Университет Вредной Магии (СИ) - Ветрова Ника. Страница 30
- Что? - не поняла я.
А потом случилась она - клубничка.
Она случилась пикантная, очень страстная и совершенно невероятная. Невероятная настолько, что я, обалдев окончательно, уставилась на большую волосатую ладонь, властно уместившую в себе мою правую грудь. Грудь уместилась вполне себе даже. Груди сразу стало теплей, приятней и удивительней. Мне только удивительней.
- Это что такое? - поинтересовалась я у рукастой горы.
- Клубничка, - прорычала та.
- Это? - обалдев от вопиющей несправедливости, вопросила я.
Гора передернула плечами и прорычала:
- Главное, что ты больше не рвешься никуда, так что я потерплю.
Потерпит?!
- Потерпишь? - вот точно с теми же интонациями, что пронеслись в голове, поинтересовалась бесшумно подошедшая собачка.
- Потерплю, - угрожающе прорычала гора.
- Потерпи, дорогой, потерпи... за радь университета на какие токмо жертвы не пойдешь, - явно издеваясь, выдала псина.
Гора внушительно рыкнула, и моей груди стало холодно. А она ведь только-только согрелась, а с нее взяли и убрали большую волосатую руку... Обидно, холодно и тоскливо, а еще:
- Мне пора, - заявила я, предпринимая попытку обойти гору.
Гора протянула руку, и опять стало тепло и идти куда-либо расхотелось.
- А ты ей нравишься, - заметила собачка.
- Смешно, да, но мы с тобой после об этом поговорим, - в голосе горы такое явственное обещание грядущих неприятностей прозвучало, что я бы на месте собачки смылась подобру-поздорову.
- Нет, правда, нравишься, - не устрашилась псина преисподней. - Сам посуди, Владлен Азаэрович: твое прикосновение заглушает зов по ауре, это о многом говорит. Кстати, обнял бы девку, этот четверть демон из нее сейчас все силы тянет.
И гора, шагнув ко мне, вдруг стала сразу и везде. И тепло так стало, и хорошо, и уютно, и спокойно очень, и, приподнявшись на носочки, я прошептала совершенно искренне:
- Я тебя люблю.
Гора вздрогнула, и мне как-то стало тесно в крепких объятиях.
- Правда? - тихий голос.
- Правда люблю, - созналась я. - Я тебя очень-очень люблю, огромная волосатая гора, потому что ты теплый.
Где-то на периферии сознания отметила, что собаки, когда ржут, у них смех такой лающий, еще отметила, что пара ржущих приведений свалилась со смеху на пол, но мне было все равно.
- Спасибо, - зло сказала гора.
- Не за что, - обнимая ее, ответила я, - правду же сказала.
Гора странно глядела на меня, а затем я услышала от собачки:
- Гости сменили направление осмотра, унеси ведьму.
Моей груди мгновенно стало холодно, а после жарко, потому как меня подняли и к чему-то теплому прижали, а после унесли куда-то размеренным быстрым шагом...
"Ко мне!" - рык раздался где-то внутри моей головы, скрутил, заставил дрожать, ноги зашевелились сами, имитируя ходьбу.
- Он охамел?! - этот рычащий голос прозвучал надо мной.
Я не знала, кто охамел, меня вдруг начало ломать. Сильно. Так, что едва суставы не выворачивало, и, завопив от боли, я пропустила момент, когда скала остановилась, прижала меня к стене, схватив за подбородок, вздернула мое лицо, чтобы, заглядывая в помутневшие глаза, прохрипеть:
- Григорьева, соберись, слышишь?
Тьма накрыла в тот миг, когда я попыталась собраться. Беспросветная, густая, непроницаемая, теплая, обволакивающая тьма. Я пошатнулась, но почему-то устояла, словно кто-то поддержал.
"Стася... Станислава..." - голос звучал внутри меня, и во тьме, и во вселенной. Голос звал, манил, убаюкивал, приманивал...
"Хочу прижаться к твоим губам... Ты пахнешь земляникой, сладкой, созревающей ранним летом, манящей, с умопомрачительным ароматом, Стася..."
Стон - он явно принадлежал мне - и чувство томления, растущее где-то внутри, разливающееся теплом в низу живота...
- Станислава, тебя приманивают сейчас, слышишь? Соберись, Григорьева, давай, ты же благоразумная девочка! - рычит кто-то мне в лицо.
"Когда я доберусь до тебя, - шепчет голос внутри, - сорву всю одежду; каждую тряпочку, что скрывает твое невероятное тело, Стася. А затем, сжимая до боли свои дрожащие от нетерпения кулаки, я покрою поцелуями каждый кусочек твоей кожи, каждый изгиб, каждую сладкую складочку..."
- О-ох, - выдох, а затем протяжный стон.
- Григорьева! П-п-прекрати так... - и пораженческим шепотом, - пахнуть...
"Хочу обнять тебя обнаженную, - шепчет голос внутри меня, - чтобы ладони скользили по твоей шелковистой коже... И когда ты изогнешься в моих руках, не в силах сдержаться от страсти, я обхвачу губами твой напряженный сосок, сожму, нежно пройдусь языком и прикушу вновь, заставляя содрогаться от удовольствия..."
- Да, - прошептала я, выгибаясь грудью вперед и с замиранием ожидая, когда...
"Ты забудешь, что такое дышать, ты не вспомнишь своего имени, и только я буду шептать его, как молитву о спасении, как заклинание, как заговор - Стася, Станислава, Стасенька... И целовать, целовать, целовать твое нежное тело, спускаясь все ниже и ниже..."
- О-о-ох, - выдохнула я, ощущая непреодолимое желание сорвать с себя одежду.
"Ты так притягательна, Стася, так желанна, так необходима, моя ведьмочка. Я становлюсь твердым, как сталь, стоит подумать о тебе... Просто подумать, вспомнить твое вкусное нежное имя... Стася... Сладкая, невинная, нежная Станислава... Я считаю секунды до того момента, как ворвусь в тебя, смогу ощутить, как подрагивают твои мышцы, сжимая меня там, внутри, услышать твои хриплые срывающиеся стоны, испытать плен твоих обнимающих мои плечи рук и сжимающих мой торс бедер... Ты хочешь меня, Стася?"
- Да, - выдохнула я, - хочу...
"Как ты меня хочешь, расскажи..." - приказал голос внутри меня.
- Прекрати, пожалуйста, пожалуйста, Стася, я умоляю тебя... - произнес кто-то рядом со мной.
Голос внутри оказался важнее.
- Хочу, - выдохнула я.
"Как ты меня хочешь, моя ведьмочка?"
- Сильно...
"Сильно - что?"
- Я так сильно хочу тебя, - простонала я.
"Да", - прошептал голос внутри.
- Черт! - выругался кто-то совсем рядом.
А после я вдруг оказалась прижата к прохладной стене с такой силой, что не осталось дыхания, и голос того, кто был рядом, промурлыкал у самого уха:
- Все будет не так, Станислава, совсем не так. Ты - в белоснежном легком платье, притягивающем взгляды - храм на вершине скалы, море, бушующее у ее подножия. И мой взгляд - восторженный, сияющий, исполненный любви и нежности... И слова клятвы, моей тебе, клятвы в верности, любви, преданности, и обещание защищать и оберегать - от бед, от трудностей, от обид и печалей.
Я задохнулась от восторга, представив, как буду подниматься в белоснежном свадебном платье по ступеням вверх, навстречу ветру, солнцу и чему-то эпически-важному в моей жизни...
- Страсть, освященная любовью и преданностью - самая сладкая из страстей, Стася, - шептал голос у самого моего уха, - это страсть без оглядки, без страхов и сомнений, страсть, в которой женщина не боится раскрыться, страсть, в которой нет ничего постыдного... И если ты когда-нибудь ответишь мне "да", Станислава, если ты... Я буду любить ночи напролет, я буду любить так, как никто не полюбит, я буду ласкать столь нежно, как никто не сумеет, я...
"Иди ко мне, Стасенька, иди..."
Но я оставалась стоять, почему-то мне важно было дослушать до конца тот, другой голос, звучащий рядом со мной...
И я прошептала:
- Да...
- Что? - хрипло переспросил голос у моего уха.
- Я говорю тебе "да", - выдохнула, едва не теряя сознание.