Меня больше нет (СИ) - "F-fiona". Страница 20

Он щелкает кнутом. Этот звук будто раскат грома посреди ясного летнего дня. Мне страшно. Такая резкая перемена из хорошего в плохого сбивает с толку. Ремень рассекает воздух и лижет мое плечо и грудь. Место удара тут же вспыхивает. Я инстинктивно прижимаю к нему руки и в ужасе замечаю, что они в крови. Багровая жидкость быстро пропитывает белоснежный халат, и от этого меня мутит. Одно дело все эти унижения, издевательства, а другое кнут, который не просто может нанести мне увечья. Ноги подгибаются, я оседаю на пол.

— Придурок! – Ян надо мной. Его грудь бешено вздымается. – Ослом меня решил выставить?

— Я не… — он снова замахивается, а я кричу:

— Не нужно, мне больно!

— Ах, больно? – он опускает руку и к моему облегчению отбрасывает кнут. Зачем-то идет к столу, хватает соль. Через секунду он срывает с меня халат, посыпая обильно белой специей рану.

Однажды, когда я был маленький, и мама еще была жива, мы с ней готовили пирожки. Мама не уследила, я схватил нож и порезался. Спустя десять минут слез и хлюпаний носом, я успокоился и мы продолжили. Тут же стал хватать все со стола: муку, сахар, яйца. На мое горе там стояла уксусная эссенция. Когда пара капелек этой жидкости попали на ранку, я подумал, что умру. Так больно мне не было никогда.

Сейчас ощущения были стократ сильней. Казалось, что Ян капает на рану расплавленным железом или кипящим маслом. Я заорал. Нечеловеческая боль придала мне сил, я вывернулся, сделал шаг, но парень успел схватить меня. Толкал он меня или нет, я не помню. Его цепкие руки на плече, мое резкое, порывистое движение, скольжение, снова боль, но уже тупая, затем меня принимает в объятия вода. Я вздыхаю, забывая, что у меня не жабры, а легкие. Вода тут же заполняет их. Но я не пугаюсь. Два-три гребка вверх и я вздохну полной грудью. Пытаюсь пошевелить руками, и не могу. Просто не могу… Кажется, что бассейн вовсе не бассейн, а глубокий колодец. Меня тянет вниз, в черную пустоту. Глаза сами закрываются. Затем я обнаруживаю себя лежащим на теплой плитке, надо мной Ян. На его лице такое беспокойство, что за это я готов простить ему все. Да, знаю. Придурок. Я полный придурок.

— Тёма, Тёма, — он держит мою голову чуть приподнятой. – Дыши, умничка, давай. Как ты?

Открываю рот, но ничего не получается сказать. Слезы сами капают из глаз.

— Что такое? – голос Яна испуганный. – Что болит, малыш, что, скажи? Чем ты ударился?

Не хочу, чтобы он переживал. Вот просто не хочу. Мы оба виноваты. Напрягаюсь и отвечаю:

— Все нормально.

— Как голова?

Прислушиваюсь к ощущениям. Удивительно. Затылок будто онемел. А на саму голову будто повязали тугую повязку.

— Как-то не очень.

Ян тяжело вздыхает:

— Ты можешь подняться?

Пытаюсь, почти удается, но затем падаю. Парень поддерживает меня, доводит до шезлонга. Усаживает на него, прикрывает сухим полотенцем. Хватает сотовый со словами:

— Я вызову скорую.

— Нет! – вскрикиваю я и пытаюсь ему помешать, перехватываю его руку. Тут же в мое запястье врезаются тысячи тоненьких иголок. Я бледнею так, что парень молча откидывает трубку.

Почему у меня такая нелюбовь к скорым? Как и у всех других, наверное. Папа вот будет умирать, но скорую не вызовет. Так, в принципе, случилось и с мамой, только он не имел права за нее решать. Сейчас я, представляя врачей в белых халатах, испытываю нечто подобное панике, как в самолете. Ничем они не помогут. Тогда же не помогли… Только сделали больно, вкололи какую-то гадость рыдающему шестилетнему мальчику.

— Я не хочу скорую, — тихо произношу я. Холодно.

— А что ты хочешь, котенок? – Ян замечает мурашки на моем теле и ничего не придумывает лучше, как осторожно прижать меня к себе.

— Ничего не хочу.

Это приятно. Эта неподдельная тревога, забота. Как давно я этого не испытывал. Воспитанный отцом я не знал ласки. Батя у меня никогда не понимал этих сюсюканий. А я завидовал детям, которых забирали из школы мамы, папы, бабушки, дедушки, чмокали в нос на глазах у всех одноклассников. Все мы дружно протягивали: «Фу-у-у», один я лицемерил.

— Прости меня, — Ян шепчет это моим волосам. Осторожно убирает прилипшие пряди с моего лба, смотрит прямо в глаза, — я такой идиот… Мне так снесло из-за тебя крышу… Я думал, поиграюсь и все, но, похоже, просчитался.

Не понимаю… Это признание? Разум не понимает, а сердце поняло. Оно разлилось теплом по телу, обозначило губы улыбкой.

— Но нам все равно нужно к врачу.

Нам. Все еще тупо улыбаюсь. Да. Офигенно сильно я стукнулся головой. Я такой невероятный дурак. Таких больше нет.

— У тебя что-то с рукой и… — он замялся, — по-моему, с головой.

— Ни фига, — я улыбаюсь все так же глупо.

— Тём, — он чуть наклоняется ко мне. Выглядит несколько обескураженным и рассеянным. – Скажи… Как тебе целоваться с ней?

«Хуже чем с тобой в сотни раз!», — хочется ответить мне, но я не произношу ни слова. Ян вздыхает, отстраняется, снова вздыхает. Никогда его таким не видел. И не думал, что увижу. Он немного потерянный, жутко виноватый, встревоженный. Не знает, что ему делать: подчиниться моей просьбе или вызывать МЧС, чтобы меня увезли в какую-нибудь клинику.

Парень уходит, возвращается через некоторое время с моей одеждой, сам уже в джинсах и свитере. Когда он тянется помочь мне надеть все это, я отвергаю его помощь. Он возводит глаза к потолку, берет сотовый, и я слышу незамысловатый монолог:

— Через пять минут нужна машина… Что? – от этого простого «что» даже у меня кровь холодеет. – Как это водителя нет? Я его не отпускал. Передайте ему, что он…

Сжимаю ладонь Яна. Шепчу губами: «Не нужно». Парень выдыхает. Нажимает отбой.

— Теперь ты из меня веревки вить будешь? – мягко интересуется он.

Радостно киваю и тут же охаю от боли, распространяющейся из затылка.

— Так, срочно к врачу.

***

Врач меня утомил. Заставил меня сделать рентген, на завтра назначили кучу анализов, так же наложил повязку на руку. Я был не рад, что согласился на больницу. Ян выпроводил меня из кабинета и один на один долго беседовал с хмурящимся мужчиной. Потом вышел, какой-то довольный, при мне набрал моего отца, сказал, что берет меня на дачу на пару дней. Это он ловко придумал, я как-то не догадался, что такой мой вид вызовет у родителя ненужные вопросы. Батя был счастлив, для него Ян вообще был эталоном. Всего. Затем мы зашли в аптеку, Ян сам все купил, довел меня до такси и повез к себе домой.

Мне выпала честь занять его кровать. Пока мы доехали, я уснул. Вернее, меня сморило. Ян хотел было взять меня на руки, но я тут же проснулся, раскричался, и голова только сильней заболела. Он сокрушенно вздохнул и даже дал мне самому подняться, хоть я и чуть не упал несколько раз. На этом мои силы иссякли. Меня раздели, уложили в кровать, укрыли теплым одеялом. Чуть погодя парень занялся следом от кнута. Я думал, там огромная зияющая рана, а на самом деле небольшой багровый отпечаток, чуть содрана кожа. Наверное, халат помог. Ян осторожно продезинфицировал ранку, наложил тонким слоем мазь и залепил лейкопластырем.