Одностороннее движение (СИ) - Гуржеева Ксана "(Ксанка)". Страница 80
- Думаешь я не жалел об аборте? Мила, я проклинал себя и свой характер каждый Божий день! Думаешь, я не видел, как ты смотришь на детей во дворе? Думаешь, я не видел и не слышал всех тех слез, которые ты проливала из-за меня?
- Тогда почему ты не предпринимал попыток хоть что-то изменить? Почему? – я прижала руку к груди, так боль внутри меня усиливалась, а поток слез так и не прекращался.
Наступало время обеда, судя по увеличившемуся движению автомобилей, которые, проносясь мимо, поднимали пыль, перекрывающей доступ к нормальному дыханию: стало тяжело дышать, да и говорить от шума проезжавших мимо машин тоже было невозможно.
- Мила, – Андрей подставил сжатый кулак к губам и начал тяжело дышать, – пожалуйста, пойдем в машину. Поговорим спокойно!
- Зачем? Я не вижу в этом смысла!
- Я вижу!
- Ты все равно уедешь! У каждого из нас своя жизнь!
- Мила, пожалуйста!
Я стояла некоторое время молча, всматриваясь в любимые глаза этого мужчины, который, продолжая прижимать к губам сжатый кулак, смотрел на меня. Мое сердце разрывалось на части от противоречивости вспыхнувших желаний: я хотела быть на месте его руки, чтобы также прижиматься к его губам, как будто он ищет силы в этом жесте, как будто это помогает ему дышать; также я хотела сесть в свою машину и уехать отсюда, навсегда вычеркивая из памяти воспоминания об Андрее, которые изо дня в день прожигали расплавленным оловом мое сердце, ставя на нем клеймо принадлежности этому мужчине.
Я обхватила свои плечи холодными руками и отвернулась. Есть ли смысл в этой беседе? Смогу ли я потом нормально и спокойно жить, зная ответы на все свои вопросы? Смогу ли забыть Андрея, после того как мы, обсудив все проблемы, расстанемся навсегда? Не знаю! Но, по крайней мере, я буду знать, что творится в душе у Андрея, и что я значу для него!
Я снова повернулась к Свиридову, который, по-моему, даже не дышал, ожидая моего ответа, и шепотом произнесла:
- Давай, поговорим! Но если хоть один мой вопрос… – я ткнула указательным пальцем в его грудь, – …останется без ответа, клянусь, я уйду!
- Хорошо! – он тяжело вздохнул и поднял голову к небу, одной рукой расстегивая верхние пуговицы на рубашке. Я прошла мимо него и, открыв свою машину, вытащила ключи, затем заблокировала двери и оставила свою малышку скучать на обочине. Не говоря ни слова, я подошла к машине Андрея и села на пассажирское сиденье, он же прошел к водительской двери и, заняв свое место, завел машину.
Пока мы ехали, я снова и снова пыталась запретить себе думать о том, что произошло в этой машине прошлой ночью, но ясная картина постоянно представала перед моим взором, ухудшая мое и так шаткое положение, мне казалось, я сейчас задохнусь. Я притронулась ладонью ко лбу и почувствовала, что он не просто горит, а полыхает, я тяжело втянула в себя воздух, которого катастрофически не хватало, и покачала головой. Андрей, заметив мое состояние, рукой дотянулся до панели и включил кондиционер на два деления выше. Приятная прохлада начала нежно окутывать мое тело и сознание, мои мысли стали более ясными, и я поблагодарила за это Бога.
Мне казалось, что мы целую вечность проезжаем громоздкие здания, и лишь когда дорога повела нас к выезду из города, я нервно вцепилась в ручку двери.
- Не надо! Андрей! Останови здесь! – я отлично понимала, что он сейчас направился в ту же сторону, где мы с ним «разговаривали» в прошлый раз. К счастью, Андрей прислушался к моим словам и вывернул на обочину, заглушил двигатель и положил руки на руль, всматриваясь в свои ладони. Пытаясь унять бешено бьющееся сердце и дрожь в голосе, я пару раз втянула в себя воздух, после чего повернулась к Андрею, чтобы задать свой первый вопрос. Но он меня опередил.
- Ты вернешься к Стасу?
- Какая разница? – я не хотела сейчас говорить на эту тему, и, если честно, я не знала ответа на его вопрос. Поэтому я решила узнать все то, что меня все эти годы мучило. – Почему ты не взял меня с собой во Владивосток?
Он некоторое время просто молчал, смотря куда-то вдаль через лобовое стекло, затем опустил голову и тяжело вздохнул, после чего желваки на его скулах заиграли.
- Мила… – он некоторое время молчал, обдумывая по-видимому, ответ. – Отец много значил для меня, уехал я от него много лет назад не потому, что наши отношения стали напряженными или еще что-то, а просто потому, что я видел свое будущее именно в этом городе, здесь были все мои друзья, знакомые и здесь я и хотел остаться. Но когда мне позвонили и сказали о его смерти, я был просто… не то что подавлен… меня словно разрушили изнутри. Он был единственным родным, на тот момент, человеком. И его не стало! Я не представлял, как справиться с этой потерей! Поверь, Мила, в моем поступке не было какого-либо проявления иного отношения к тебе или принижения твоего положения в наших отношениях, просто… я не мог… понимаешь, я не мог позволить видеть мою слабость! Не мог! Даже в такой момент! Мне казалось, я справлюсь лучше, если меня никто не будет жалеть. Брать тебя с собой я не видел нужным, все эти хлопоты с похоронами тебе ни к чему. Я решил, что улажу все довольно быстро и вернусь обратно… к тебе… Но, так случилось… Черт! Мила, ты хоть понимаешь, что такое Совет директоров, которые как стервятники налетели на фирму, и каждый пытался по-своему все там устроить и прибрать к себе все то, что отец строил столько лет? Ты даже не представляешь! Пока мы ждали оглашения завещания отца, я все силы растратил, я был, словно выжатый лимон, понимаешь? Каждый день я приходил домой злой и крушил все, что мне попадалось под руку! Тебе хотелось это наблюдать? Только разговоры с тобой и мысли о том, что ты ждешь меня дома, давали мне сил для следующих встреч с адвокатом и всеми членами Совета. Мачеха надеялась, что весь пакет акций достанется ей после смерти моего отца, и уже плела свои интриги с нынешними акционерами. А я, словно истукан, бился головой о стену, не понимая, что же я делаю не так, почему меня никто не ставит в известность о каждом шаге, который был просто крахом для многомиллионной империи отца. А оказывается, меня просто списывали со счетов, никто не брал в расчет, что отец все оставит мне! Одному! Я очень хотел приехать на Новый год к тебе, понимая, что мне нужно развеяться хоть на пару дней, но когда позвонил адвокат и сообщил, что он только второго января сможет огласить завещание, я понял, что мне надо узнать все юридические тонкости данного вопроса, так как боялся просто прослыть тюфяком, который ни черта не соображает в делах отца. И мало того, если бы я прилетел тридцать первого декабря, то смог улететь только десятого января. Билетов на другие дни просто не было. А мне была слишком дорога память об отце, чтобы взять и не явиться на встречу с адвокатом, на которой собрался весь Совет и моя мачеха. Я не мог этого допустить, Мила. – Он все это время даже ни разу не взглянул на меня. Почему же он мне по телефону этого ничего не говорил? – Когда огласили завещание, и мачеха услышала свою фамилию только в одном пункте, который касался дома, находящегося загородом, в котором, в принципе, они и проживали с отцом, то меня ждало впереди долгое судебное разбирательство, которое она надеялась выиграть. – Андрей замолчал и усмехнулся. – Она просто надеялась, что все достанется ей! Но отец все акции и всю недвижимость, помимо вышеупомянутого дома, оставил мне! Если он посчитал, что я больше подхожу на роль владельца контрольным пакетом акций, значит, я должен был доказать, что это так! Мне пришлось всю фирму просто из д*рьма вытаскивать! Миллионные неоплаченные кредиты в банках, санкции со стороны надзорных органов – это все то, что меня ждало, когда я сел во главе отцовской фирмы. И эти все проблемы не решаются за один день! – Он замолчал, уперев взгляд в ладони, которые лежали на его руле.- Больше всего на свете я боялся показать тебе свою слабость…
- Андрей, но ты же мог потом приехать! Я могла к тебе, в конце концов, приехать!
- Да, я мог приехать потом, после оглашения завещания, но моя самоуверенность, что ты никуда не денешься, просто привела меня к тому, что мы сейчас имеем! Понимаешь, я действительно думал, что вернусь спокойно к той жизни, что у меня была здесь и все будет хорошо. Но когда я, спустя два дня не смог до тебя дозвониться, и… – он тяжело вздохнул и посмотрел на меня, – … я решил позвонить Женьке. Он мне ничего не сказал, лишь ответил, что со всеми вопросами мне лучше обратиться к Стасу. Что я и сделал…