Охота на Белого Оленя - Белаш Людмила и Александр. Страница 7
На свист к нему неслышно подлетел Нетопырек — и взвился, унося пакет.
Волчок уже прикинул, что Олень нахмурится, если узнает, что природоохранительница ушла из Леса не только битой и обруган — ной, но и голодной, да и воды ей как-то никто не предложил. В надежде на похвалу командира и еще на что-то неопределенное он набулькал воды во фляжку и у кого-то — вроде для себя — взял пару толстых бутербродов с ветчиной; ему, как бойцу, дали сразу.
— На, закуси, — пихнул он добычу Эве, сидящей, вытянув усталые ноги, на пеньке. — А то еще скажешь, что тебе куска не дали..
— О, спасибо! — вздохнула Эвы, впиваясь в бутерброд зубами. Чуть погодя она подвинула второй Волчку.
— Да ты хавай, — скрестил он руки на груди с видом полного безразличия к пище, хотя живот у него подвело и пустой желудок тихо скручивался в узел. — Мы не то, что вы — мы и последнее можем отдать, даже человеку.
Глаза у Эвы сразу стали скучные; она запила съеденное через силу мелким глотком. Торжества от упрека Волчок почему-то не почувствовал, зато в душе появилась кислятина типа изжоги и он старался не глядеть на Эву.
«И дернуло меня на подлянку!.. — со злой тоской он вперился в тускнеющее небо между ветвей. — И зачем я ее пнул, если ответить не может?..»
— Извини, — еле-еле проговорил он, переведя дыхание, но ему не полегчало — Эва молчала, а второй раз извиняться было глупо.
— Ну, ты понимаешь…
— Понимаю, — тихо отозвалась она.
Волчку представились кунята — и защипало в носу; он напрягся, упреждая недостойную Волка слабость
— Я думаю, — осторожно начала Эва, стараясь не досаждать Волчку взглядом, — что можно попытаться поговорить с принцем. У него тоже есть потери, он может одуматься…
Волчок вздохнул, как три взрослых Волка разом не вздыхают.
— Оох… да не будь ты такой дурой. Может ты и из лучших людей, и твой кореш тоже, но только поэтому думать, что принц такой же — это ду-урь. Он
Хищник, Прэдэйтор — понимаешь? он как бешеный — такого только пристрелить.
Вы бы вместо макарон и спичек нам патронов принесли — оно бы лучше было.
— И что? — подняла глаза Эва. — Опять стрелять, убивать? разве к этому надо стремиться? лучше найти общий язык…
— Во-во, общий, — скрипнул зубами Волчок. — Как он с нами, так и мы с ним говорить должны — огнем. Вот к тебе в дом маньяк влезет — будешь ты с ним общий язык искать?..
— И все же стоит попытаться, — гнула свое Эва. — Если я, человек, выступлю от вас парламентером — он не сможет не прислушаться.
— Делай как знаешь, — дернул плечами Волчок. — Я бы на это не надеялся. Все эти хурды-мурды с переговорами — как воду в ступе толочь…
Еще скажи — договор о ненападении с ним заключать!
— Если все проявят добрую волю и понимание… — Эва опять закрутила шарманку, но Волчок уже встал.
— Айда, провожу тебя к опушке. И не надо мне моралу читать, лады? у меня к этим, в лагере, еще свои претензии есть…
Ближе к опушке они шли уже крадучись; Волчок нервно шевелил ноздрями, держа ладонь на рукоятке ножа — тут пахло кровью, порохом, смертью.
Заслышав посторонний звук, он крепко схватил Эву за локоть.
— Что?! — встрепенулась она.
— Тсс… — Волчок вглядывался в заросли, немного скаля клыки. — Там кто-то есть… Чужой. А… вон он — лежит.
Здоровенный Пес лежал на боку, редко и тяжело дыша; обметанный кровью сухой язык вывалился из пасти. Ран видно не было — должно быть, в горячке погони он слишком оторвался он своих и его крепко приложили чем-то тупым.
— Отойди и отвернись, — велел Эве Волчок, доставая нож.
— Нет, нет, — она растопырила руки, заслоняя Пса, — так нельзя! Он еле живой!
— А будет совсем неживой, — отстранил ее Волчок, но она повисла на нем, отгибая руку с ножом; боролся Волчок с опаской — не поранить бы девку.
Странно стало Волчку, как горячим его обдало — ни одна волчушка так тесно к нему не жалась, не дышала так близко в лицо; холодная, черная злость на полудохлого Пса и власть зажатого в руке ножа над мыслями дрогнули, расклеились, размякли — от неловкости и непонятного испуга он стал пятиться, чтобы отстраниться от Эвы.
— Пусти, ты…
— Не пущу! Это подло — бить безоружного!..
— А как они нас?!
— И ты — вроде него стать хочешь? Тогда и меня давай тоже, ну?!
Эва так и перла на нож, тянулась к нему горлом — будто Пес ей родня!.. резать Волчку расхотелось — девчонка ему настрой перебила.
— Тьфу, полоумная!.. — ворча, Волчок опустил руку. — Ну, та — щи его
— все равно сдохнет!
— Помоги мне, — Эва подхватила Пса подмышки, но поняла — тяжеловато для нее одной.
— Еще не хватало!
— Да помоги же!
— Совсем очертенела… — помотал башкой Волчок, но послушался.
Расстались они хмуро, вполголоса облаяв друг дружку — Волчок посулил ей медаль от принца за спасение волкодава, и Эва тоже что-то зря съязвила насчет кровожадности — однако напоследок Волчок ее окликнул:
— Э, гринпис, держи на память…
— Это — что? — взяла она гладкую гнутую железячку, которую Волчок извлек из набитого всяким хламом кармана.
— Отмычка, — буркнул Волчок, показав ей спину. — Пригодится в жизни…
Пес, за все это время не проронивший ни слова, отследил полуприкрытыми глазами путь отмычки в карман Эвиных джинсов — и сомкнул ресницы.
— Фляжку оставь, — попросила Эва.
— Да на, подавись! — швырнул Волчок флягу; на кого он был зол сейчас и почему, и была ли это злоба — он и сам не понимал.
Пес дернул губой, когда в пасть ему полилась струйка воды.
— Идти сможешь? — кое-как дав Псу напиться, спросила Эва. — Ты очень тяжелый…
Он напрягся, крупно дрожа, чуть приподнялся — и не удержался на трясущихся ногах.
— Плохо дело, — Эва села рядом. — Ну, дотащу тебя как-нибудь.
— Зря… — прохрипел Пес.
— Что?
— Зря ты… не дала добить. Не жилец я. Откобелился…
— Перестань, — нахмурилась девчонка. — Тебя вылечат, вот увидишь.
Пес закашлялся — она не сразу поняла, что это горький смех.
— Плохо ты… охоту знаешь. Я… был нужен, пока здоров… а теперь я падаль… Усыпят уколом — и все…
— Я не позволю!
— А… тебя не спросят. Да ты… не плачь. Не о чем… Как… у вас говорят — собаке собачья смерть…
Пес медленно, со стоном, выгнулся — что-то разорванное внутри сочилось кровью, спирая дыхание.
— Э… слышь… отмычку спрячь за щекой…
— За… чем? — слезно моргнула Эва, придерживая ему голову.
— Тебе говорю — спрячь, — глаза Пса заволакивало мутью. — Потом спасибо скажешь. Ты… погладь меня.
Под движения ее руки Пес словно придремал тихонько — и скоро совсем заснул. Эва не сразу это заметила, и все гладила — пока пока не догадалась приложить ладонь к его груди.
Лес не склонил над ним ветвей — недостоин скорби тот, кто за еду служил врагам и с гордостью носил ошейник.
Солнце шло к закату, и под кронами Леса стала накапливаться предвечерняя мгла — огней сегодня не зажигали, соблюдая светомаскировку.
Олень у родника беседовал с ушастыми Нетопырями, Совами и Змеиным родом теми, кому предстояла ночная работа. К сумеркам оживились все лесные разведчики и диверсанты — под кустом хмурые Кроты обсуждали планы подкопов и совещались Ежи, а Рысь шипел на Рысю:
— Я говорил тебе — сиди дома? Говорил?
— Сам сиди, — шипела в ответ подружка. — Тоже — выискался самец на мою шею!.. Покомандуй еще!..
В семейство кошачьих вклинилась бой-деваха Росомаха, которой черт не брат — в черном комбезе, голова замотана платком, прямо ниндзя — и приобняла окрысившихся Рысей:
— Та-ак, нет ласки без таски? кошки дерутся — котят хотят? О чем лай, мяуки?
— А, вот и мать-Росомаха подвалила! И с ножом, как на танцы, — Рысь обрадовался поводу прервать склоку с когтистой лапулей, от которой уступки только смертным боем добьешься.
— С чем еще ходить?! Турьи морды и волчары все винтари захапали!.. Как шеф? — спросила она уже тише и доверительно.