Реквием - Оливер Лорен. Страница 21

А потом на секунду они оба поднимают головы и смотрят на меня. Я поспешно отворачиваюсь. Они го­ворят обо мне. Так я и знала. Интересно, о чем же она его спросила?

«Ты знаешь эту девушку? Она смотрит на тебя».

«Как ты думаешь, Лина красивая?»

Я сжимаю кулаки так, что ногти впиваются в ладо­ни, делаю глубокий вдох и прогоняю эту мысль. Алекс и его мнение обо мне не имеют никакого значения.

Пайк как раз в это время говорит:

— Я ж тебе сказал, надо идти на восток, к старой церкви. Она обозначена на карте.

— Это не церковь, — возражает Рэйвен, выхваты­вая у него карту. Это дерево, которое мы уже прошли, — то, расколотое молнией. И это означает, что нам надо продолжать двигаться на север.

— А я тебе говорю, что это крест...

— Почему бы нам не выслать разведчиков? — вме­шивается в их спор Джулиан.

Замолчав от неожидан­ности, оба спорщика поворачиваются к нему. У меня начинает ныть под ложечкой, и я беззвучно взываю к нему: «Не лезь в это дело! Не говори никаких глупо­стей!»

Но Джулиан спокойно продолжает:

— Группой мы движемся медленнее. Если мы пой­дем в неправильном направлении, то зря потеряем вре­мя и силы. — На мгновение я вижу проступившего из глубины прежнего Джулиана, Джулиана конференций и плакатов, уверенного в себе молодого лидера АБД. — Я бы предложил, чтобы два человека пошли на север...

— Почему это на север? — гневно перебивает его Рэйвен.

Джулиан не притормаживает ни на секунду.

— Или на юг — без разницы. Пройдут вперед на полдня пути, поищут шоссе. Если его там не окажется, отправятся в другом направлении. По крайней мере, у нас появится более точное представление о местности. Мы поможем группе сориентироваться.

— Мы? — переспрашивает Рэйвен.

Джулиан смотрит на нее.

— Я хочу в этом участвовать, — произносит он.

— Это небезопасно! — взрываюсь я, вставая. — Здесь бродят стервятники — а может, и регуляторы тоже! Нам нужно держаться вместе или мы превра­тимся в легкую добычу!

— Она права, — говорит Рэйвен, поворачиваясь об­ратно к Джулиану. — Это небезопасно.

— Я уже имел дело со стервятниками, — возражает Джулиан.

— И чуть не умер! — парирую я.

Джулиан улыбается.

— Но ведь не умер же!

— Я пойду с ним. — Тэк сплевывает наземь комок табака и вытирает рот тыльной стороной ладони. Я сверлю его свирепым взглядом. Тэк не обращает на меня внимания. Он совершенно не скрывает своего мнения, заключающегося в том, что спасение Джу­лиана было ошибкой с моей стороны и что не следо­вало оставлять его с нами. — Стрелять из ружья уме­ешь?

— Нет! — отвечаю вместо Джулиана я. — Не умеет!

Теперь все смотрят на меня, но мне на это плевать.

Я не знаю, что Джулиан пытается этим доказать, но мне его затея не нравится.

— Я управлюсь с ружьем, — непринужденно лжет Джулиан.

Тэк кивает.

— Тогда ладно. — Он извлекает из кисета, который носит на шее, новую порцию табака и сует в рот. — Я немного разгружу рюкзак. Выходим через полчаса.

— Ладно! — Рэйвен поднимает руки, показывая, что сдается. — Эй, мы становимся лагерем здесь!

Все дружно сбрасывают рюкзаки и принимаются вытряхивать из них вещи, словно неведомое животное сбрасывает шкуру. Я хватаю Джулиана за руку и тащу подальше от группы.

— Что все это значит? — Я стараюсь не повышать голоса. Я вижу, что Алекс наблюдает за нами. Похоже, происходящее его забавляет. Жаль, что нечем в него швырнуть.

Джулиан засовывает руки в карманы.

— Ты о чем?

— Не строй из себя дурака! — возмущаюсь я. — За­чем ты вызвался идти в разведку? Это не шутка, Джу­лиан! Война в разгаре!

— Я и не думаю, что это шутка. — Его спокойствие просто-таки бесит. — Я лучше, чем кто-либо, знаю, на что способна та сторона, — ты не забыла?

Я прикусываю губу и отвожу взгляд. Он прав. Если кому-то и известно что-либо о тактике зомби, так это Джулиану Файнмену.

— Ты все еще не знаешь Диких земель, — все-таки продолжаю стоять на своем я. — И Тэк тебя не защи­тит. Если на тебя нападут — если что-то случится, и будет стоять вопрос: ты или все остальные, — он тебя бросит. Он не станет подвергать группу опасности.

— Лина, — Джулиан кладет руки мне на плечи и за­ставляет посмотреть на него, — ничего не случится, о'кей?

— Ты этого не знаешь! — Я понимаю, что реагирую чрезмерно бурно, но ничего не могу с собой поделать. У меня почему-то такое ощущение, будто я плачу. Я думаю о внешнем спокойствии Джулиана, произно­сящего «Лина, я люблю тебя», о том, как его грудь раз­меренно поднимается и опускается рядом со мной, когда мы спим.

«Я люблю тебя, Джулиан». Но эти слова так и не звучат.

— Мне не доверяют, — говорит Джулиан. Я откры­ваю рот, чтобы возразить, но он меня перебивает: — Не пытайся отрицать этого. Ты знаешь правду.

Я не спорю.

— Ну так и что? Ты захотел зарекомендовать себя?

Джулиан вздыхает и потирает бока.

— Я решил быть здесь, Лина. Быть рядом с тобой. Теперь я должен заслужить право находиться здесь. Дело не в том, что нужно зарекомендовать себя. Но, как ты сказала, идет война. Я не хочу отсиживаться в стороне. — Он наклоняется и целует меня в лоб. Он все еще колеблется долю мгновения, прежде чем по­целовать меня, как будто ему приходится каждый раз избавляться от прежнего страха, боязни прикоснове­ний, боязни заразиться. — Почему ты так беспокоишь­ся? Ничего не случится.

«Я боюсь, — хочу сказать я. — У меня дурные пред­чувствия. Я люблю тебя и не хочу, чтобы ты уходил». Но слова вновь оказываются, будто запертыми в ло­вушке, погребенными под грузом прежних страхов и прежних жизней, как окаменелости в слоях почвы.

— Мы вернемся через несколько часов, — заверяет меня Джулиан и на миг касается моего подбородка. — Вот увидишь.

Но они не возвращаются к обеду и не возвращают­ся к тому времени, когда мы тушим костер на ночь, за­сыпая его землей. Это стало необходимостью, и хотя мы можем замерзнуть, а Джулиану с Тэком будет без него трудно отыскать нас, Рэйвен настаивает на том чтобы костер погасили.

Я вызываюсь подежурить. Все равно я не усну - слишком уж нервничаю. Рэйвен выдает мне еще одну куртку из нашего запаса одежды. По ночам все еще здорово холодно.

В нескольких футах от лагеря находится неболь­шое возвышение и на нем — старая бетонная стена; на ней все еще виднеются остатки граффити. Эта стена защищает меня от ветра. Я прижимаюсь спиной к кам­ню. В руках у меня кружка с горячей водой: Рэйвен вскипятила ее для меня, чтобы можно было погреть пальцы. Перчатки я не то потеряла где-то между нью-йоркским хоумстидом и этим местом, не то их украли, и теперь мне приходится обходиться без них.

Встает луна и окутывает лагерь — спящие фигуры, купола палаток, самодельные укрытия — белым сия­нием. В отдалении над деревьями возвышается уце­левшая водонапорная башня, напоминающая стальное насекомое на длинных и тонких ногах. Небо чистое, ни единого облачка, и тысячи звезд выплыли из темноты. Из леса доносится совиное уханье, глухое и мрачное. Даже с этого небольшого расстояния лагерь выглядит мирным, окутанным белой дымкой, окруженным руи­нами старых домов: крыши обрушены, детский игро­вой комплекс перевёрнут, пластиковая горка до сих пор торчит из грязи.

Через два часа я уже зеваю так, что челюсть болит, и кажется, будто меня, как чучело, набили мокрым пе­ском. Я прислоняюсь затылком к стене, изо всех сил стараясь держать глаза открытыми. Звезды над головой начинают сливаться воедино... они превращаются в лучи света — в солнечные лучи, — из этого солнечно­го сияния выходит Хана с листьями в волосах и гово­рит: «Правда, классная шутка? Я никогда и не собира­лась исцеляться, ты же знаешь...» Она неотрывно смотрит на меня, и, когда она делает шаг вперед, я за­мечаю, что она вот-вот поставит ногу в ловушку. Я пы­таюсь предупредить ее, но...

Треск. Я мгновенно просыпаюсь. Сердце выпрыги­вает из груди. Я быстро и по возможности тихо при­падаю к земле. Вокруг снова стоит тишина, но я знаю, что это была не игра воображения и не сон — хруст сломанной ветки.