Последнее предсказание Тауки (СИ) - Шолох Юлия. Страница 13
Простительно, в два года-то.
- Я не знал, что и думать. Когда я смотрел на тебя, я видел ребенка и мне хотелось своих детей, таких же. Но при этом твое лицо иногда перекрывалось видением другого… взрослого, твоего нынешнего. И тогда я думал только о том, что придется долго ждать. Такое смешанное, раздражающее ощущение – будто ты явился в гости раньше времени и тебе еще долго предстоит торчать, скучая, в приемной. В тот день из твоего дома я направился прямо в детский магазин. Впервые в жизни. И ходил там между рядами кроваток, вешалок с крошечной одеждой и грудами игрушек и этот чужеродный мир пугал меня больше, чем интриги недругов. Розовый шар мне попался случайно и настолько напомнил тебя… в том забавном воздушном платье, что я тут же его купил. Мне позволили его преподнести, но впредь запретили приносить подарки. Твои родители заявили, что сами способны купить ребенку все необходимое и я не мог настаивать. Так что за все эти годы мне удалось подарить тебе подарок всего дважды.
- Дважды?
- Да.
Я машинально потянулась к шее. Из общей массы подаренного на моей памяти выбивалось еще только одно.
- Гарнитур с изумрудами, который я надевала на бал?
- Его создали, когда тебе исполнилось двенадцать. Я случайно нашел малоизвестного мастера-ювелира в глубинке. При этом его мастерство поражало – столичным мастерам стоило бы многому у него поучиться. Тогда я заказал ему гарнитур с камнями – первый настоящий подарок своей карасе.
В этот момент кто-то из слуг включил в глубине столовой еле слышную музыку. Томирис беззлобно усмехнулся, покачал головой и продолжил разделывать свой кусок мяса.
- А это слово... что оно значит?
- Караса?
- Да.
- Так у тандров принято называть любимую женщину, которую вспоминаешь даже на пороге смерти. Свое дыхание. Свою душу.
- А мужчину как называют? Для него же есть слово?
- Корас.
- Корас, - повторила я, прислушиваясь к трепещущим гортанным звукам. Красиво.
Мясо тоже нужно попробовать. И соус, обожаемый мною томатный соус…
Честно говоря, к разговору мы вернулись только когда поужинали и ждали чай.
- Расскажи мне про Тауку, - попросила я.
Томирис ненадолго задумался, обхватывая чайную чашку двумя пальцами. Он так осторожно сжимал фарфор, что в голове возникали ассоциации – пыльцы, но не поверх изображения крошечных роз, а на коже. На моей коже.
И это вводило меня в ступор.
- Она была странной женщиной. Основное ее пророчество – предсказанные пары. Она любила говорить, что все известные провидицы предсказывали войну, голод и смерть, а она никогда не останется в людской памяти, потому что предсказывает счастье.
- Ее знают.
- Да, - он согласно кивнул. – И я рад. Она была моей двоюродной бабкой.
- Правда? – я удивилась. Никогда не слышала о родственниках провидицы, почему-то подобная информация никого никогда не волнует.
- Да. Мои родители были первыми, кому Таука предсказала общее будущее, одну жизнь. Они настолько глубоко были погружены друг в друга…. Мне, как любому ребенку, казалось, что я для них не так важен, как они сами. Таука в чем-то заменила мне родителей. В конце своей жизни она очень… много лет не предсказывала, болела и все ждали, что в любой момент ее не станет. Она не боялась смерти, но обещала не умирать, оставив меня одного. Сначала я найду твою единственную, шутила она. В день свадьбы твоих родителей никто не ждал, что Таука сможет встать с постели, но она настояла на своем присутствии на балу. И умерла два дня спустя. Но сдержала свое обещание – я не один.
Боги, сколько времени я мечтала о чем-то подобном. А сейчас страшно делается от всего происходящего. От того, что он говорит, от того, как смотрит и от потаенного страха, что это все исчезнет так же легко, как пришло. Разве счастье не нужно заработать? Разве оно может просто взять и свалиться на голову?
- Попробуй эти соленые корзинки… Они не из твоего списка, но думаю, тебе понравятся, - продолжал болтать Томирис, как ни в чем не бывало, а его пальцы машинально ласкали фарфор медленными, задумчивыми движениями.
Так, попробовать единственное блюдо, которое мне незнакомо. Где? Ага, вот они!
Я взяла одну крошечную корзинку с коричневым кремом.
- Томирис, а скажи вот… если у нас… ну… Детям тоже передается эта вероятность проявления агрессии? Они тоже однажды могут…
- Ты об агрессии тандров?
Дождавшись моего кивка, он спокойно продолжил.
- На самом деле агрессия проявляется очень редко. И всегда имеет под собой причину. Я знаю, - многозначительно приподняв брови, сделал он упор, - что говорят, но это не совсем правда. Никогда не бывает беспричинной агрессии. Это всегда реакция - или на предательство, или это самозащита, или что-нибудь еще, не менее серьезное. Никогда не бойся нашей крови, Инжу, пусть дураки боятся.
- Я не боюсь.
Корзинка, и правда, необычайно вкусная, сыр и грибы. Легкий, воздушный сливочный крем. Необычное сочетание.
- Хорошо, - он мягко улыбнулся. – Что еще тебя беспокоит?
- Говорят, – черт, опять я произношу вслух сплетни, но а как иначе? – Говорят, что тандры… что они своих жен… запирают дома и в общем…
- Разве ты под замком?
- Я тебе еще не жена.
- Ладно, – он подумал, покосившись в сторону. Так забавно вышло. – Нет, Инжу, такого нет.
- Тогда почему жены тандров не ведут свободный образ жизни? Их практически не видно на балах, в парках и на общественных гуляниях? А если они выходят в свет, то только с мужьями?
- Может потому, что они не очень любят все эти развлечения, которые ты перечислила?
- Это как?
Кажется, челюсть моя отвалилась не меньше, чем утром у Зормы.
- Ну как знать, - он поднял глаза к потолку, - возможно, они предпочитают оставаться дома, со своей семьей? Проводить вечер со своим мужем?
Он лукаво улыбался и старательно смотрел по сторонам, но его глаза все равно остановились на мне.
Так, обо всем этом я подумаю позже, когда останусь одна. Но мама дорогая, ведь это, наверное, естественно – хотеть провести вечер с человеком, которого любишь.
Мне же нравилось находиться сейчас с ним, говорить с ним, здесь, сейчас, под треск свечей и я ничуть не жалела, что не поехала на очередные посиделки с подругами.
- Я не буду тебя запирать. Но постараюсь убедить, что моя компания может быть куда приятнее всех тех пустых прожигателей жизни, которых ты встречаешь в обществе.
Его глаза снова загорелись и удивительно, как чашка под его пальцами еще не превратилась в жидкую лужицу глины.
Он, наверное, хочет меня поцеловать. Так странно… конечно, я встречала мужчин, которые хотели меня поцеловать, но никогда они не хотели этого настолько, что под их взглядом у меня пересыхало во рту. Или я не понимала?
Дверной колокольчик звякнул, когда покой нарушил кто-то из слуг. Он прокричал прямо с порога, не подходя к столу:
- Господин Хайде, вас жду в гостиной. Встреча, которую вы назначили на вечер.
Голос у дворецкого был недовольный, будто ему совсем не нравилось говорить то, что он сообщил, однако выхода нет.
Томирис вдруг поморщился и сдернул с колен салфетку.
- Скажи ей, сейчас подойду. Мы вообще-то договаривались позднее и такое ранее появление мне неудобно. Дай ей понять, что в следующий раз я требую от нее пунктуальности.
- Да, господин.
Дверь закрылась. Томирис поскучнел и посмотрел на мой недопитый чай. Он не мог встать из-за стола, пока я не закончу ужин.
Руки со стола Хайде убрал, а потом одной из них дернул себя за ворот, и поморщившись, расстегнул пару верхних пуговиц рубашки, будто ему душно. Он так нетерпеливо себя вел, с каким-то раздражением – и непонятно почему злился. Похоже, ему не терпится уйти.
А я больше не хотела есть. Не хотела ничего.
Улыбки, доброжелательность, ожидание… что-то невидимое между нами, отдалено напоминающее осторожные изучающие прикосновения, сделанные украдкой – все исчезло.