Реквием - Оливер Лорен. Страница 43

Фред отодвигается на несколько дюймов, и я по­зволяю себе выдохнуть.

— Если ты снова туда пойдешь, тебе несдобро­вать, — говорит он.

Я заставляю себя смотреть ему в глаза.

— Это предупреждение или угроза?

— Это обещание. — Его губы изгибаются в подобии улыбки. — Если ты не со мной, значит, ты против меня. А терпимость не входит в число моих добродетелей. Касси сказала бы тебе об этом, но, боюсь, она сейчас не склонна давать аудиенцию. — Он издает резкий сме­шок.

— Что... что ты имеешь в виду? — Я изо всех сил стараюсь скрыть дрожь в голосе.

Фред снова прищуривается. Я стою, затаив дыха­ние. На мгновение мне кажется, что он сейчас призна­ется, что он с ней сделал и где она. Но он просто го­ворит:

— Я не позволю тебе разрушить то, над чем я столь­ко трудился. Ты будешь слушаться меня.

— Я твоя пара, — произношу я. — А не твоя собака.

Это происходит молниеносно. Фред преодолевает разделяющее нас расстояние, и вот уже его рука сжи­мает мне горло, и я ощущаю на лице его дыхание. Меня охватывает паника, тяжелая, непроглядная. Слюна скапливается у меня в горле. Нечем дышать.

Глаза Фреда, каменные и непроницаемые, наплы­вают на меня.

— Ты права, — говорит он. Он абсолютно спокоен теперь, когда его пальцы сомкнулись на моем горле. Я не вижу ничего, кроме его глаз. На мгновение все темнеет, я моргаю, и он снова передо мной, смотрит на меня, говорит убаюкивающе:

— Ты — не моя собака. Но ты все равно научишься сидеть, когда я приказы­ваю. Ты все равно научишься повиноваться.

— Эй! Есть тут кто-нибудь?

Голос доносится из передней. Фред мгновенно от­пускает меня. Я судорожно втягиваю воздух, потом начинаю кашлять. Глаза саднит. Легкие с трудом про­талкивают в себя воздух.

— Эй!

Дверь распахивается, и в комнату влетает Дебби Сэйер, парикмахерша моей матери. Она ойкает и оста­навливается. Заметив нас с Фредом, она краснеет.

— Мэр Харгроув, — говорит она. — Я не хотела ме­шать...

— Вы не помешали, — говорит Фред. — Я уже со­брался уходить.

— Просто у нас было договорено, — неуверенно до­бавляет Дебби. Она смотрит на меня. Я провожу ру­кой по глазам. На коже остается влажный след. — Мы собирались обсудить свадебную прическу... Я же не перепутала время, нет?

Свадьба. Сейчас это кажется абсурдом, скверной шуткой. Вот мой предначертанный путь — с этим чу­довищем, способным улыбаться, а спустя секунду ду­шить меня. Я чувствую, как снова наворачиваются слезы, и прижимаю ладони к глазам, желая унять эти слезы.

— Нет, — у меня саднит горло. — Вы не перепутали.

— Вам плохо? — спрашивает Дебби меня.

— У Ханы аллергия, — непринужденно произносит Фред, прежде чем я успеваю сказать хоть слово. — Я ей сто раз говорил, чтобы она принимала лекарства...  — Он берет меня за руку, сжимает пальцы — слишком сильно, но не настолько, чтобы Дебби это заметила. — Она очень упряма.

Он отпускает меня. Я прячу болящие пальцы за спину, сгибаю их, все еще сдерживая желание запла­кать.

— Увидимся завтра, — говорит Фред, улыбаясь в мою сторону.  — Ты же не забыла про коктейль-прием.

— Не забыла, — отвечаю я, отказываясь смотреть на него.

— Хорошо. — Он выходит из комнаты. В коридоре он начинает насвистывать.

Как только Фред оказывается за пределами слы­шимости, Дебби начинает щебетать:

— Какая вы счастливая! Генри — ну, это моя пара — выглядит так, словно ему лицо расплющили об сте­ну. — Она заливается смехом. — Впрочем, он хорошая пара для меня. Мы от души поддерживаем вашего мужа - или, точнее сказать, будущего мужа, ведь уже так скоро. От всей души поддерживаем это.

Дебби выкладывает поверх груды благодарственных открыток и фотографий фен, две расчески и прозрачную сумочку со шпильками.

— Знаете, Генри недавно встретил вашего мужа на мероприятии по сбору средств для фонда. Да где же мой спрей для волос?!

Я закрываю глаза. Может, все это сон. Дебби, свадьба, Фред? Может, я проснусь и будет прошлое лето, или позапрошлое, или лето пятилетней давно­сти — до того, как все это стало реальностью.

— Я знаю, что из него получится великий мэр. Не хочу сказать ничего плохого про Харгроува - старшего — я уверена, что он делал все, что мог, — но если хо­тите знать, я думаю, что он был, малость, мягкосердечен. Он вправду хотел, чтобы Крипту раскурочили...  — Деб­би качает головой.  — А я бы сказала - похороните их там, и пусть гниют.

Ее слова внезапно привлекают мое внимание.

— Что?

Дебби атакует меня с расческой, тянет и дергает.

— Не поймите меня неправильно — мне нравился Харгроув - старший. Но я думаю, что у него были не­верные идеи насчет некоторых разновидностей людей.

— Нет-нет. — Я сглатываю. — Что вы сказали перед этим?

Дебби с силой поднимает мой подбородок и осма­тривает меня.

— Ну, я думаю, их стоило бы оставить гнить в Крипте - преступников, я имею в виду, и больных.

Она начинает укладывать волосы петлями и смо­треть, как они ниспадают.

Дура! Какая же я дура!

— Ну и подумайте о том, как он умер.

Отец Фреда умер двенадцатого января, в тот день, когда начались волнения, после того как в Крипте взорвали бомбы. Взрывом снесло весь восточный фа­сад. Заключенные внезапно обнаружили, что в их ка­мерах исчезли стены, а во дворе нет заборов. Произо­шел массовый бунт. Отец Фреда прибыл на место вместе с полицией и умер, когда пытался восстановить порядок.

Идея возникает стремительно, словно сильный снегопад, возводящий белую стену, которую я не могу ни перелезть, ни обойти.

У Синей Бороды была запертая комната, тайное место, куда он прятал своих жен... Запертые двери, тя­желые засовы, женщины, гниющие в каменных сте­нах...

Возможно. Это возможно. Все совпадает. Это объ­ясняет и ту записку, и отсутствие Касси в системе ЦОИО. Ее могли счесть неполноценной. Некоторые заключенные неполноценны. Их личность, история, вся их жизнь стерта. Одно нажатие кнопки — и метал­лическая дверь закрывается, и их словно никогда и не существовало...

Дебби продолжает щебетать.

— Туда им и дорога, и пусть еще скажут спасибо, что их не расстреляли на месте. Вы слыхали, что про­изошло в Уотербери? — Она смеется. Ее смех слишком громок для этой небольшой комнаты. Голову пронзают болезненные уколы. — В субботу утром за какой-нибудь час огромный лагерь участников сопротивле­ния, расположенный рядом с    Уотербери, был стерт с лица земли. Из наших солдат почти никто не по­страдал.

Дебби снова серьезнеет.

— Знаете что? Я думаю, освещение получше навер­ху, в комнате вашей матери. Как вы думаете?

Я ловлю себя на том, что соглашаюсь с ней, и пре­жде, чем осознаю происходящее, я уже иду. Я всплы­ваю вверх по лестнице, а Дебби за мной. Я иду к спаль­не матери, как будто меня несет ветром, или я сплю, или умерла.                                                                                                                                                                            

Лина

После ухода Алекса все подавлены. Алекс был ис­точником проблем, но все равно он был одним из нас, одним из группы, и я думаю, что все — кроме Джулиа­на — испытывают чувство потери.

Я брожу вокруг, почти что в оцепенении. Несмотря ни на что, присутствие Алекса, возможность видеть его, знать, что он в безопасности, утешали меня. Те­перь, когда он ушел, кто знает, что с ним может слу­читься? Он больше не принадлежит мне, чтобы стра­дать от потери, но печаль и гложущее ощущение неверия со мной.

Корал бледна и молчалива, и глаза ее широко рас­пахнуты. Она не плачет. И почти не ест.

Тэк с Хантером обсуждают, не пойти ли поискать Алекса, но Рэйвен быстро объясняет им глупость этой идеи. Несомненно, у Алекса не один час форы, и, кро­ме того, выследить одиночку еще труднее, чем группу. Они только зря потеряют время, ресурсы и силы.

«Мы ничего не можем сделать, — сказала Рэйвен, пряча от меня глаза, — нам остается лишь позволить ему уйти».