Невеста Темного Дракона - Пашнина Ольга Олеговна. Страница 41

Он, кажется, даже замер от неожиданности, а я хихикнула.

— Ты смелеешь, Эльчонок.

Он направился к шкафу, в котором висели свежие рубашки. Интересно, кто ему их гладит. Кажется, я начинаю ревновать…

Я протянула руку, чтобы взять рубашку, но Ладон покачал головой и подошел ближе.

— Дай, я сам.

— А Тхэш сказал, у тебя голова болит, — протянула я, позволяя снять с себя куртку и начать расстегивать пуговички блузы.

— Тхэшу хвост прижму завтра. Сплетник. Что сказала твоя мать на мое решение остаться здесь?

— Что, читая в моем детстве сказки о тебе, не могла и подумать, чем все кончится.

— В детстве ты была очаровательным ребенком, Эльчонок. Жаль, мне не удалось тебя похитить.

— Ты правда хотел воздействовать на отца, взяв меня в заложники? Сволочь ты, Ладон.

— Зато целеустремленная сволочь.

Рубашку на меня он надел довольно быстро. И я даже не успела начать смущаться. Стало прохладно, голые ноги чувствовали холод, идущий от пола, а потому я поспешила забраться на постель. С этой позиции наблюдать за Ладоном было очень удобно.

— Я смотрю, госпожа Златокрылая, вы наконец-то оценили то, что вам досталось?

— Какой самокритичный. Хватит там красоваться, иди спать. Если болит голова, надо лечь.

— А ты решила поиграть в добрую лекарку?

Вот никак не уймется-то. Мужчины иногда как дети, это я поняла и на примере отца, и теперь на примере Ладона.

— Может, и решила. Ты имеешь что-то против?

— Ну, лечи.

Он с весьма довольной физиономией улегся рядом, отдав свою многострадальную голову в мои руки.

— Тебе нравится все хватать ручками, — пробормотал он, когда я запустила пальцы в длинные жесткие волосы.

— Я всегда любила рисовать. И всегда придавала большое значение тактильным ощущениям. А ты весьма интересный экземпляр. Знаешь, я хотела нарисовать тебя. Но комната сгорела вместе с набросками.

— Нарисуешь еще раз. Я даже буду позировать.

— Как вы любезны. — Я улыбнулась и прикоснулась губами к виску Ладона. — Мне не нравится, что у тебя так часто болит голова. Ты был у лекаря?

— Был. Не волнуйся об этом, все хорошо.

— Почему-то я не могу не волноваться. Тебе будет лучше, если я уйду и оставлю тебя в покое?

Почему-то мне казалось, что ему стоит отдохнуть без разговоров. А у нас как-то само собой получалось разговаривать, несмотря на мои попытки просто посидеть рядом.

— Нет, мне будет лучше, если ты останешься, — пробормотал Ладон.

— Хорошо. — Я улеглась удобнее, обняв его одной рукой и положив ладонь на рельефный живот. — Спокойной ночи.

— Спокойной. Не убегай утром. Позавтракай со мной.

— У нас впереди столько завтраков…

Он открыл глаза, сонно на меня посмотрел и придвинулся, чтобы обогреть губы дыханием и поцеловать.

— Конечно, — тихо сказал он. — Много. Но я собираюсь запомнить каждый.

— Ты так говоришь, словно боишься, будто скоро все кончится.

— Элла, тебе всего семнадцать. Ну, почти восемнадцать. Ты всю жизнь жила под защитой родителей, ты и поцеловалась впервые со мной. Сейчас твой страх передо мной ушел, тебе кажется, что ты меня любишь, тебе хочется всего этого. Но знаешь, влюбленность проходит. Первая любовь редко бывает последней, и, возможно, настанет тот момент, когда лучше будет уйти. У меня же ситуация совершенно другая. Я точно знаю, чего хочу. И смотрю на вещи реально. Так что, Эльчонок, я буду запоминать каждый завтрак, каждую такую ночь, каждое совместное путешествие.

— Ты пессимист. — Я зевнула.

— Реалист.

— Не-а. Самый настоящий пессимист. И как только власти добился! Ты хочешь выбирать со мной подвенечное платье?

— Какое бы платье ты ни выбрала, я все равно его сниму.

— У тебя все мысли об одном! — Я закатила глаза, но улыбаться не перестала.

— Ты же лежишь тут в одной рубашке и прижимаешься.

— Ой, подумаешь! Могу и отодвинуться!

Я сделала попытку отползти на край кровати, благо места там было навалом, но меня сгребли в охапку и выпускать не собирались. Ладон сопел в ухо и, похоже, засыпал. В его объятиях было жарко, но спокойно и хорошо.

— Что это? — Ладон взъерошил мои волосы и принюхался.

— Сирень. Тебе не нравится?

— Не знаю, — чуть подумав, ответил он. — Приятно.

— Твоя дыня — полная ерунда. И ты это поймешь, я тебе докажу.

— Докажи, — он слегка улыбнулся, — я не возражаю. Ты вкусно пахнешь. Но много болтаешь.

— Прости.

Я снова запустила руки в его волосы, массируя голову, надеясь, что это хотя бы облегчит боль. Руки крепче сжались на моей талии, дыхание стало глубже. Уснул, похоже. Пожалуй, этим же стоило заняться и мне, ибо встать утром нужно рано, чтобы позавтракать и вернуться домой.

Неделя дома пролетела, словно дракон. Я не успела опомниться, как уже все мои вещи были перевезены на Плато, контракт подписан, окружение находилось в шоке, отец постоянно на всех кричал, мама не отходила ни на минуту, а Ладон был непривычно дружелюбным. Мы летали к Расщелине, хотя, пожалуй, для Ладона это было не очень приятно, учили Ларана там летать. Вечерами отец помогал мне с упражнениями для птенца. Близняшки не выходили из комнаты — клеили подарок мне на свадьбу. Они, пожалуй, были единственными, кто за меня искренне радовался. Дети, что с них взять.

Чем ближе был день переезда, тем больше я нервничала.

Лететь нам предстояло на Берр. Ладон должен был обеспечить беспрепятственное попадание в воздушное пространство Плато. Причем до границы он летел человеком, а дальше превращался и сопровождал нас к замку. По крайней мере, так объяснил отец. Он, к слову, похоже, смирился с моей свадьбой. И даже дал совет по выбору платья, звучавший как «ужасно».

Потом мне было предложено нечто, напоминавшее скорее чехол от платья, и мама выгнала его искать таверну, чтобы пообедать. Ладон платья не видел.

А я то и дело доставала наряд из шкафа, чтобы полюбоваться. Прекрасное, легкое, летящее белое платье в пол, расшитое едва заметными серебряными нитями и отделанное тончайшим кружевом. Но все же при взгляде на этот шедевр внутри шевелилось что-то неприятное, словно я о чем-то забыла.

Накануне, перед самым отъездом, платье было уложено в сумку, комната вымыта и приготовлена для Эда. Мама плакала — тихонько, чтобы не заметил отец, Рыс и Ларан дрыхли у камина, близняшки и Эд возились с хвостом Тхэша, которого искренне и навечно полюбили. Ладона не было, и я скучала в одиночестве, потому что все мои книги, этюдники, краски и другие развлечения уже были отправлены на Плато.

Страшно было уезжать из дома. Представить, что я вот-вот навсегда покину это место, было невыносимо. И слова Ладона, как раз перед самой покупкой платья, почему-то не утешали.

— Элла, я не собираюсь запирать тебя в замке. Ты будешь летать к семье, они будут навещать тебя. Почему ты так расстраиваешься? Это нормальное явление, когда дочь выходит замуж и уезжает в другой город. Тысячи девушек живут так, и никакой трагедии не происходит.

Он был прав, но все же уезжать из родного Лесного было тяжело. И еще тяжелее, что ни Мик, ни Эстер попрощаться не пришли. Мама пыталась соврать, сказав, будто они заняты на работе. Но и без ее жалких попыток было ясно: мое решение принимают в Лесном далеко не все.

Да уж, выйти замуж за Ладона — серьезное преступление в глазах общественности.

Дверь комнаты приоткрылась.

— Эльчонок, не спишь?

Мама села на непривычно пустой диван. Обычно он был завален мягкими игрушками. В комнате остался лишь шкаф с коллекцией книг, принадлежавших еще бабушке. Они достанутся близняшкам и Эду.

— Скоро буду. Завтра очень рано вставать, — вздохнула я.

— Грустная отчего такая?

— Не знаю. Просто не хочу уезжать. И Эстер не пришла.

— Эстер… Ох, милая! Эстер — глупенькая девочка, она еще не выросла. Забудь о ней. Значит, не такая крепкая была ваша дружба. Ладон стоит ее? Стоит того, чтобы лишиться этих отношений?