Буря мечей - Мартин Джордж Р.Р.. Страница 118

— Цареубийце, о да. Клятвопреступнику, убившему бедного Эйериса Таргариена. — Джейме фыркнул. — Я скорблю не по Эйерису, а по Роберту. «Я слыхал, тебя прозвали Цареубийцей, — сказал он мне на пиру в честь своей коронации. — Смотри, чтобы это не вошло у тебя в привычку». И засмеялся. Почему Роберта никто не называет клятвопреступником? Он разодрал страну на части, а дерьмо вместо чести почему-то у меня.

— Роберт все это сделал ради любви. — По ногам Бриенны стекала вода, образуя лужицу на полу.

— Роберт все это сделал ради гордыни, похоти и смазливого личика. — Джейме сжал бы кулак, будь у него рука. Боль прострелила его до плеча, жестокая, как смех.

— Он начал войну, чтобы спасти государство, — настаивала Бриенна.

Государство…

— Ты знаешь, что мой брат поджег реку? Дикий огонь горит и на воде. Эйерис купался бы в нем, если б у него достало смелости. Все Таргариены были помешаны на огне. — У Джейме кружилась голова — от жары, от яда в крови, от остаточной лихорадки. Он был сам не свой. Опустившись еще глубже в воду, он сказал:

— Я замарал свой белый плащ. В тот день я был в своих золотых доспехах, но…

— В золотых доспехах? — донесся, как-будто издалека, ее голос.

Он плавал в горячей памяти.

— Когда пляшущие грифоны проиграли Колокольную битву, Эйерис изгнал их носителя — Зачем он рассказывает все это такой дурище? — Он убедился наконец, что Роберт не какой-нибудь разбойничий атаман, которого можно раздавить одним пальцем, а самая большая угроза, с которой сталкивался дом Таргариенов со времен Дейемона Черное Пламя. Король без церемоний напомнил Ливену Мартеллу, что Элия находится в его, Эйериса, руках, и отправил его во главе десяти тысяч дорнийцев по Королевскому тракту. Джон Дарри и Барристан Селми отправились в Каменную Септу собирать остатки разбитого войска лорда грифонов. Принц Рейегар, вернувшись с юга, убедил своего отца спрятать гордость в карман и призвать на помощь моего отца. Но ни один ворон, посланный в Бобровый Утес, обратно не прилетел, и король перепугался еще сильнее. Ему повсюду виделись изменники, а Варис усердно указывал ему на тех, кого он пропустил. Поэтому его величество приказал своим алхимикам устроить тайные хранилища дикого огня по всей Королевской Гавани. Под септой Бейелора, в трущобах Блошиного Конца, под конюшнями и кладовыми, у всех семи ворот и даже в подвалах самого Красного Замка.

Все это совершалось в строжайшей тайне кучкой мастеров-пиромантов. Они не доверяли никому, даже собственным ученикам. Королева давно уже ничего не видела, принц Рейегар был занят тем, что сколачивал армию. Однако новый королевский десница, лорд палицы и кинжала, был не совсем глуп и, видя, что Россарт, Белис и Гаригус день и ночь занимаются какой-то кипучей деятельностью, начал что-то подозревать. Челстед, вот как его звали — лорд Челстед. Я всегда считал его трусом, но однажды он внезапно обрел мужество и явился к Эйерису. Он сделал все, чтобы отговорить короля: убеждал, шутил, грозил и в конце концов стал умолять. Видя, что потерпел неудачу, он сорвал с себя цепь десницы и швырнул на пол. За это Эйерис сжег его заживо, а цепь повесил на шею Россарту, своему любимому пироманту — тому самому, который поджарил лорда Рикарда Старка в собственных доспехах. А я все это время стоял у подножия Железного Трона в своих белых латах, недвижный как мертвец, охраняя своего сюзерена и его очаровательные тайны.

Все мои собратья-гвардейцы были в разъезде, но меня Эйерис не отпускал от себя. Я был сыном своего отца, и король не доверял мне. Он желал, чтобы я днем и ночью находился под надзором Вариса. Поэтому я слышал все. — Джейме помнил, как блестели глаза Россарта, когда тот разворачивал свои планы, показывая, где будет спрятана «субстанция». Гаригус и Белис хлопотали не меньше его. — Рейегар встретился с Робертом на Трезубце, и тебе известно, что там произошло. Когда весть об этом достигла двора, Эйерис отправил королеву с принцем Визерисом на Драконий Камень. Принцесса Элия тоже уехала бы, но он ее не пустил. Ему почему-то взбрело в голову, что принц Ливен предал Рейегара на Трезубце, и он надеялся обеспечить верность Дорна, удерживая Элию и Эйегона при себе. «Изменники хотят заполучить мой город, — сказал он при мне Россарту, — но им не достанется ничего, кроме пепла. Пусть Роберт царствует над кучей костей и горелого мяса». Таргариены не хоронили своих покойников, а сжигали, и Эйерис собирался устроить такой погребальный костер, какого свет еще не видел. Хотя я, по правде сказать, не верил, что он в самом деле готовился к смерти. Эйерис, как некогда Эйерион Огненный, думал, что огонь преобразит его в дракона и он, возродившись, обратит своих врагов в пепел.

Нед Старк ускоренным порядком двигался на юг с авангардом Роберта, но войско моего отца подошло к городу первым. Пицель внушил королю, что Хранитель Запада пришел защитить его, и Эйерис открыл ворота. Это был единственный случай, когда ему следовало послушать Вариса, но он не послушал. Отец до сих пор держался в стороне от войны — несмотря на все зло, которое причинил ему Эйерис, он полагал, что дом Ланнистеров должен быть на стороне победителя. Трезубец побудил его к действию.

Оборонять Красный Замок выпало мне, но я знал, что дело наше проиграно. Я послал к Эйерису, прося его разрешения договориться с противником о мире. «Если ты не изменник, принеси мне голову своего отца», — ответил Эйерис. Мой гонец сказал, что при короле находится лорд Россарт, и я понял, что это значит.

Когда я разыскал Россарта, он, одетый простым латником, спешил к боковой калитке. Сперва я убил его, потом Эйериса, пока тот не послал к пиромантам еще кого-нибудь. В последующие дни я выследил и поубивал остальных мастеров. Белис предлагал мне золото, Гаригус, рыдая, молил о милосердии. Что ж, меч милосерднее огня, но не думаю, что Гаригус оценил милость, которую я ему оказал.

Вода остыла. Открыв глаза, Джейме увидел перед собой обрубок своей правой руки. Руки, которая сделала его Цареубийцей. Козел лишил его разом и славы, и позора. Что же ему осталось? Кто он теперь?

Смешная женщина кутала свои пупырышки в полотенце, из-под которого торчали толстые белые ноги.

— Мой рассказ лишил тебя дара речи? Сделай хоть что-нибудь. Обругай меня, поцелуй или назови лжецом.

— Если это правда, почему об этом никто не знает?

— Рыцари Королевской Гвардии дают клятву хранить секреты короля. Хочешь, чтобы я ее нарушил? — засмеялся Джейме. — Думаешь, благородный лорд Винтерфелла стал бы слушать мои оправдания? Ему бы честь не позволила. Ему хватило одного взгляда, чтобы признать меня виновным. — Джейме встал в ванне. — Есть ли у волка право судить льва? Кто дал ему такое право? — Джейме передернуло, и он, вылезая из ванны, ударился культей о ее край.

Все вокруг закружилось, но Бриенна подхватила его, не дав упасть. Ее руки покрылись мурашками, но они были сильные и гораздо нежнее, чем он мог подумать. Нежнее, чем у Серсеи. Ноги подгибались под ним, как лапша. Бриенна помогла ему выйти из ванны и крикнула:

— Стража, сюда! Цареубийца!

Джейме, успел подумать он, меня зовут Джейме.

Очнулся он на мокром полу, а над ним с озабоченными лицами толпились стражники, женщина и Квиберн. Бриенна была голая, но, как видно, забыла об этом.

— Это от горячей ванны, — говорил мейстер Квиберн. Впрочем, он не мейстер — ведь цепь у него отобрали. — Притом его кровь еще не совсем очистилась от яда, и он истощен. Чем его кормили последнее время?

— Червями, дерьмом и блевотиной, — ответил Джейме.

— Сухарями, водой и овсянкой, — возразил стражник. — Только он почти ничего не ел. Что нам с ним делать?

— Вымойте его, оденьте и отнесите в Королевский Костер, если сам идти не сможет. Он нынче ужинает с лордом Болтоном, и время почти на исходе.

— Принесите мне чистую одежду, и я сама им займусь, — сказала Бриенна.

Стражники охотно предоставили ей заботу о Джейме. Его посадили на каменную скамью у стены. Бриенна снова завернулась в полотенце и жесткой щеткой отмыла его дочиста. Один из стражников дал ей бритву, чтобы подровнять Джейме бороду. Квиберн принес холщовые подштанники, чистые бриджи из черной шерсти, просторную зеленую рубаху и кожаный камзол со шнуровкой на груди. Джейме к тому времени полегчало, и он с помощью женщины надел это на себя.