Охота на Белого Оленя - Белаш Людмила и Александр. Страница 15

Благо, Бобер с коллегами был начеку, а природоохранительный союз помог медикаментами, включая средства вакцинации.

Сеятелей морового поветрия изловить не удалось — а то бы торчать им ногами из осиного гнезда…

Могил на лесном кладбище намного прибавилось и траур долго был привычным цветом в Лесу — но горе минуло, хоть и не забылось. Память о павших была не только скорбной — славы хватило и на их долю — а живым, даже самым отважным, предстояло очищать и заново засаживать пожарища, и думать над тем, как бы не оказаться в будущем застигнутыми охотой врасплох.

Боевое братство крепко спаяло местных и пришлых — прижилась в Лесу Пума (ее приняли в свой дом Рыси), Бродячие Псы подружились с Волками, а Пудель утешил одну из Бродяжек, чей парень погиб на Урочище. Звали остаться в Лесу и Вука, но у того была за морем молодая жена и волчата — правда, он твердо обещал наведываться сюда при удобном случае, а с двоюродным братом прислать оружия и патронов. Герр Татцельвурм вернулся в Альпы — воздух долин был для него тяжеловат — заверив Оленя, что помощь свободному Лесу станет отныне долгом альпийцев.

Лесное население пополнили не только союзники — некоторые из охотничьих Коней и Псов, которых звери отпустили на свободу, не захотели возвращаться в псарни и конюшни, сбросили узду и ошейник, и взамен сытой неволи выбрали трудную волю. Как после этого было не взять их в Лес?

Опоздавших на подмогу встречали приветливо — не их вина, что охота так скоро оборвалась, а готовность бескорыстно помочь — всегда кстати. Как и полагал Волчок, подошли небольшие группы его родичей из Швеции и России этим волонтерам пришлось сменить оружие на молотки и пилы, а готовность к бою — на внимание к здешним незамужним волчицам и другим миловидным особам семейства Собачьих.

Организационные таланты Оленя все воспринимали как нечто само собою разумеющееся, а вот Волчок за свои подвиги был удостоен всеобщего восхищения и едва не умер от гордости и желания придать своему ломающемуся голосу оттенок взрослой хрипотцы; специально для ушей Эвы он раза три заметил невзначай, что Волки рано мужают. Альдо, вернувшийся в Лес сразу после всех событий, с грустью отметил, какие знаки внимания оказывает волчонок его девчонке и как та их принимает — но поделать уже ничего не мог, и надеялся лишь на то, что городские удобства отучат Эву от гостевания в Лесу. Оно, может, так бы и случилось — но Волчок сам повадился шастать в город, чтобы не прерывать знакомства, а Псы-побратимы научили его городским уловкам и рассказали о всех безопасных тропах в городе, где нет риска нарваться на Собак.

Возраст влюбленности и широкое сердце позволяли Волчку одинаково сильно любить и Эву, и Оленя, а для полноты счастья он по уши втрескался в Гиену, когда тот приметил в пареньке задатки бойца и взялся учить его всему, что умел сам.

Да — Гиена застрял в Лесу. На Урочище он был ранен в бедро и лечился у Бобра — не хотел ложиться в людскую больницу, чтоб не пришлось объяснять что да как, да тут еще Росомаха — просто из альтруизма — вызвалась зализывать его рану, чередуя лечение с пространными россказнями об изначальном родстве людей и зверей, а уж когда она ему на пальцах и губах доказала, что в его жилах течет кровь предка-тотема, Гиена совсем размяк, и вышло так, что однажды в Кругу Зверей объявили себя супругами и Олень с Ланью, и Гиена с Росомахой, и шведский Вольф со здешней серой красоткой Вульфи.

— Учти, я бродяга, — предупредила Росомаха после прилюдного поцелуя.

— Да я и сам такой, — ответил Гиена.

Росомаха очень хотела затащить в Круг и Рыся с Рысей, но эти влюбленные все еще собачились по-кошачьи, и на пиру выступали как сотрапезники и собутыльники, не более того. Разумеется, тут были и Волчок и Эва; Альдо отговорился тем, что готовится к экзаменам, хотя его усердно зазывали.

Здесь было бы уместно написать КОНЕЦ, хотя мне больше по душе другая надпись — ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ; я не люблю, когда сказка кончается.