Оборотни космоса - Белаш Людмила и Александр. Страница 67
«И-ти-ти-ти, – внутренне ощетинился менеджер, – а ты не подосланный? сколько за утро наездов с хитростями... Всем срочно запонадобился офицерский персонал! Подавай им телеметристов и бортинженеров!.. Иди-ка ты, корноухий, дальше. Как тебя ко мне послали, так и я тебя пошлю».
Навигаторов в его обойме не имелось. Конечно, поискав там-сям, подняв планку комиссионных, сыскать товарец можно, но либо это будет дорого... либо хозяин придержит штурмана до настоящего покупателя, чтоб всех скопом, вместе с менеджером, не уличили в растоптании правды удальцов.
– Сходите в тот зал. Уверен, там для вас что-нибудь найдётся.
Капитан «Леди Гилфорд» почти с отчаянием свернул в указанный зал. Или слава Аламбука как невольничьего рынка здорово преувеличена, или он вышел на поиски в несчастливый день. Ну разумеется! когда он спускался с орбиты, на Колумбии была пятница, 6 марта! ни один капитан по доброй воле не начнёт рейс в пятницу, так водится издавна. Ещё одно доказательство, что древние были умней, чем кажется с дистанции в пятьдесят веков...
Ехидство ньягонской дамы проело в нём брешь. Он всегда старался сосредоточиться лишь на службе, на своих делах, и хладнокровно относился ко всем прочим, но после визита ушастой чиновницы почувствовал себя неловко. «Здорова ли Дорис Гурден? вы не забыли тех, с кем заканчивали академию?»
Отправка барж, переговоры с Иссой, швартовка, заправка и профилактика «Леди Гилфорд» – капитан всё должен держать на контроле! – отвлекали, но не избавляли от тяжких мыслей. Уединившись на исходе дня в каюте, он заставил себя заглянуть в зеркало. Что со мной? откуда эта складка, почему сжимаю губы? Разве я не могу спокойно видеть самого себя? Неужели... совесть взыграла?
Стоянка недолгая. За это время никого не найти, не выкупить. Отчего-то совесть выбрала Дорис, чтобы истязать его. Зачем её? он не был с ней близок!.. Видимо, потому, что ньягонка уделила ей больше слов, чем другим.
Никто не говорил, что Дорис – здесь. Он вывел на экран сводку о наличии денег в судовой кассе. Прикинул, сколько у него с собой, сколько можно снять со счёта. Чистой воды сумасшествие. Кого, куда ты отправляешься искать? на что надеешься? Перед кем притворяешься, что всерьёз намерен выкупить её? перед собой? чтобы внутри не грызло?..
Напрасные хлопоты. За считанные дни, без знакомств и связей ничего не сделаешь. А от совести есть надёжное лекарство – грибная настойка! не попробовать ли её?
Менеджер едва перевёл дух, спровадив странного покупателя, как перед ним возник смутно знакомый эйджи в широких светлых брюках, белой рубашке с трафаретом «НИКЕЛЬ», жилете и эриданской шляпе; глаза скрыты серебряными плексами.
– Ваш каталог, приятель. Я изучил.
– Ой-ее, это вы, мотаси! вы искали себе экипаж... Рад встрече! Присмотрели что-нибудь из товара?
– Не то. – Эйджи подвигал губами, показывая, что выбор мал и плох. – Как там сводка об экипаже? вы подрядились за...
– Всё помню, – подмигнул менеджер, доставая листок. Взамен эйджи протянул полсотку крин. – Товара с избытком, цены приемлемые. Все «устройства» со стажем.
– Из налогового списка или...
– Только списочные образцы, никаких неучтённых!
– Прежде всего меня интересует навигатор. – Эйджи всмотрелся в перечень «устройств». – Начнём с него. И это всё, что удалось разведать?.. да, бедноват у вас рынок.
«Навигаторы нынче в центре внимания, – подумал менеджер. – Надо этим воспользоваться. Ну, приятель, я буду не я, если ты уйдёшь без покупки. Ты с деньгами, ты олень, хочешь огрести по полной программе – значит, огребёшь. Я тебе укомплектую целый экипаж из неблагонадёжных. Будешь вспоминать со слезами благодарности, когда они тебе бунт на борту устроят!..»
– Мы разрешим эту проблему, мотаси. Ни камешки сверх платы не возьму, но после днёвки вы будете иметь меню из всех возможных вариантов.
– Мой телефон. – Эйджи протянул полоску. – Сюда я таскаться не могу, дел невпроворот – высматриваю люгер. Свяжемся и обговорим; сольёшь на телефон карточные сведения.
– Так не принято... – замялся менеджер.
– Не все. Рост, вес, пол, стаж, на каких судах летал, были-нет перепродажи. Клички, особые отметки...
Менеджер чуть не выругался.
– ...в смысле болезней, наркотиков и прочего.
– Будет! всё выложу.
Мухарма печально подвывала Лишаю, когда эйджи в шляпе и серебряных очках отвалил от торгаша. Чтоб приблизиться к приятелю, она сделала вид, что удерживает и умоляет его не умирать вслед за перешедшим край. Изображая сцену отчаяния на похоронах, ребячий «князёк» и его краля проводили эйджи быстрыми взглядами.
– Ну а этот? – прошептала Псица, пока Удюк картинно освобождался от её захвата.
– Не разобрать. Все на одну рожу. И плексы...
– Нос вострый, как у туа.
– Глаз не видать. Он вернётся. С купцом о чём-то сговорился.
– Почему-то он мне показался знакомым.
– И тебе?.. Будем стеречь, не уйдёт.
День и ночь – сутки прочь. Позапрошлую полночь Коел провела без сна. Так провела, что когда её вывели из тюремных нор Окурков и передали конвоирам Неминучих, она казалась себе мёртвой. Шла, как тело без души. Не видела того, что перед ней. В памяти застыло видение человека, падающего с края платформы, – тогда Коел пережила последний взлёт, мучительный порыв смелости и горя, после чего остатки сил покинули её, пришло неотвязное, пугающее ощущение пустоты под ногами. Раньше было на что опереться, была надёжная твердь, крепкий пол, но оказалось – тебя ничто не держит, ты идёшь по плёнке мыльного пузыря; стоит ей прорваться, как ты полетишь вниз, в черноту. Каждый шаг – последний.
Сыск! Близко маячат лица ньягонцев, в щелях между напряжённых век блестят остро нацеленные зрачки. Мрак. Идущие вглубь коридоры-кишки. Взлетающие вверх и падающие решётки дверей. Вдруг всё заливает слепящий белый свет, безжизненный и жгучий, свет с запахом металла. Голос быстро и настойчиво задаёт вопросы, на разные лады повторяя одно и то же. Где-то рядом раздаётся душераздирающий, долгий крик. «Говори, выкладывай, а то и ты так запоёшь». Язык сам собой начинает что-то лепетать; сыщики потряхивают ушами.
Это остаётся внутри – и на выходе, и по дороге, и у Неминучих. Будто щипцами вынули душу и бросили на скользкий от кровавых плевков пол между решётками, в темноту застенка, а опустошённое, пошатывающееся тело увели прочь. Голая душа лежит там, внизу, продолжая осязать и слышать; её ощущения по незримым нитям передаются далёкому телу, заменяя слух, зрение, все чувства.
По-настоящему Коел били дома – если длинные извилистые норы считать домом. Оказалось, сыщики-Окурки относятся к чужому имуществу лучше, чем Неминучие Ножи – к своему собственному.
Хозяин «Обороны» пристально оглядел навигаторшу. Вроде бы цела, ноги не хромают. После такой измены – и не битая?!
– Так, и что с тобой делали?
– Спрашивали. – Глаза унылые, тёмные от безысходности, ничего не ожидающие, кроме боли.
– Только и всего?! Придётся самому! – И за туанский хлыст-разрядник. – Меня, Нихана Гурга, так опозорить!.. – И по рукам, по бокам, по ногам. – Как в сговоре оказалась?!
– Я не оказалась! Моё имя нашли в списке! Не знаю, почему! – заслонялась она, уворачиваясь и сгибаясь.
– Знала, не знала, а штемпель заработала! Куда теперь тебя девать?
Молчит, вздрагивает и сжимается на каждый шум и стук, плотней запахивая кофту. Ответов у неё осталось только два: «нет» и «не знаю».
И-ти-ти, как бы это не энэвилл начался! А говорят: «Психболезни не заразные!» Спросите у рабовладельцев, они в этом лучше докторишек смыслят. Когда с Эридана завезли аморов, помимо лимфатической лихорадки фэл на Ньяго проник и энэвилл, болезнь безволия с бесчувствием. Раб выключается из всего, замыкается; ни битьём, ни лаской его не пробудишь. Некоторые режут себя, чтоб хоть что-то ощутить. А там, смотришь, второй замолкнет, третий... Нельзя допустить.