Дверь внитуда - Фирсанова Юлия Алексеевна. Страница 89

— Ваша земная система правосудия смехотворна, — поморщился вампир, явно не склонный поступать в соответствии с УК РФ, а уж тем более чтить его, подобно незабвенному Остапу.

— Она еще и работает из рук вон плохо, — каркнул куратор с кривой ухмылкой.

— Не судите, да не судимы будете, что есть, то есть. И вообще, я же не предлагаю его в полицию сдавать, давайте для начала подлечим и поговорим, — предложила я и наткнулась на два холодных клинка-взгляда. М-да, соглашаться со мной ни кайст, ни вампир не спешили. Ладно, мы пойдем другим путем. Я сделала щенячьи глазки, которые всегда безотказно действовали на Стаську, и воскликнула: — Я волшебное слово знаю! Пожа-а-алуйста! Очень прошу.

— Если ты убедишься в его вине, вмешиваться перестанешь, — жестко поставил условие Конрад.

ЛСД вообще со мной говорить не стал, даже отвернул голову в сторону. Искры, потрескивая, осыпались на ковер, но хоть дырок не прожигали, и то хлеб. Ногти-кинжалы, сжимавшие бесчувственного Герасимова, ни на миллиметр к человекообразной норме не приблизились. Кайст разжал их, давая возможность бесчувственному Вадику грохнуться на пол перед диваном под действием силы тяжести. Что ж, выторговать удалось немного, однако это было хоть что-то, вместо полного ничего и немедленного убийства в родительской квартире. Я кивнула и пересела на ковер к пребывающему за гранью сознания жулику.

— Ты бы лучше сначала о своем кайсте позаботилась, — непрозрачно намекнул вампир, кивком указывая на сине-белого Ледникова. Теперь он походил не на актера из «Аватара», а на израильский флаг. Судя по всему, куратор присел на ковер у стены поодаль не по прихоти — а чего бы благородному дону не присесть на коврике, — а потому, что сил стоять уже не было. Похоже, он и Вадика-то выпустил из когтей не в качестве любезности мне, а по той же причине. Но гордый вредина и не думал просить о медицинской помощи.

Да что ж у меня за жизнь настала! Или я валяюсь и боюсь очередного покушения, или кто-то вокруг страдает. Неуютно от такой насыщенной травматическими обстоятельствами реальности. Но что я могу сделать? Заявление об увольнении с должности привратника по собственному желанию без отстоя не напишешь, да и не хочется, честно говоря. Уж очень все остальное интересно получается. Значит, остается одно: пользоваться волшебным подарком русалки и лечить жулика и кайста, пока снова в артефакте батарейки не сядут. Жаль, радиус охвата и объем заряда маловат! Ладно, делай что можешь, и будь что будет — неплохая мудрость. Потому я ответила Конраду:

— Обязательно полечу, он в списке под вторым номером идет.

— За что ж такая щедрость? — огрызнулся куратор несколько более вяло, нежели обычно.

— Он, возможно, умирает, ты — точно нет, — спокойно ответила я, сняла с руки браслет и осторожно опустила его колечком на грудь Вадика.

Куда прикладывать украшение для исцеления отравленного, я не имела ни малейшего понятия. Не в рот же запихивать? Поэтому оставалось понадеяться на русский авось и поместить рядом с сердцем, как центром кровеносной системы. Ощупывать Герасимова лично, как я это делала с Элей, совсем не хотелось. Было противно касаться его и пальцем, не потому что влажный от пота и пыльный, коллега погрязнее была, а потому что жадный, завистливый и трусливый Вадик вызывал самую искреннюю антипатию.

Браслетик не подвел, полежал-полежал на кураторе, а потом взял и засветился безо всяких светодиодов, проводков и розетки мягким голубым светом. Сияние на пару мгновений окутало всего пациента и рассеялось. Мой незадачливый отравитель кашлянул и распахнул глаза. Память вместе с ядом магическая штучка ему не разрушила. Горе-кандидат в кураторы все прекрасно помнил, потому, резко сев на попу, начал быстро пятиться на пятой точке к дальней стенке, на максимальное расстояние от ЛСД и вампира. Полз бы и полз, но сквозь предметы проходить был не обучен. То ли цели не видел, то ли в себя не верил, потому уперся спиной в стенку и беспомощно заскреб кроссовками.

Я подобрала скинутый пациентом браслет и пошла к Саргейдену. Силы артефакта, судя по ровному цвету, вполне должно было хватить на поправку здоровья переутомившегося от вокальных экзерсисов куратора. Какие бы гимны он надо мной ни пел, а на голубой жемчуг они подействовали как лучший зарядник на аккумуляторы.

Родственник-вампир, не дожидаясь, пока публика займет место в партере, принялся за допрос с того самого места, на котором закончил перед обмороком обвиняемого:

— Повторяю, зачем отравил?

— Не травил! Не хотел! — истерически завопил Вадик, совершенно по-детски всхлипнул и со злым отчаянием закончил: — Зойка все это! Зойка!

Глава 25

ДОПРОС С ПРИСТРАСТИЕМ И ДРУГИЕ РАЗВЛЕЧЕНИЯ

Услыхав верещание Вадика, Саргейден резко выпрямился и прошипел:

— При чем тут она?

— Порошок я у Зойки брал, только она говорила, что эффект как от гипноза будет. Сыпани в лицо и все, что нужно, говори, установку давай. Только сам говори, фантому не передоверяй, слова как приказ гипнотический лягут, такой, от которого в отказ не уйдешь! Она для тебя, Лед, его приберегала, — распинался Герасимов, сдавая с потрохами сообщницу, без малейших угрызений совести. Хотя вряд ли у хапуги были зачатки чего-то похожего на сие высокоморальное качество, а если и были, атрофировались за ненадобностью. Однако ж и Зоя недалеко ушла от Вадика.

— Какая добрая женщина, — прокомментировала я, отчетливо понимая, что Ковальская действительно способна на подобное насилие над волей и личностью любимого, или того, кого посчитала таковым. Она из тех людей, которые, добиваясь своей цели, не считаются ни с чем, идут по головам, а мнение окружающих вообще почитают несущественно малой величиной.

— Зойка-то? — хекнул Вадик и затараторил с бешеной скоростью: — Да змея и то подобрее будет. Не хотел я девку твою травить, Денисыч, чем хочешь, поклянусь, не хотел! Сманить — да. Шутка ли, каждый день на нее богатство несусветное сыплется, грех свой процент упускать, а тебе ж деньги всегда до одного места были. Но чтобы убить? Ни-ни! Я же крови и мертвяков до жути боюсь, с тех пор как Ладка моя под зомбятником полегла и я чуть кони не двинул.

Вампир с куратором обменялись быстрыми взглядами, и ЛСД неохотно и односложно признал:

— Боится.

Да, а это уже маленькая заявка на алиби. И вообще, мне Вадик отчаянным храбрецом не казался. Чтобы заявиться не фантомом, а в уязвимой плоти к потенциальной жертве, надо было бы иметь если не храбрость, то долю отчаянного нахальства, его заменяющего. А такового я в парне не уловила. Потому-то и склонялась к мысли, что хапуга говорит правду. Заманить под свою руку любым, пусть обманным, путем он был способен, совершенно не задумываясь над моральным аспектом действий. Но пойти сознательно на хладнокровное убийство из серии «так не доставайся же ты никому» после отказа от сотрудничества? Не-э-эт, я в это не верила! Отличный знаток душ человеческих, Конрад, взяв бешенство под контроль, тоже пересмотрел позицию. А вот ЛСД, судя по серебристым когтям-лезвиям на руках, все так же пребывал в состоянии бешенства, другое дело, что теперь я уже не была уверена, что злится он именно на Вадика. Может, уже на злость в адрес Ковальской переключился?

К своему счастью, мой невольный отравитель был, несмотря на сверхспособности и иномирное происхождение, современным человеком в полном смысле слова. Он опасался мести двух сердитых мужиков, скорее всего, дрожал при мысли, что его изобьют и обдерут как липку за финт с отравой, но в то, что его взаправду могут «убить до смерти», попросту не верил. Вот зомби, как признался открыто, боялся до зеленых чертей. Этот тип инфернальных страхолюдин не вписывался в привычную картинку реальности. Саргейдена же и Конрада как носителей смертельной опасности он не воспринимал совершенно, а то трусливая истерика была бы куда как более долгоиграющей.

Я осторожно взяла руку куратора. На сей раз меня не оттолкнули в сторону, как досадную помеху на пути к священной мести. Русалочье украшение обвило тонкое запястье. Красивые у кайста руки. Не лопаты или грабли — аристократические узкие ладони, длинные пальцы, их даже жуткие серебристые когти не портят. Браслет туго сжался на пациенте, давая понять, что работы ему непочатый край, и засиял нежными переливами света и цвета.