Оборотни космоса - Белаш Людмила и Александр. Страница 52

– Н-да, он так не входит, – промычал Удюк задумчиво. – Чего-то у него не сладилось. Шангул, а деньги? Что принёс – доставай, порядок знаешь.

Хапушка захныкала, размазывая по щекам несуществующие слёзы, а Шангул присел, словно от боли.

– Это что значит? хочешь сказать, что пустой пришёл? Да ты смеёшься, что ли?! Как уши-то посмел сюда засунуть, если у тебя – голый нуль?!

Гуляющие нестройно засмеялись, выкрикивая разные безжалостные подковырки; хапушка с лица стала сама не своя, а Шангул застонал, сгорбившись и баюкая руку на тряпичной перевязи, сморщившись то ли от боли, то ли понарошку.

– Не серчай, Удюк! Видишь, я никакой стал! Чем ругаться, лучше помоги! Проруха вышла. Нас на Шурыге обидели... Меня изувечили... – Левой бережно вынув правую из перевязи, Шангул кое-как вздёрнул рукав. Предплечье налилось красно-бурым кровоподтёком. Ребятня зашепталась – во, страх какой!

– Так. – Удюк встал, решив, что повод для прихода без добычи предъявлен вполне уважительный. – Пошли в «комнату», говорить будем.

У Лишая с Псицей имелась «комната» – угол, занавешенный гуманитарным покрывалом из какого-то давнишнего привоза. Оно слегка протёрлось и маленько разлохматилось; офицерская жёнка уже собиралась его кусковать и продать в розницу, но муж-кормилец раздухарился с грибов и кинул покрывало Лишаю. С тех пор Лишай спал не просто в груде рванья, а имел «ложе». Войти в «комнату», когда занавес задёрнут, – в лоб схлопочешь и пинка в придачу. Удюк от всех требовал соблюдать своё private и орал из-за одеяла: «Кто там?! Назовись, а потом лезь!»

Псица тут всё устроила шикарно. На стене налеплены вырезки – заказные интерьеры из торгового альбома и красавицы; на железном поддоне – лампа со стеклянной трубой и переносная горелка, обе заправлены керосином; на вбитых в стену дюбелях – две сковородки. Лёжа на «ложе», счастливая Псица воображала, что она – взрослая. Под тюфяком она прятала двух мягких кукол с глазами, это были её дети.

– Кто наехал? Гвозди? – Удюк сразу взялся за главное. С кланом, чей рынок, дело может иметь только сам Дука. Но если кто другой напал на Шангула...

– Не, Гвозди не придирались. Мы купили входные браслетки, по агале штука. Деньгу предъявили чин чином – мол, покупать идём.

– Сосчитали, когда будет отключка тока, – даже убитая горем, не забывала хвалиться девчонка. – Плюс-минус час. Нам это ой как на руку! Пригляделись, пошастали... Хлобысть! – и всё погасло. Я как раз нацелилась на корноухого. Ну как есть дуропляс, болванчик эйджинский! зенками по сторонам хлоп-хлоп, а ни махра не видит. Его на живом торге девка-затягала – тоже дурь с хвостом – к приказчику водила. Я шасть к нему в карман – тонко-тоненько, ниточка не шелохнулась.

– Ты мою девку знаешь! Ловка, в восемь рук не уловишь, а этот идол притворялся! Чуткий оказался, ухватил её. Тут я его в бочину-то как ширкну! За свою девку – душа кипит! И мне облом – поганец был в бронежилете. Чуть руку из плеча не вырвал. Сломал, поиздевался – и выпустил нас. Мы дралала! Теперь лапой двинуть не могу... Болит, как сверлом крутит. Пальцев почти не чую... А вдруг совсем отнимется? – Голос Шангула задрожал.

Да, налетел хапец, иначе не скажешь! Кто он без боевой руки? ни девке оборона, ни себе добытчик.

– А, Удюк? ты старшой...

– Не оставь нас! – заныла девчонка.

– Может, Дуке пожаловаться? – Шангул тяжко размышлял вслух. Мухарма молча поглядывала на дружка – как-то он поступит? Удюк – парнишка резкий, но должен понимать, что есть дела, которые не по плечу ребятам.

– Кончай скулить, хапец. – Удюк достал две папиросы, подал одну Шангулу. – На, утешься. Ты, девка, приложи ему мокрого мха к руке, меняй чаще. Будет хужать – заплачу докторишке, он вправит.

– Ну его, костолома! – Шангул поёжился. – Он грибоед, руки крючьями...

– Другие стоят дорого. Так вот, я беру ваше дело на контроль. – Удюк не мог передать обиду сержантам, иначе какой он авторитет и старшой!.. – Слово даю – отыщу корноухого, горько ему будет. Это дельце нехитрое... Рабов за один раз не покупают – значит, он там вновь объявится. Тут гада и выследим. Посмотрим, кто это и как его наказать.

«Наказать-то я подзаведу сержантов!» – подумал Удюк. Иначе зачем у Подвального свора боевых парней? Надо им отрабатывать харчи; они жрать здоровы – вот пусть и мстят за Шангула, раз такие откормленные.

– Сделай, Удюк! – с жаром попросил Шангул. – Я для тебя за это...

– Молчи, пока не вырвалось. Потом и ты мне поможешь когда-нибудь... Теперь вали, рассказывай, каков эйджи из себя и где с кем торговался.

Хапцы описывали долго, но толково – после их слов врага ни с кем не спутаешь. На прощание Удюк («князёк» должен быть щедрым!) подарил Шангулу ещё папироску и книжицу, надорванную поперёк, – пособие ВП для недорослей; он их целую пачку выудил из мусорной коробки в «Кабарете».

– Занятная ерундовина. Пусть девка тебе почитает, там много всякого – про драки, про дурь, про секс и как это делать. Самая правильная книга.

Блок 9

– Я так и знал, что ты отправишься в Аламбук без меня! – Размахивая руками, Буфин с возмущением ворвался в номер к Форту. – Чёрт меня дёрнул упомянуть Чёрный город! Мне бы сразу сообразить – раз этот парень из Сэнтрал-Сити, он бросится за выгодной покупкой сломя голову. Но ведь ты никого тут не знаешь! Мыслимое ли дело – сунуться к чёрным без рекомендаций и знакомств! Не удивлюсь, если тебя уже облапошили! а?! сознавайся!.. Верно, ни в чём признаваться нельзя, даже перед Большим Жюри, когда на пол выгрузят тонну вещдоков.

– Привет, солнышко, – радушно улыбнулся Форт, вставая навстречу дельцу и пожимая его пухлую руку. – Извини, что заставил нервничать. Ты следишь за своим давлением? что-то рожа у тебя набрякла, вроде помидора...

– И ты туда же! – Буфин негодующим жестом отверг его заботу. – Это семейное, в моём роду одни жирдяи. С наследственностью, друг мой, не поспоришь. Зато в нас деловая жилка, вот что ценно! Условия прежние – десять процентов. Я не акула, наживаться на земляке грех. Само собой, мой проезд, питание и проживание – за твой счёт; ведь ты вызвонил меня по своей прихоти!

– Какую гостиницу ты выбрал, расточитель?

Буфин назвал суточную стоимость места в облюбованном им отеле. Форт твёрдо решил зарегулировать посредника в смысле жратвы, чтобы хоть на этом сэкономить.

– Кормёжка двухразовая. Как положено в пансионатах.

– Милый, мы не дома! Тут сутки из двух половин – выходит, минимум четырёхразовая.

– В столовке.

– Мне больно говорить об этом, но приезжие здесь кушают исключительно в ресторанах. У ньягошек превратное мнение, будто гости – поголовно миллионеры, поэтому сервис для них двух сортов: высший или никакой. Местные ходят на рынок, а хавают у себя в норках. Но я не намерен жевать то же, что они! Никто не заставит меня есть свинов и долгопятов. Только отечественные продукты!

– Ты читаешь «Потребительское обозрение»? знаешь, что содержится в наших консервах? Если хвосты и копыта – считай, деликатес... а когда на банке стоит НББ? нитевидный бактериальный белок. Или того хлеще – ОПР ПОР, очищенный продукт растворения панцирей океанических ракоподобных.

– Я патриот! ради Отечества и рачью скорлупу съем. Хотя могу столоваться у тебя, дешевле выйдет. Нанять кухарку – в Аламбуке без проблем, берут недорого. Ты уже взял кого-то?.. – На диво подвижный Буфин норовил пролезть дальше по изогнутому помещению, но Форт ловко завернул его к выходу и стал проталкивать в дверь.

– Имей в виду, так называемый стандарт «тридцать две крины в сутки» – для наивных! если ты уже влип с наймом, рассчитай эту козу и гони взашей! Я подскажу, где найти служаночку всего за двадцать, причём она войдёт в цену вся целиком. Как? ты никем не обзавёлся?! готовишь себе сам? – Буфин чуть не задохнулся от негодования. – Ну, брат, ты скупердяй! Или ходишь в ресторан?

– Не волнуйся за моё пищеварение; я купил раба, такого опрятного паренька.