Ваша до рассвета - Медейрос Тереза. Страница 39

Его даже не волнует, как выглядит Саманта, в шоке осознал он. Ее красота не была связана с гладкой, как сливки кожей, щеками с ямочками или длинными густыми волосами цвета теплого меда. Она могла быть уродливой как тролль, но она все равно была для него неотразима. Ее красота шла изнутри – от ее ума, ее страсти, ее упрямой настойчивости в том, чтобы сделать его лучше, чем он когда–либо думал, что может быть.

Он больше не хотел соглашаться на что–либо меньшее. Даже его возлюбленная Сесиль оказалась ничем иным, как красивым сном, который растаял в резком свете рассвета. Может, он и не мог видеть ее, но знал, что Саманта оказывается в его сердце всякий раз, когда он находится рядом с ней.

Габриэль пошарил вокруг в поисках своей импровизированной трости. Он мог бы вернуться домой и сделать ей выговор. Саманта, без сомнения, посчитала бы, что его подслушивание – показатель очень плохих манер. Но, возможно, ее нрав смягчился бы, если он признается, что обожает ее больше жизни. Он поднялся на ноги, его губ коснулась ухмылка. Жаль, что он не увидит лицо матери, когда сообщит ей о своем намерении жениться на медсестре.

Габриэль был уже на полпути к дому, когда услышал знакомый лай, идущий из леса.

– Что за дьявол? – вырвалось у него, а потом нечто маленькое и упругое с разбегу налетело на его ноги и едва не уронило.

Но даже неуклюжий энтузиазм Сэма не мог испортить хорошее настроение Габриэля.

– Когда–нибудь ты меня просто убьешь, – упрекнул он пса, с помощью ветки восстанавливая равновесие.

Он продолжил путь к дому, слыша, как собака носится вокруг него, отчаянно лая и делая каждый его шаг потенциально опасным.

– Что ты пытаешься сделать, Сэм? Разбудить покоящихся на кладбище?

Вместо ответа собака вцепилась зубами в кончик ветки и чуть не вырвала ее из руки Габриэля. Тот попытался освободить свою – трость, но собака не сдавалась. Пес крепко сжимал палку зубами, так что они глубоко погрузились в дерево, и издавал глухое горловое рычание.

Сердито выругавшись, Габриэль опустился на колени в мокрую от росы траву. Но вместо того, чтобы прыгнуть в руки хозяина, как тот ожидал, колли вцепился зубами в уже порванный рукав Габриэля и потащил его, чередуя рычание и скулеж.

– Ради Бога, в чем дело? – Габриэль попытался обхватить собаку руками, но Сэм не дался, трясясь и брыкаясь, словно был диким зверем.

Габриэль нахмурился. Маленький колли терпеть не мог оказываться на улице после наступления темноты. К этому времени он обычно уже сворачивался клубочком на подушке Габриэля и довольно храпел. Почему он внезапно решил пойти в лес в полном одиночестве, да еще ночью? Какие у него могли быть причины?

Тихий и вкрадчивый внутренний голос Габриэля замкнул кольцо рассуждений и привел его к несомненной истине. Сэм мог оказаться ночью в лесу, только если бы сопровождал кого–то. Кого–то, кто мог пойти на поиски Габриэля. Например, Саманту.

Игнорируя то, что пес неистово брыкается в его руках, Габриэль принюхался к собачьему меху. Достаточно сильный и безошибочный аромат лимонной вербены ощущался в его шелковистой шкуре. Но бодрящую свежесть аромата почти поглотил другой, горьковатый и мрачный.

Это был запах дыма.

Габриэль резко встал, принюхиваясь к воздуху. Кто–нибудь другой, возможно, отнес бы намек на запах пепла к дыму, струящемуся по дымоходу. Но легкие Габриэля этот запах заполнил темной пеленой страха.

Собака выскользнула от его рук. Отчаянно тявкая, Сэм промчался на несколько футов в лес, затем бросился назад под ноги Габриэля, словно прося следовать за ним.

Габриэль стоял, разрываясь между домом и лесом. Ему нужна была подмога, но он нужен был Саманте, и он даже не мог оценить, сколько времени потерял, пытаясь понять сигналы собаки.

В конце концов, он повернулся, как он надеялся, в направлении дома и проревел во всю мощь своих легких:

– Пожар! Пожар! – Он мог поклясться, что слышит звук открывающейся двери и испуганный женский голос, но у него не было времени задерживаться и проверять.

– Веди меня к ней, Сэм! Веди! – скомандовал он, следуя за неистовым собачьим лаем.

Не нуждаясь в дальнейших поощрениях, Сэм рванулся в лес. Габриэль шел за ним, круша все на своем пути и размахивая веткой–тростью как мечом.

* * * 

Не обращая внимания на колючую ежевику и жалящие удары веток в лицо, Габриэль ломился через лес так, словно был диким зверем. Он не раз падал, спотыкаясь о гнилые стволы упавших деревьев и торчащие из земли корни. Но тут же вставал и продолжал идти, останавливаясь каждые несколько шагов, чтобы прислушаться к звенящему лаю Сэма.

Если он слишком отставал, то собака возвращалась к нему, словно желая удостовериться, что он все еще идет за ней. С каждым шагом Габриэля запах дыма становился все сильнее.

После изнуряющего рывка через подлесок он вдруг вышел на открытое место и остановился. Он поднял голову, прислушиваясь, но до него донеслись только мирные звуки ночного леса. Борясь с паникой, он сосредоточился сильнее и, наконец, поймал лай Сэма – отдаленный, но все–таки слышимый. Габриэль пошел в его направлении, одержимый желанием найти Саманту, прежде чем собаке придется снова возвращаться к нему.

Дым теперь был уже не запахом, а ощутимой пеленой, плотной и удушливой. Габриэль мчался через нее вслепую, когда его ветка ударилась во что–то неподвижное и развалилась надвое. Он отбросил ее в сторону. Отодрав занавес из переплетений плюща, он провел ладонью по грубо–высеченной поверхности. Каменная стена была настолько горячей, что он отдернул руку.

Он, должно быть, добрался до старой конюшни на самом краю поместья Ферчайлдов. Ее строения были заброшены еще до того, как он родился.

– Саманта! – закричал он, обезумев от собственного открытия.

Сэм же просто заливался лаем и был близок к истерике. Габриэль пошел на звук открывающейся двери. Пес влетел внутрь конюшен, и Габриэль понял, что у него нет иного выбора, кроме как пойти следом. Он не мог позволить себе ждать, пока его слуги найдут их. Он был единственной надеждой Саманты.

Глубоко вздохнув, он ринулся за собакой. Он услышал потрескивание пламени, лижущего старинные балки у него над головой. Клубы дыма глубоко проникли в его легкие, стремясь вытеснить из них весь воздух.

– Саманта! – хрипло закричал он, молясь, чтобы она смогла его услышать.

Он сделал всего несколько шагов, когда услышал громкий треск. И прежде, чем он мог вскинуть руку в защите, что–то тяжелое сильно ударило его по виску.

Габриэль начал падать внутрь конюшни, но, коснувшись земли, он вдруг вернулся на качающуюся палубу – Виктории, над его головой засвистела шрапнель, и резкое зловоние стреляющего орудия обожгло его ноздри. Кровь текла по его лицу, затекая в глаза и рот, а когда он поднял гудящую от боли голову, то увидел, словно в замедленном повторе, Нельсона, падающего на палубу с недоуменным выражением лица.

Руки Габриэля сжались в кулаки. Нельсон погиб на его глазах. Саманта не должна.

Собрав последние силы, он поднялся на ноги и поднял руку, защищая лицо от горящих угольков, дождем льющихся с чердака. Лай Сэма превратился в тонкое хныканье, устрашающе казавшееся человеческим.

Частично ныряя в дым, словно в воду, наполовину пробираясь ползком, Габриэль стал с трудом продвигаться на звук. Что–то хрустнуло под его ботинком. Когда он потянулся вниз и нащупал раздавленную оправу очков Саманты, у него чуть не остановилось сердце.

Но потом его руки сомкнулись на чем–то теплом и мягком. Он подтянул безвольное тело Саманты к себе, и его руки задрожали от облегчения, когда он почувствовал на своем лице ее слабое дыхание.

– Держись, ангел, – прошептал он, с силой прижимаясь губами к ее лбу в жарком поцелуе. – Просто держись за меня, и все будет в порядке.

Взяв ее на руки, как ребенка, он рванулся туда, откуда пришел, надеясь, что Сэм последует за ним. В тот момент, когда он, спотыкаясь, выбрался наружу, за его спиной с адским ревом рухнула конюшня, и жаркая волна взрыва чуть не сбила Габриэля с ног.