался ему очаровательным, и он с удовольствием его повторил ещё несколько раз.
— Уизли, на тебя пикси напали? — раздался громкий голос Блейза со стороны окна, где сидели слизеринцы во главе с Малфоем. Шутку тут же поддержали шумным гоготом. Гермиона послала в их сторону уничтожающий взгляд, отметив, что Малфой лишь хмыкнул, даже не повернув головы. Он все еще злился на неё.
И не мудрено. У неё была возможность подумать, как он отреагировал на письмо в чужих руках. А тем более, в руках «дуры-Грейнджер». Могло быть и хуже. Нужно было сказать спасибо, что он действительно обошелся всего лишь ором и запугиваниями.