Кибер-вождь - Белаш Людмила и Александр. Страница 22
Гельвеция Грисволд в шоу-мире делала деньги на поисках истины; истина, по ее мнению, находилась в доисторическом прошлом — поэтому Гельвеция жила в Горном Краю с компанией таких же свихнутых на простоте и естестве романтиков-неоязычников. Они там ткали из крапивы, брали воду из ручья, поклонялись Стелле, танцевали под барабан и кунгахкэй; в какой-то из их крытых тростником хижин таились радиостанция и медицинская система автоматической диагностики с кибер-блоком первой помощи, но реставраторы язычества это не афишировали. Песни и клипы Гельвеции, полные трогательной первобытности, приносили ей в год тысяч триста пятьдесят — четыреста; в какой-то степени она была обязана этими деньгами изумлению централов, которые не мыслили себя вне улиц и вдали от магазинов. Доран тоже уважал эту загорелую худую женщину в некрашеной домотканой поневе, подпоясанной тесьмой ручной работы, и рубахе, по фактуре здорово похожей на рогожу. Искать истину и красоту в скудной природе планеты, которая впала в экологическую депрессию задолго до прилета землян, — это надо уметь!..
Бесспорным украшением стола являлась Сандра Вестон, сестра Хлипа. Так украшает пир жареная натуральная свинья — не какой-нибудь декоративный слепок из пластмяса, загримированный красителями, а свинья подлинная, самая свинская из всех свиней, с печеным яблоком во рту и пучками петрушки в ушах. Говорят, она и раньше не блистала красотой и манерами, но наследство Джозефа Вестона окончательно ее испортило. Типичный «синдром нищеты» — заполучив богатство, она не забыла тех времен, когда ее старший брательник, вместо того чтоб воровать, лабал на гитаре и рвал горло по самым распаскудным барам трущоб Гриннина, зарабатывая на струны, подержанный дешевый усилитель, третьесортный — если не со свалки, у сталкеров купленный — синтезатор и прочее звучащее электрическое барахло, ругался и дрался с матерью, которой вечно не хватало на бутылку, и приносил сестричке слипшиеся лакомства в бумажке. Бумажку Сандра тщательно вылизывала, а потом бежала к столь же неизбалованным жизнью подружкам — продолжать курс изучения манхлистой ругани и мазаться грошовой косметикой в надежде завязать выгодное знакомство с теми пацанами, что торгуют кайфом в розницу. Для девчат из «зеленых» кварталов эти удальцы были олицетворением удачи — они разъезжали на шикарных авто, носили золотые цепи в палец толщиной и небрежно цедили такие слова, от которых неопытный девичий ум загорался пожаром интимных мечтаний. Иногда их убивали выстрелом в живот, и это придавало им тот благородный ореол, каким издревле славятся преступные профессии и ранняя насильственная смерть. Пока Хлип таранил стену шоу-бизнеса, Сандра от детских сластей рано перешла к запретным сладостям, и, хотя Хлип трижды с боем уводил ее из наркодилерских притонов, она успела потерять наивность, научилась курить мэйдж в стиле заправских потаскух и изучила на себе симптомы венерического гепатита. Сейчас, в положении миллионерши, она была счастлива еще и тем, что все ее друзья детства числились в великомучениках — кто пулей поперхнулся, кто, увлекшись собственным товаром, принял «золотую дозу», кто сгнил в муниципальной клинике для бедных.
Всех этих подробностей вы бы не нашли в книге Сандры Вестон «Хлип — мой брат» — их сквозь зубы сообщил Фанк, глядя на экран с плохо скрываемой неприязнью.
— Господи, и эта шалава ему наследовала!.. И торгует памятью о нем!.. — бормотал он.
Между тем Сандра в свои сорок четыре выглядела очень мило и свежо. В себя она вкладывала деньги не скупясь — ее натаскали по культуре поведения, ей подправили нос, брови, губы, уши, подбородок и осанку, ей вспенили кудрями волосы, от природы прямые и жесткие. Она блистала.
— А еще она семь раз сгоняла жир, — кривился Фанк, — когда разъедалась; ей под кожу заливали растворитель и выкачивали лишнее. Она прожорлива, как топка для сжигания мусора. Ей все время кажется, что деньги вот-вот кончатся и надо нажраться впрок, надо скупать все ювелирное потяжелее, с камнями — и зарывать на черный день. Видимо, это генетическое… мне кажется, у них с Хлипом были разные отцы. Ну, посмотри, как она держится!..
Хиллари уже заметил. Три ожерелья из картенгов, элитный макияж и платье от Милли Брук не могли закамуфлировать того, что искусство визажистов, кутюрье и парикмахеров приложены к вульгарной, выспренной, живущей напоказ особе с чересчур размашистыми жестами, слишком яркой мимикой и повизгиванием в голосе; школа хореографии не избавит такую дамочку от вихляющей походки, а школа дикции — от интонаций уличного сленга.
Где — в воспитании или генетике — таится та неотвратимость, что превращает девочек в крикливых и развязных баб с глазами-пуговицами, похотливо хихикающих рядом с любым самцом, а мальчиков — в примитивных хамов с двумя мыслями в башке — о выпивке и сексе?.. Хиллари молча согласился с Фанком: «Это гены». Из манхла выходили такие ребята, как Хлип, Гаст и Чак, а среди великосветских джентльменов нередко встречались лощеные субчики, в которых даже за тройным слоем лакировки виделось нравственное убожество.
Рядом с Сандрой директор «AudioStar» Луис Ромберг выглядел блекло, будто присыпанный пылью. Глаза у него были маленькие, руки — бледные, лицо — вообще никакое, костюм сливался с обстановкой студии, но именно этот сутуловатый человек тасовал своими бледными руками судьбы артистов и суммы, выражавшиеся в десятизначных цифрах. Доран в сравнении с ним был полунищим, Сандра — просто выскочкой, а Эмбер жила в кармане его брюк на правах монеты в два томпака.
— Ядовитая жаба, — коротко отрекомендовал его Фанк. — Это он загнал Хлипа. Он и его команда.
Но даже в столь пестрой компании несравненный Канк Йонгер торчал, как лом в навозе. Ему было чуток за пятьдесят, но, будучи невысокого роста, он непринужденно и естественно носил прикид взбесившегося от наркотиков тинейджера и, хотя последние пятнадцать лет ничего сильнодействующего не принимал, взгляд у него был откровенно припадочный. Под затертой курткой в побрякушках — дырчатая водолазка в красно-зеленую полоску. Вместо кулона — очень крупный дохлый таракан, залитый в прозрачную смолу (Канк иногда с ним разговаривал и целовал его). Брюки — на вид из термоизолирующей ткани, какой обматывают трубы в теплотрассах. Прическа клочьями, удачно имитирующая не то лишай на голове, не то лучевую болезнь. Татуированные губы. При этом Канк не притворялся — он вел себя так, как выглядел; вся жизнь его была — один большой концерт. На свои гонорары он возвел дворец, но жил в нем, как в сквоте, и спал на полу. У него постоянно обитало сотни полторы гостей, иные — по нескольку лет; это были непризнанные или начинающие музыканты, полоумные художники, уличные актеры и иные экстремалы от искусства; он их кормил, поил и финансировал. Обычаи у Канка были простые — ни наркоты, ни крепкой выпивки, ни воровства, ни оргий; сам испытав все убойные наслаждения, он поумнел и решил, что молодым это не надо.
К работающим в других жанрах Йонгер относился снисходительно; Рамакришну он считал тихо помешанным, Эмбер — удолбанной дурой и, пожалуй, к одной Гельвеции испытывал некую толику симпатии.
— Друзья мои! — дежурно засиял Доран. — Сегодня мы… все вместе… ради священной для нас памяти о Хлипе… единодушно выразить протест… мы не допустим… — и так далее. Сандра поглядывала на «Союз защиты» свысока, явно вынашивая некое сногсшибательное заявление; Йонгер с воркованием порылся в жестяной коробке, причмокивая и поцокивая языком, потом спрятал свой нищенский ларчик под столом между ногами и вперился отсутствующим взглядом в дальний угол; ему было скучно — и это казалось Дорану наиболее опасным. — …мы слушаем тебя, Рамакришна.
— Хлип жив, — незатейливо, но глубоко начал тот. — Разделение мира на здешний и потусторонний не имеет смысла. Вибрации эфира заключают в себе все минувшее и все грядущее, и потому можно сказать, что нет ни прошлого, ни будущего — есть единая духовная реальность, необъятное пространство духа, и наш зримый мир — лишь его маленький осколок. Мы слышим голос Хлипа, видим его образ — значит, он жив, и утаить от человечества его творение — значит нарушить круговращение эфира, вечное превоплощение духа в ощущение и осязаемого — в дух. Карма той частицы грубой плоти, что зовется Хиллари Р. Хармон, может быть роковым образом нарушена и приведет к мучительным перерождениям, а вместе с ним и мы, лишенные животворящего воздействия духовной аватары Хлипа, внутренне обеднеем и замедлимся на вечном пути эфирных странствий. Это несчастье следует предотвратить…