Последнее предсказание Тауки (СИ) - Шолох Юлия. Страница 7

Но как же он красив!

Девчоночьи журналы часто печатают фотографии симпатичных мальчишек. Давно уже мы с подругами просматривали и женские журналы, тоннами доставляемые из книжных магазинов нашим матерям – по сути то же самое. Ухоженные модели с гладкими телами и призывно приоткрытыми губами, чья грубая линия обведена карандашом, дабы подчеркнуть силу его улыбки.

Посмотрели бы они, как должны выглядеть губы уверенного в себе человека, привыкшего к непростым и не всегда мирным решениям. Его лицо было худым, но каким-то твердым – и подбородок, и скулы, и серые глаза. Густые брови и довольно широкие губы. Отросшие до мочек ушей коричневые волосы, убранные назад и слегка вьющие на кончиках. Покрытая естественным загаром, обветренная кожа.

Интересно, почему фотографии таких, как Томирис не печатают в журналах? Хотя о чем тут думать? Ответ проще простого -  я не могу представить, что он окажется перед камерой и начнет позировать. Улыбаться и строить глазки. Изгибаться, чтобы ягодицы выглядели более выпукло, а бицепсы более выигрышно. Мазать свою кожу блестящим маслом. Позволять косметологу подправлять недостатки кожи.

Это невозможно.

- Вы так выросли.

- Наверно, - я резко отвела глаза. Надо же, а в пятнадцать смело смотрела ему в лицо и говорила гадости. А сейчас бы уже не смогла. Хотя, что тут странного – я же выросла. В пятнадцать лет я верила, что не такая, как все и не стану убогим продолжением своих родителей, что я вырвусь из системы хладнокровных на настоящую свободу.

А теперь – не верила.

- Мне хотелось поздравить вас еще раз. Сегодня праздник, который вы, наверняка, давно ждали. Сегодня вы стали совсем взрослой, - говорил Томирис. Банальные слова, банальные поздравления. В течении целого мгновенья мне хотелось сообщить ему все, что я думаю о приеме и обо всех окружающих гостях, включая его самого, но вот несчастье - мне уже не пятнадцать.

Я хорошо помню, что они опытней и сильней, точнее, изощренней, следовательно, найдут способ наказать за ослушание.

Поэтому я просто отвернулась.

По залу кружили пары, я разглядела маму с Фостером Глумом и Зорму с кузеном – не тем, кому я признавалась в любви, а другим – уже несколько лет как женатом на толстушке, которая всегда одевалась в фиолетовое.

- Инжу, посмотрите на меня.

Уже снова командует! Но я посмотрела, мне не жалко. Да и смысл сейчас идти на конфликт?

- Вам не нравится вечер?

- Ну что вы, очень нравится.

Он помолчал.

- Я чувствую, что вы обманываете.

Он что чувствует? Я уже безо всяких просьб посмотрела на него внимательней. Говорили, он ворует на улицах девушек, которые ему нравятся, и увозит к себе. Вряд ли правда. Зачем ему так делать, ведь за ним наверняка и так пойдут, и заставлять никого не придется. Небось, пока я тут годами в этом поясе мучаюсь, как проклятая, он времени даром не терял! Наверняка в его постели перебывал не один десяток любительниц острых ощущений! Кстати, о чем там речь?

Щеки вспыхнули от злости и я привычно посмотрела в сторону. Ненадолго – Томирис притягивал мой взгляд почти против воли.

- Инжу, почему ты еще здесь? – за спиной послышался недовольный папин голос. – Хайде, мы же обо всем договорились, почему сегодня вы с ней?

- Прошу прощения, - Томирис, кажется, кивнул. А может, нет, уж слишком он рассеян. Вокруг глаз – тени, подбородок тщательно выбрит, но у скулы, возле самой шеи - крошечный пропущенный участок небритой кожи. Интересно, а какой…

Я резко отвернулась.

- Я готова, папа.

- Тогда потанцуем. Все остальное – завтра.

Завтра – так завтра. Нужно просто переждать этот жуткий вечер, как пережидают визит к стоматологу – ты можешь сколько угодно бояться неизвестности, но в общих чертах твое будущее тебе известно.

Так и мне не избежать судьбы всех высокородных невест класса хладнокровных – семья, наследники, полная свобода и не менее полное одиночество.

***

Вечер длился почти до утра и вымотал меня совершенно. Я была вынуждена танцевать со всеми, кого приводил отец и, честно, к концу я даже радовалась, что мне не составили списка женихов – стоит представить, что пришлось бы еще танцевать хотя бы по разу еще и с ними, как внутри холодеет.

Падая на кровать, я заснула, кажется, уже на лету.

Мне снился высокий силуэт, который прячется в каждой нише огромной гостиной, украшенной гирляндами приторно пахнущих цветов, и из каждой ниши смотрит на меня своими неподвижными, ничего не выражающими глазами, смотрит пристально, не выпуская из своего поля зрения ни на миг.

И  я не могу понять, чего он хочет.

Разбудила меня горничная. Не сразу удалось вникнуть в суть вопроса, по какому поводу такая ранняя побудка. Несмотря на то, что слуги нам вроде как служат, большинство из них считает, что они делают нам одолжение. Вероятно, это последствия появления целых династий, состоящих из нескольких поколений слуг, которые рождаются и умирают наравне со своими хозяевами. Кроме того, они всегда в курсе всего происходящего и наблюдают за жизнью хозяев, как за сериалом – с огромным интересом. И любят поучаствовать. Вот и сейчас, горничная поведала не только о том, что мне необходимо немедленно подниматься и приводить себя в порядок, потому что так желает мой отец. Еще она по секрету прибавила, что знает, по какой причине понадобилось мое немедленное появление. Оказывает, призналась она шепотом под огромным секретом, получив с десяток клятвенных заверений, что я никому-никому никогда и ни за что не расскажу о ее болтовне – оказывается, ко мне явился жених.

Я нахмурилась. Почему мне не выдали никакого списка? Неужели потому что решили выдать за кого-то определенного? Неужели даже не предоставят нескольких кандидатов, ведь это возможность выбрать хотя бы такого, чтоб при встрече на него не выворачивало. Неужели и этого выбора лишат? И все за то мое детское поведение, которое никак не хотят простить?

- Отчего хозяйка хмурится? – удивлялась горничная, робко улыбалась в качестве поддержки. – Ведь это хорошо! Это значит, что вы выйдете замуж! У вас будет свой дом! Свои драгоценности! Свой экипаж!

Глупая горничная. Думает только о деньгах, понятное дело, ведь даже вкалывая поколениями, слуги не могут позволить себе такой дом, как у нас. Зато их практически никогда не принуждают к браку с кем попало из чисто практических соображений.

- Я даже не знаю, кто он.

- Какая разница! – она тут же бросилась помогать мне надевать платье. – Сейчас я все застегну и расправлю. Сейчас я вас расчешу и заколю волосы так, чтобы открыть шею! Вы будете самой прекрасной невестой, и ваш жених, как только вас увидит, сидеть не сможет от желания. Он вас полюбит!

- Мне хотелось бы любить самой, - негромко призналась я, пока горничная дергала мои волосы расческой. – А если ничего не случиться? Если он меня не полюбит?

- Найдете другого, кто вас полюбит, - легко ответила она, ловко закручивая волосы в жгут. – Вы будете богаты, так что сможете найти себе кавалера на любой вкус. Просто его купить!

- Я так не хочу. Я хочу настоящую семью и любовь.

Она пожала плечами:

- Так не бывает. Всегда приходится выбирать, моя милая, или деньги, или любовь. Уж вам-то ли не знать.

Последняя заколка с голубым камнем угнездилась в локонах простой прически. Я обернулась к ней.

- Ты бы поменялась со мной местами? Если бы могла?

- Да еще как! – вскрикнула она, взмахнув расческой.

- И я бы поменялась с тобой!

Горничная тут же поскучнела.

- Не говорите ерунды. Вставайте, платье поправлю. Вот так, все хорошо.

Я, наконец, вырвалась из ее услужливых рук и скомкано поблагодарив, направилась к двери. Отец с предполагаемым женихом (если слуги ничего не перепутали) ждали в голубой гостиной.

- Подождите! – крикнула горничная мне вслед. – Ваша матушка просила не уходить без нее, а обязательно дождаться её в комнате!

Я сделала вид, что не слышу. Мне не подготовили списка. Ни разу за последнее время не намекнули, почему даже Валисса его получила, хотя ей почти год до совершеннолетия, а меня его лишили. Что они задумали?