Оборотни космоса - Белаш Людмила и Александр. Страница 73

– Брат мой, не согрешай в номинации «гнев» и помни о понятии «навязанная монопольная услуга». У кланов, что крышуют лифты на Иссу, много охранников без дела зевает – им тоже жить надо. Высшая цель оправдает нам расходы. Да, ещё карточку в кассе испачкают штемпелем. От этого не откупишься, но можно поворчать.

– Буду молиться об умилении злого сердца, дабы не вынести окошко кассы вместе с билетёром.

– Это не киборг. – Коел зачарованно уставилась на закрывшуюся за Никелем дверь. – Это полоумный киборг. Ты спишь с ним в одной комнате? я бы не решилась. Вдруг он начнёт всё крушить, когда вирусы доедят его мозг?..

– Он очень добрый и деликатный парень.

– Да уж!.. – Утирая слёзы, Коел вспомнила, как Никель ходил в лавку разбираться. Повадки централа, жаргон... «Я там родился». Похоже на то. Только не «родился», а «был собран на конвейере General Robots».

Но тут же она спохватилась об ином:

– А моя рабочая карточка? У него не отберут её? Это документ; я должна взять карточку с собой! может, мне по ней восстановят косменский стаж.

– Неужели всё это время ты платила профсоюзные взносы? – спросил бессердечный Pax.

– Что же – у меня пропадут шесть лет из стажа?! – Всплеск негодования и снова слёзный блеск в глазах.

– Потом у тебя будет гораздо больше времени, чтобы посвятить его этой проблеме. Сейчас есть дела поважней.

– Кто встретит меня на Иссе? – Коел с усилием смогла вернуться в колею.

– Как раз об этом я хотел с тобой побеседовать. – Брат Жозеф, в отличие от грубоватого и порой несдержанного на язык Никеля, был обходителен и по-ньягонски тих. – По пути на Иссу ты должна выглядеть так, словно не представляешь, куда тебя везут, и ожидаешь самого худшего.

– И притворяться не придётся, я вся на нервах.

– Следи, чтобы случайно не улыбнуться. Только встревоженное и печальное лицо. В Аламбуке большой траур, за улыбку могут избить.

– А что произошло? Я была заперта, потом сборы... Тем нашим, кого успела увидеть, с прошлой полночи запретили выходить из нор. Вроде убили кого-то?

– Той полночью неизвестный убийца, – брат Жозеф вздохнул с унылым оттенком, который приличествует духовному лицу, по воле обстоятельств говорящему о кровавом злодеянии, – зарезал Первого из преосвященных жрецов, благодатного Шуламангу. Все скорбят.

– Ийо-хаа! – Воспрянув, Коел расцвела, как весенний сад. – А некоторые глядят и радуются! Спасибо за новость, брат Жозеф! о, я давно не была так счастлива! это правда?

– Нам по уставу ордена запрещено лгать, – скромно потупился Pax.

– Так и надо этой чёрной гадине! – разгорелась Коел. – Я бы их, псей... – Последовал сжатый, но искренний список пыток и казней, долго копившийся в тайной глубине её души.

– Тебя встретят люди Эрке и сотрудники Гэлп Сэкоунтэй, – приглушенно, но отчётливо и твёрдо продолжил красивый и мужественный брат Жозеф. – Град Эрке берёт тебя под защиту.

– Я полагаю, это не благотворительная акция? – серьёзно спросила Коел.

– Эрке обеспечит тебе свободу и безопасность, ничего не требуя взамен. Но ты поможешь очень многим людям, если согласишься дать показания о том, что происходит в Аламбуке. Готова ли ты пойти на это?

– Я?! готова! – не раздумывая, решительно сказала Коел. – Я руку отдам, чтоб рассказать! Ты будешь за меня молиться?

– Непременно.

Лицо Коел, окрылённой счастьем и яростью, буквально светилось от нахлынувших чувств; желание запечатлеть на нём братский поцелуй мог смирить разве что риск обжечься.

Но Pax взирал на неё холодно. В сердце его извивалась тоска об утраченном, а шёпот внутри выговаривал слова: «Большие воды не могут потушить любви, и реки не зальют её...»

– В память о благодатном учителе, взошедшем по семицветному мечу на облака, чьё святое небесное имя – Надежда Бойцов, Светоч Сражающихся, мы открываем финал жестоких игр на новом ограждённом помосте в стиле Царь Горы. Поклонимся духу учителя!

На опоясавших арену многоярусных рядах поднялись с плетёнок строго одетые в тёмное мужчины и женщины с прикрытыми лицами, чтобы одинаково отвесить церемониальный поклон. Вышли судейские в лаковых масках, каждый нёс в вытянутой руке позолоченный ритуальный шнур; отовсюду их приветствовал стук ладоней по доскам ярусов для сидения. Судьи жестоких игр выступали чинно, как предписывает обычай, – по чёрным оскаленным маскам прорисованы кроваво-оранжевые полосы, уши масок как бы пламенные. Юнцы в масках сна и утомления мели дорожки для подхода бойцов с наставниками и прислужниками, а из-за занавесов низкого прохода, ведущего к норам свирепых единоборцев, дрожью доносился серебряный бой палочек по металлическим полосам.

– Школа Низвергающих выставит трёх. Никто не видел их. По слухам – настоящие каменные чудища, обладающие полным совершенством воли.

– Я ставлю на проверенных, испытанных бойцов. Седые уши, проседь на теле – вот знаки, указывающие победителя.

– Вспомните Мака Щелкуна. Один звук его шагов обращал в бегство.

– Где теперь тот Щелкун! всё уходит.

– Его кровь сохранилась в сыне. Я уверена, мотаси, он пробьётся к званию Царя. Он не отступает.

– Кто ставит на Тайса Громового?.. не откажите смешать чашечки и выпить за его триумф.

Вдоль ярусов сновали недоросли с чайниками кипятка. Густой отвар зрители приносили с собой, каждый – состав собственного изготовления по рецепту, заповеданному предками. Здесь сошлись избранные, тонко сведущие в бойцовских приёмах, даже переливах взглядов, а также в составных напитках. Несколько капель на дно чашечки, плывущая по краю струйка кипятка – и ароматный пар взлетает к жаждущим ноздрям, вдыхается чуть приоткрытым ртом. Рассуждают о цветности, крепости, угощают соседа каплями своей рецептуры и (тончайшая изысканность!) смешивают растворы. Иногда возникают столь диковинные сочетания, такие букеты, что душа от тела отрывается.

– Отрыв?

– Отрыв, мотагэ. Чем, скажите, вы добиваетесь этой глубокой горчины на придыхании после осушения чашечки?

– Тайна сокрыта в фактуре камня, из которого выплавлена чашечка. И эта тайна, увы, утрачена! Неизвестно, где та глыбь, в которой добывался камень...

– Какая страшная потеря! Неужели нельзя отыскать...

– Мои сыновья проводят розыски.

Юнцы пошли вокруг игровой площадки, подняв над головами и повернув к зрителям плакаты с каллиграфическими надписями: «Представляем бойцов первого квадрата».

Зал оживился, но не прозвучало ни звука лишнего. Когда выходят бойцы с сопровождением, всё стихает. Глашатай называет имена; благодаря особой акустике зала негромкий голос слышен до самых верхних рядов. На глашатая и бойцов наведены чувствительные микрофоны, ловящие каждый шелест.

Плакаты в руках сменились новыми: «Начинаем взвешивание бойцов».

Весы выверены и опломбированы. Для оценки весовых категорий нужна точность до камешки!

– Открыть помост для освящения, – скомандовал распорядитель.

Юнец и юница, одетые как двойня, снимают с помоста полотнище тонкой оранжевой ткани. Вздох восхищения, шёпот сомнения, цыканье скептиков и шелест рассуждений. Помост новый, скрупулёзно выделанный краснодеревщиками по образцу старого. Платформа бархатистая, как ушки новорождённого, в центре трёхступенчатая пирамида – Гора. Взойти на её вершину сможет самый неукротимый, ярый и бесстрашный боец, обладающий всеми достоинствами – каменной волей, гибкостью клинка, быстротой пули и, что не менее важно, абсолютной чистотой и цельностью звонких зубов.

Наследный жрец маленькой кисточкой совершил обметание углов помоста и верха Горы. Зал, благоговейно сложив ладони, повторял за ним заклинание, призывая па зрителей, бойцов и место непримиримых схваток светлый дух истины и справедливости. Те, кто происходил из жреческих семей, молились с поднятыми руками, громче прочих – таково их родовое право и обязанность: подкрепить моление священника своим сильным словом.

– Будьте жестоки, не отступайте, стойте до последнего – и да стоит град так же, как вы, – произнес распорядитель последнее напутствие.