Женщина: взгляд изнутри (СИ) - Нарватова Светлана "Упсссс". Страница 34

— Но это же еще целый месяц ждать!

— Как минимум. И у нее будет время еще раз все взвесить без лишних эмоций. Может, всю проблему гормонами надуло? Что, кстати, ваша психолог сказала?

— Сказала, что Олеся не врет. Или все правда, или она целиком и полностью верит в то, что говорит. Виктимность* у нее повышенная, но не зашкаливает. Сопротивляться способна. В личностном плане прогноз благоприятный. В сексуальном все гораздо хуже. Но не смертельно.

— Хоть в сексуальном-то плане ты ее спасать не собираешься?

— Нет, так далеко мой комплекс Мессии не заходит.

* Виктимность — совокупность личностных качеств, которые провоцируют в отношении человека агрессивные действия.

— Это радует.

— Знаешь, никак не могу тебя представить полицаем, — неожиданно перевела тему Лиза. — Тьфу ты, полицейским!

— А я полицейским и не был.

— Ну, ментом… В смысле, милиционером, — спешно поправилась Лиза.

— А чем это я так не похож на стража порядка?

— Не знаю… Ты такой образованный, ухоженный, красивый…

Женька самодовольно хмыкнул:

— А что, по-твоему, в милицию одни тупые уроды идут? — Нет, судя по Домогарову, не только.

— Домогаров, в смысле, Турецкий, вообще-то из прокуратуры.

— Нилов тоже ничего.

— Вот Нилов-Ларин — да, этот из нашей епархии. Я работал в угоро.

— Интересно?

Женька пожал плечами:

— Работа как работа.

— А почему тогда ушел?

Хороший вопрос. На самом деле, никто, кроме Тяжелкова, у него об этом не спрашивал. Отец и так все понимал. С Тимуром в отношении прошлого оба придерживались позиции «меньше знаешь — крепче спишь». А больше это никому интересно не было.

— Да там все скучно и банально.

— Ну тогда пойдем на диван, — и Ведьме тоже не интересно, разочарованно подумал Женька. — Я буду тебе волосы перебирать, а ты — рассказывать.

Кто ж от такого предложения откажется?

Женька с удовольствием вытянулся на диване, пристроив голову у Лизы на коленках. Ее нежные руки утонули в его волнистых волосах.

— Что ты знаешь об уголовном розыске? — начал Женька, пока окончательно не размяк под бережными касаниями.

— Ну, наша служба и опасна, и трудна, и на первый взгляд как будто не видна…

— Угу. На второй как будто тоже не видна, и на третий тоже… Не знаю, насколько это касалось вас, девчонок, а у меня школа была самой гадкой порой в жизни. Невозможно было дойти до дома, чтобы по дороге тебя раза три не остановили и не спросили: «Пацан, ты кто по жизни?» Правильных ответа существовало три: «бродяга», «спортсмен» или «сам по себе». В мир воровской романтики меня никогда не тянуло, в «спортсмены» не пускала маман. Она поставила целью сотворить из меня второго Святослава Рихтера. Единственное, что меня в этой связи радовало — что не Поганини, потому что со скрипкой в руках мое «сам по себе» пришлось бы доказывать раз в десять чаще. Спасло меня то, что музыкалка все-таки закончилась, и отец, — до сих пор удивляюсь, как? — сумел доказать, что с фингалами у сына под глазами нужно бороться не жалобами директору школы, а путем помещения его в спортивную секцию. Там, на самбо, за два года из задохлика с музыкальными пальцами слепили вполне нормального парня. И когда встал вопрос о поступлении, я частично назло матери, частично — из возвышенных мечт о защите слабых и обездоленных, поступил в высшую школу милиции.

— После чего папа осознал всю глубину своей ошибки?

— Не без того. Но в одной, довольно популярной в узких кругах песенке, пелось: «вот подрасту, и буду шлепать папу я сам». Момент настал, и перевес сил оказался на моей стороне. Короче, я спокойно собрал вещи и укатил в общагу. Молодой орел с красным дипломом на руках, я влетел в здание РОВД по месту распределения. Как ты понимаешь, — Женька открыл глаза и встретился взглядом с Лизой, — крылья мне подрезали быстро. Начальник местного угро, незабвенный Лопатыч, познакомившись с моими документами, тактично поинтересовался, не ошибся ли я дверью, и не пойти ли мне в Следственное отделение. Но я намека не понял. А когда дошло, вроде как уже западло было переигрывать.

— Так всё плохо?

— Кому живется весело, вольготно на Руси? Всем и везде плохо. Но везде как-то можно выкрутиться и прижиться. На самом деле, после первого года, который ушел на осознание, что начальство — тупое, следаки — сачкари, прокуроры — елдыги, подушка — душная, одеяло — кусачее, дело пошло на лад. Я вдруг осознал, что есть две морали — мораль и работа угро. Потому что сидит перед тобой такой вор, весь черный до пупа, щерится своими коронками, и говорит почти человеческим голосом: «Ничего у тебя, мусор, на меня нет». И ведь формально прав. Потому что наводки от нескольких «дятлов» к делу не пришьешь и для ордера они — не основание. И ты ему — херак по почкам. Чтобы не расслаблялся в ожидании. И на хату, где по данным еще не сбытое лежит. С бригадой по-тихому вломились, всех передубасили, чтобы не высовывались, понятых пригласили, опись составили. И там главное шепотом оговориться, что-де не соврал этот хрен, не зря его от души от… отделали, в общем. Убедился, что услышали, и на душе полегчало. И своих «источников» прикрыл, и этому гадость сделал. Пусть теперь идет себе, хоть в тюрягу, хоть на «землю». Как говорится, флаг ему в руки, барабан на шею и звезду на фаллос. Прости, — поправился Женька.

— Мелочи. А у тебя тоже своя «агентурная сеть» была?

— У кого ее нет? Кого-то прикрыл от зоны по мелочи, кто-то один раз сломался, и дальше из страха стучит, кто-то — просто из желания напакостить корешу. А иногда и вполне «официально» приходилось обращаться за помощью. У сеструхи моей, вороны, как-то мобилу в автобусе из сумки увели. Увели бы да и ладно, но там же симка с контактами! Пошел к смотрящему за районом, так и так, братан, выручай. Через неделю симку вернули. Но вообще, у меня другая специализация была. Да, вот-вот, бровки так потри! О-о-о-о!

— Это какая же?

— А я девок «колол». Природа и родители меня и так внешностью не обидели, а я еще и техники разные понаходил. У нас мужики постоянно ставили на то, как быстро у меня очередная «разрабатываемая» «поплывет».

Идиот! — выругался про себя Змей, — ты же не с приятелем за пузырем пива сидишь! Но Ведьма на его признания бурной реакции не выдала. Вообще никакой реакции, кроме профессионального интереса:

— И что, ни разу ничего не подхватил?

— Я же с ними не спал. На такие-то жертвы меня никто идти не заставлял…

— А добровольно?

— А добровольно я на такое «добро» и не посмотрел бы… Хотя… Но о-о-очень редко. Наши клиенты же если не пьянь, то ширки. Такие девчонки часто товарный вид теряют раньше, чем в первый раз фотографию в паспорте меняют. Хотя они не меняют. А некоторые — раньше, чем его получают.

— Теперь я вообще ничего не понимаю, — пробурчала Лиза, и Женька снова открыл глаза. — У меня создается впечатление, что вроде как тебя всё устраивало в этом… В этом. Буквально, «работа же на воздухе, работа же с людьми». Почему же ты до пенсии не дотянул? Не так много оставалось, если вдуматься…

— Лиз, пойми, в России с преступностью по-другому бороться невозможно. На войне как на войне: или ты, или тебя, и тут не до выбора оружия. Просто в какой-то момент я осознал, что уговариваю старушку, которую «бомбанули» на пенсию, — помнишь, одно время это было распространено, — не писать заявление, потому что деньги ей никто не вернет, а нам лишний «висяк» ни к чему, и ничего по этому поводу не чувствую. Совсем. Понимаешь, мы же ничем от «них» не отличаемся. Как в «Зоне» у Довлатова: «Мы были очень похожи и даже — взаимозаменяемы». Что ты так на меня смотришь? Да, я умею читать, — ответил он на пораженный взгляд Ведьмы. — И да, я читал Довлатова. Что, это подвиг какой-то?

Главное, до этого ее ничего не удивляло!

— Не укладывается у меня в голове, что человек, цитирующий классиков, может принимать ставки на то, как быстро он влюбит девушку.