Валлийская колдунья (Где обитает магия,Цветок страсти) - Бекнел Рексанна. Страница 57
Он уже и так добился этого, подумала она сквозь туман. Она никогда не сознавала, где находится или что дурно, а что правильно, когда он вот так любил ее. Но забываться… было слишком опасно. Слишком страшно.
Она посмотрела на него, и когда их глаза встретились, то многое сказали друг другу в эту долгую минуту. Уинн почувствовала, как ее решимость ослабевает, буквально покидает тело, и изводивший ее голос, твердивший об осторожности, наконец замолчал.
— О Клив, — прошептала она, и ее большие глаза заволокло слезами. — Я… я…
Последние слова потонули в оглушительном грохоте.
Молния ударила в дерево на другом берегу реки, и, ярко вспыхнув, оно свалилось в бурлящую воду. Это произошло так близко от них, что Уинн оцепенела от страха. Клив испуганно дернулся и закрыл Уинн собой, спрятав ее голову под подбородок. Когда они оба взглянули на небо, на них обрушился ледяной поток дождя, а с ним и злой ветер.
Сначала их предупреждала приближавшаяся молния и далекие раскаты грома. Они обо всем могли бы догадаться по бурлящей реке, взбешенной бурей, которая назревала выше в горах. Но понадобилась всесильная длань Господня, как позже подумала Уинн, бросающая в нее молнии и поливающая ее дождем, чтобы, в конце концов, вернуть ей разум и спасти от собственной слабости. А ведь она была почти согласна остаться с ним, почти согласна стать его любовницей, женщиной, к которой он бы приходил, исполнив долг супруга.
Пока Уинн бежала по мокрому двору, опередив Клива, который боролся с двумя боковыми дверьми, она искала утешение в своем невероятном спасении. Ведь это действительно было спасение. Спасение от жизни с незаконными удовольствиями и незаконными детьми. Спасение от многолетнего стремления к тому, чего никогда не может быть. Он не собирался жениться на ней, он ни разу не сказал ни одного слова о женитьбе. Но вместо утешения Уинн нашла только ужасающую пустоту.
Проносясь стремительно по холлу, Уинн споткнулась о пьяного слугу, затем чуть не наступила на другого, свернувшегося у подножия лестницы. Но она продолжала мчаться вперед, не замечая, что за ней тянется мокрый след. Она только знала, что должна найти своих детей и прижать к себе. Они, а не Клив, были ее жизнью. Уэльс, а не Англия, был ее домом.
В темной спальне она сбросила с себя мокрую одежду и натянула сухую рубашку. Затем обернула спутанные волосы полоской старой простыни и, не переставая дрожать, нашла Риса и Мэдока. Они заворчали, когда она их раздвинула. Один из них, завертелся, и Уинн разобрала слова: «Лошадь. Нет, две». Но как только она улеглась между ними, близнецы сразу затихли.
Они были в тепле, а она в безопасности. Эта мысль вновь и вновь прокручивалась у нее в голове, пока она пыталась успокоить быстрое дыхание и прыгающее сердце. Они были в тепле, а она в безопасности.
Но такая трусливая мысль заставила ее стыдиться самой себя. Их безопасность гораздо важнее ее собственной. Она должна похоронить свои страхи — а самое главное, все свои неподобающие желания — и подумать как следует о будущем сыновей.
Она обняла их и крепко прижала к себе, почувствовав мальчишеский запах, смешанный с розовой водой. Как они ей дороги. Только вчера они были двумя крикливыми младенцами у нее на руках, а сегодня они уже высокие крепкие парнишки, готовые освоить любое новое дело и принять любой вызов. Скоро они превратятся в рослых юношей, а затем и в мужчин.
Умно ли она поступает, что противится притязанию лорда Уильяма на детей, лишая их таким образом обширных владений, которые этот человек хочет передать им по наследству?
Уинн уставилась в потолок с темными балками и неохотно представила, что будет, если оправдаются ее самые большие опасения: она уедет, а они останутся.
Текли минуты. Снаружи бушевала буря, ударяясь о крепкие каменные стены. А в душе Уинн переживала не меньшее волнение.
Наконец слезы прекратились. Она смирилась с тем, что так несправедливо уготовила ей судьба. Но она дала себе слово, что заключит с этим человеком — их отцом — определенную сделку. Он на многое пойдет, если решит оставить детей у себя. У мальчиков будет все необходимое — книги, учителя, а не только лошади и оружие.
И еще одно она решила, опять, несмотря на все усилия, вспоминая Клива. Так как у них уже будут и замки и земли, лорд Уильям должен дать ей клятву, что предоставит им полную свободу, когда они захотят жениться по своему выбору. Жениться по любви, а не ради денег, земель или политических амбиций. Она горестно вздохнула и отогнала прочь печаль, грозившую вновь захлестнуть ее. Рис и Мэдок никогда не узнают, что значит быть раздираемыми между двух женщин, желая одну ради ее богатства, а другую ради нее самой. Кого бы они, в конце концов, ни выбрали, по крайней мере, Уинн будет знать, что под венец они пойдут ради любви и счастья.
Она понимала, что они, как и Клив, как, скорее всего, большинство мужчин, с легкостью могли бы найти себе жену, исходя из практических соображений, и любовницу для утех.
Господь, храни всех женщин — и жен, и любовниц, — страдающих от такой жестокости.
А вот она больше не страдает. Теперь ее сердце закрыто для Клива и всегда будет закрыто. И даже если душа будет изнывать по нему, она не подаст и вида. Никогда.
Глава 21
— Нам нужно поговорить, — сказала Уинн, обращаясь к лорду Уильяму самым высокомерным тоном, на какой была способна.
Утреннее солнце струилось сквозь узкие окна и освещало зал, все еще носивший следы вчерашнего празднования, и того, кто веселился больше всех, — самого лорда. Он сидел в своем огромном кресле, одежда его была в беспорядке, волосы вздыблены серыми клоками, лицо осунулось. У него наверняка раскалывалась голова, и во рту был мерзкий вкус, но, несмотря на это, он выглядел очень довольным.
— Мы так и поступим. Так и поступим. — Он указал ей на стул слева от себя, затем посмотрел по сторонам налитыми кровью глазами. — Где мое пиво? И хлеб? Сыра я бы тоже поел! — рявкнул он нескольким слугам, которые уже суетились в столь ранний час. Потом схватился руками за голову и застонал. — Ты выбрала неподходящее время для разговора со мной, госпожа колдунья. — Но прежде чем она успела отреагировать на эту дерзость, он сморщился и продолжил. — Прости меня, прости. Я только повторил не думая то, что случайно услышал вчера вечером.
— От сэра Клива, готова поклясться.
Лорд Уильям пожал плечами под ее возмущенным взглядом.
— Не ставь ему в вину то, что он нашел мне сыновей. Если не он, так кто-то другой. — Он пристально посмотрел на нее. — Потому что я обязательно нашел бы их, несмотря ни на что.
Уинн опустилась на стул, покрытый шкурой.
— Возможно. Сразу видно, вы решительно настроены, — добавила она. В это утро она не желала противоречить ему просто в отместку за свою потерю. Сейчас перед ней стояла более важная цель.
На столе появились кувшин с пивом, две кружки и поднос с хлебом, сыром, изюмом и миндалем. Лорд Уильям сделал большой глоток, с шумом выдохнул и вытер рот вышитой манжетой. Только после этого он был готов выслушать ее. Однако начать оказалось самым трудным, и Уинн нервно откашлялась.
— Видимо, Рис и Мэдок, вполне вероятно… появились в результате… — она замолкла.
Лорд Уильям нахмурился.
— Они не были зачаты в насилии. — Его глаза, казалось, сверлили ее насквозь. — Моя Ангелина была… она была всем для меня.
— Тогда почему же вы не женились на ней?
Он выпрямился, и Уинн увидела на его лице боль.
— У меня уже была жена. Но я просил Ангелину поехать со мной. Я знал, что она носит моего ребенка, моих детей. Только она отказалась поехать в Англию.
Какие все-таки мужчины одинаковые, подумала Уинн, пытаясь справиться с собственной болью. Они считают, что если предложат женщине роль любовницы, то это для нее чуть ли не честь. Она покачала головой.
Лорд Уильям, видимо, счел ее жест за сочувствие, потому что продолжил:
— Я бы очень хорошо с ней обращался. Только… только она не захотела растить своих детей как английских бастардов. — Он сжал губы, произнеся эти слова, и провел рукой по лицу, словно стирая гнетущие воспоминания. — Как бы там ни было, я оставил ей все деньги, что были у меня с собой. Я знал, что она собирается выйти замуж за человека, который за ней давно ухаживал, если тот вернется с войны, и это меня приводило в ярость. И все же я предпочел бы видеть ее счастливой женой другого, нежели мертвой.