Любовная горячка - Монинг Карен Мари. Страница 10

Я начала с магазина. Первая его половина была именно тем, чем казалась, – эклектичным и богатым книжным магазином. Я решила проигнорировать ее и направилась в заднюю часть дома. Первый этаж был начисто лишен индивидуальности, это был обыкновенный музей, где в огромном количестве и без особой системы были представлены произведения искусства и антиквариат, но ничто здесь не могло помочь мне разгадать человека, который приобрел все эти вещи. Даже личный кабинет Бэрронса, комната, от которой я ожидала хоть каких-то новых штрихов для психологического портрета, наградил меня лишь холодным, отстраненным отражением в огромном зеркале с деревянной рамой, которое висело между книжными шкафами из вишневого дерева, за богато украшенным столом пятнадцатого века. На первом этаже я не обнаружила ни кухни, ни спальни, ни столовой.

На втором и третьем этажах все двери были закрыты. Это были тяжелые двери из цельного дерева, со сложными замками, которые я даже не попыталась поковырять. Сначала я осторожно и очень тихо попробовала повернуть дверные ручки, так как ожидала, что за одной из этих дверей может оказаться Бэрронс, но на подступах к третьему этажу я уже вовсю награждала двери рывками и злобными пинками. Сегодня я проснулась в окружении темноты. А я устала от темноты. И еще больше я устала от тех, кто может контролировать освещение.

Я затопала по лестнице, ведущей вниз и наружу, к гаражу. Дождь стих, но небо все еще было темным, затянутым грозовыми облаками, так что рассвет казался сказкой, в которую невозможно было поверить, несмотря на то что вот уже двадцать два года я встречала эти самые рассветы. Слева от меня, в глубине аллеи, в темноте заброшенного района танцевали и пульсировали Тени. Я отсалютовала им неприличным жестом. С обеих рук.

Затем я подергала дверь гаража. Закрыто, конечно же.

Подойдя к ближайшему темному окну, я изо всей силы двинула по нему обратным концом фонарика. Звон разлетающегося стекла бальзамом пролился на душу. Никакой сигнализации. «Получи, Бэрронс. Похоже, у тебя далеко не все под контролем, зануда». Возможно, здесь стоял тот же защитный контур, что и в магазине, но он защищал от других воров, не от меня. Я выбила зазубренные остатки стекла, чтобы не порезаться, подтянулась на руках, перелезла через подоконник и спрыгнула на пол.

Повернув выключатель у двери, я целую минуту просто стояла на месте, хихикая, как идиотка. Я уже видела коллекцию машин Бэрронса, даже ездила на некоторых из них, но взглянуть на все это сияющее великолепие сразу – слишком большое потрясение для особ вроде меня.

Я люблю машины. От гладких спортивных до массивных и угловатых, от новомодных и навороченных до вневременной классики, от пышного седана до сверхудобного купе – я фанатик всех этих машин, а Бэрронс их владелец. Ну, возможно, у него есть не все. Например, я еще не видела у него «бугатти» и, учитывая тысячу три лошадиные силы с ценником в миллионы долларов, не рассчитывала увидеть, но у Бэрронса имелись практически все автомобили моей мечты, вплоть до «стингрея» [3] шестьдесят пятого года выпуска, выкрашенного не во что иное, как в традиционный для Британии «гоночный» зеленый цвет.

А дальше «мазератти» примостилась рядом с «Wolf Countach». [4] Еще чуть дальше красная «феррари» едва ли не мурлыкала рядом с… моя улыбка тут же исчезла – с «майбахом» Роки О'Банниона, напоминанием о шестнадцати смертях, которых не должно было быть, о шестнадцати людях, которые не должны были погибнуть, но погибли, и часть моей души болела оттого, что эти смерти были на моей совести, а часть радовалась, поскольку их гибель временно спасла меня от расправы.

Как вы справляетесь с такими двойственными чувствами? Неужели мне пора повзрослеть и начать делить память на отдельные отсеки? Такое разделение, как мне кажется, – это что-то вроде защитной реакции на наши грехи: некоторые здесь, некоторые там, некоторые мы прячем даже от самих себя, отодвигаем их, чтобы можно было жить со всем тем, что мы натворили. Мы можем смириться с каждым грехом по отдельности и жить дальше, а вот если они навалятся все вместе… Способны ли эти грехи просто раздавить нас?

Я вышвырнула из головы все мысли об автомобилях и начала искать двери.

Когда-то этот гараж наверняка играл роль склада, и я бы не удивилась, если бы обнаружила, что этот склад занимает по площади целый городской квартал. Пол был из отшлифованного бетона, стены – явно литые, балки и брусья – из стали. Все окна были закрашены черной краской, начиная от небольших проемов под потолком и заканчивая двойными стеклопакетами на уровне земли, у двери (один из которых я только что расколотила). В гараже была всего одна втяжная дверь.

Кроме нее и, собственно, автомобилей, здесь ничего не было: ни чуланов, ни лестниц, ни люков под резиновыми матами на полу. Я уверена, потому что все обыскала и ничего не нашла.

Ну так и где же эти три подземных этажа и как мне можно к ним подобраться?

Я стояла в центре огромного гаража, в окружении коллекции самых прекрасных в мире автомобилей, спрятанной на безымянной аллее Дублина, и пыталась понять ход мыслей ненормального владельца этой коллекции. Бесполезная трата времени. Я вообще не уверена, что у Бэрронса есть мозг. Скорей всего, в голове у него находится невероятно эффективный микрочип.

Я скорее почувствовала, чем услышала, какой-то шум, урчание под ногами.

Я наклонила голову и прислушалась. Секундой позже я уже упала на четвереньки, смела с пола тонкий слой пыли и прижалась ухом к холодному бетону. Где-то глубоко внизу, под толстым слоем земли, кто-то вопил.

И этот звук, безумный, животный, заставил все тонкие волоски на моем теле встать дыбом. Я закрыла глаза и попыталась представить себе существо, способное издать подобный звук. А оно кричало снова и снова, и каждый леденящий душу вопль длился около минуты, эхом отдаваясь от бетонной гробницы.

Что там внизу? И что за тварь может обладать такими вокальными способностями? Почему она так вопит? В крике звучало нечто более темное, чем просто отчаяние, более опустошенное, чем похоронный плач. Это был безумный вопль измученного существа, которое уже не ждет спасения, существа брошенного, потерянного, обреченного на адские муки без надежды на то, что они когда-нибудь закончатся.

Мои руки покрылись мурашками. Раздался новый вопль. На этот раз он казался испуганным, а не замученным. Оба вопля слились в отвратительный концерт, в жуткий вой. А затем стихли. И наступила тишина.

Я постучала пальцами по полу, размышляя над тем, насколько случившееся выходит за рамки моего понимания.

Больше не чувствуя себя ни упрямой, ни настойчивой, я решила вернуться в свою комнату. Стоило мне шагнуть на улицу, как ветер, гонявший по аллее мусор, разорвал плотное покрывало облаков, открыв окошко темного неба. Рассвет еще не наступил, и луна по-прежнему была полной и яркой. Справа от меня, в Темной Зоне, Тени больше не танцевали в темноте. Они сбежали от чего-то, что не было ни лунным светом, ни восходом солнца. Я часто наблюдала за Тенями из окна спальни: ночью они становились невероятно нахальными, а самые крупные из них не скрывались до самой последней минуты.

Я взглянула налево и чуть не задохнулась от ужаса.

– Нет, – прошептала я.

Там, куда не доставал свет прожекторов, стояла высокая, закутанная в черное фигура, и полы ее темного одеяния развевались на ветру.

На прошлой неделе я несколько раз замечала что-то похожее, но это было поздно ночью. Передо мной было что-то настолько затертое и заштампованное, что я отказывалась верить в его реальность.

Хватит с меня Фейри.

– Тебя там нет, – сказала я.

Я помчалась по аллее, взлетела по лестнице, рывком распахнула дверь и рванулась внутрь. Когда я оглянулась, призрак уже исчез.

Я издала дрожащий смешок. Ну да, конечно. Его там не было с самого начала.