Нарушители - Белецкая Екатерина. Страница 41

— Вот черт... Пятый, я... Не особо приятно об этом рассказывать, понимаешь…

— Понимаю. Давай так — откровенность за откровенность. Ты отвечаешь сейчас, а потом — спрашиваешь сам. И я отвечаю — в любом случае, даже если вопрос крайне неприятен, — Пятый отошел от окна и сел на ручку кресла, в котором сидел Рыжий. — Ну так что?

— У нас обычно принято — если человек хочет рассказать, он сам расскажет, по своей инициативе, а расспрашивать — неэтично, — Нарелин улыбнулся, но улыбка получилась грустноватой. — В общем, так было дело: приговорить-то меня приговорили, но казнь была инсценировкой... мне, конечно, о том не доложили. Знаешь, Пятый, вроде не сказать, чтобы я трус, но одно дело — в бою или в драке, или хоть на свободе, а когда сидишь в полной беспомощности, и ждешь, когда тебя, как барана, поведут на бойню, и вдобавок еще из этого сделают шоу... Вон, они должны понимать, наверное, — Лин кивнул на эльфов. — Там, Пятый, были сложные игры. И амойцы, и федералы видели во мне возможное средство к бессмертию. Я узнал подробности лишь гораздо позднее — когда сам влез в шкуру Рауля. По всем законам я, как гражданин Амои, подлежал амойской юрисдикции; но нам приписали вину в огромном ущербе Федерации, вину за убийства их граждан, ну и прочее, многое... это было подстроено специально, как повод выдать им меня. Меня не собирались убивать так скоро. Там, знаешь, стояло такое устройство... хреновина... кровь выкачивает, а вместо нее вводит яд... на самом деле это был не яд, а модификация того же летаргена... А потом — сунули в анабиоз и повезли на исследовательскую базу. Меня Клео отбил, — вот тут Лин улыбнулся уже искренне. — Когда федералы узнали, кто меня спер из их лап — его самого за эту акцию чуть в тюрьму не упекли. Понимаешь теперь, почему я ну не могу просто так смотреть на этот далиарский беспредел с Посвящением?

— Понимаю, — кивнул Пятый в ответ. — Еще как понимаю. Мы тоже были в свое время пешками в чужой игре… впрочем, потом выяснилось, что пешками были вовсе и не мы. Но выяснилось после того, как менять что-то стало уже слишком поздно. Думаю, мы знаем не хуже тебя, что это такое — умирать. И причины нашего желания вернуться на Теокт-Эорн и прекратить это безобразие имеют похожие корни. Меня, правда, ни разу не топили, но вешать — вешали.

— Теперь твоя очередь откровенничать, Пятый, — напомнил Нарелин. — Тон что-то упоминала про вас, но так мало, что я ничего и не понял... Что это за годы, проведенные в рабстве? Что с вами случилось?

По лицу Пятого было понятно, что он и сам не рад тому, что начал этот разговор — но деваться было некуда. Рыжий Лин упорно молчал и встревать не собирался. Сидел, курил и ждал. В глазах его появилось какое-то необычное выражение — ехидная грусть. «Сам начал, сам и расхлебывай».

— Мы попали на Землю совсем молодыми… Ты говорил о Терре, думаю, что речь идет об одном и том же мире, но ты был в двадцать восьмом веке, а мы — в середине двадцатого. Тогда там только начинался процесс зонирования, на планете шла вторичная экспансия, был лагерь эмиссаров формации Кинстрей. С Окиста нас выслали… обвинение было ложным, но что мы об этом знали на тот момент? Да ничего… И мы девятнадцать лет прожили в рабстве у лэре-Кинстрея, очень им от нас хотелось получить информацию по технологиям, которые используются на Окисте.

Пятый замолчал. Тоже вытащил из пачки сигарету, прикурил, глубоко затянулся, закашлялся. У него дрожали руки. Он отдал сигарету Лину. Тот молча загасил ее в пепельнице и посмотрел на Ренни.

— А мы их эти девятнадцать лет искали, — Ренни пришел другу на помощь. — И то, что мы забрали наконец… Прости, Пятый, но сейчас ты нечто иное, нежели тот парень, с которым мы когда-то пили вино, и которому я постоянно проигрывал пари. За те девятнадцать лет их искалечили так, что… опустим подробности, Рауль, но даже теперь, спустя двести лет, мы до сих пор не можем до конца устранить все последствия.

Нарелин молчал. Ему было жутковато.

— Знаете, — сказал он, наконец, — мне казалось, что я до конца увидел всю дрянь, которую измыслил человек. Не на себе испытал, нет, но, по крайней мере, знал о ее существовании.А, похоже, не только люди соревнуются в умении нагадить ближнему. Кинстрей, надо же... Они — Индиго, да?

— Да, это Индиго, — подтвердил Пятый. — Раса, кстати, похожа на людей, по крайней мере — генетически. Внешне… да ничего особенного, вариация на тему. А вот гадить… их тоже можно понять. Они просто хотели жить. А мы решили им в этом не помогать…

— А вот как мне понимать, почему у тебя трансплантаты больше двадцати лет не живут, я не знаю, — заметил Ренни. — Ну невозможно сделать что-то, что соответствовало вашей генетической цепочке. Кто только не бился!.. Что только не делали… А проходит двадцать лет — и начинается отторжение.

Нарелин добавил:

— Ты говоришь, Пятый — они просто хотели жить. Но через мучительство не получается жизни, а получается одна только новая смерть. Я в этом очень хорошо убедился... Не верю я, что счастье можно строить на чужой крови.

— Не думай, что вся Индиго-сеть такая, миров, в которых всё в порядке, гораздо больше, — успокаивающе сказал Лин. — Кинстрею с экспансией в тот раз не повезло. Пришел конклав раз в сто сильнее, и благополучно ассимилировал и Кинстрей, и объект, на котором они работали. Финита ла комедиа…

— Я так про всю Индиго и не думаю, Лин... Везде есть хорошие люди, а есть откровенные сволочи... таких, кстати, обычно совсем мало... Гораздо чаще — кто ожесточился, кто — ради большой цели, кто искренне думает, что прав... Вон, у меня однажды получилось — когда я с человеком познакомился — считал его мерзавцем. А теперь он мой лучший друг. И так тоже бывает…

Нарелин замолк на полуслове, ощутив какое-то секундное неудобство. Один из эльфов, Деорн, вдруг тихо, совсем по-мальчишески ойкнул и указал пальцем в сторону Нарелина. Глаза у него сделались круглыми, как будто увидел он, минимум, гадюку.

— Ты что? — Нарелин оглянулся, в поисках того, что могло испугать парня. — Что такое?

— Э...этот... — Деорн даже заикаться стал. — Меховой... смотри! Ползет...

Все уставились на плед. От неожиданности Нарелин отпустил его край. Секунду мех оставался неподвижным, а потом медленно пополз прямо на Деорна. Как он это делает, было совершенно непонятно — на вид мех оставался шкура шкурой. Однако кромка его явственно шевелилась, и двигался вперед он всё быстрее и целеустремленнее.

Пару секунд Нарелин сидел неподвижно, а потом среагировал, и мигом ухватил шкуру и дернул обратно.

— А ну стой! Куда! Сидеть, я сказал!!!

Мех противно зашипел, извернулся, пытаясь вырваться. Подчиняться он явно не собрался. Эльфы, до того сидевшие рядком на диване, мигом оказались возле дверей. Лина от смеха согнуло в кресле пополам, того и гляди свалится на пол. Пятый созерцал картину с саркастической ухмылкой, потом подошел и аккуратно наступил на мех с противоположной от Нарелина стороны.

Мех оказался в сложном положении. С одной стороны его крепко держал Нарелин, с другой он оказался прижат к полу ботинком Пятого. Он дернулся сильнее. Нарелин ухватил покрепче.

— Блин, ребята, что это такое?!

— Фиске хочет на своё место, — заметил Ренни. — А ты его не пускаешь. Зря. Он ведь кусается.

— Это Фиске, — объяснил с пола Лин. — Вариация на тему кота… Вы с ним так хорошо обнимались, что я подумал…

— Какого кота? Это же плед!

— Это кот… у Пятого спроси, откуда он его привез… ох, не могу… я подумал, тебе нравится… И он вроде был не против… — Лин заполз обратно в кресло. — Обычно он вцепляется сразу…

— Ну ни черта себе... А по виду плед и плед... Фиске, да? Фиске, не уходи, посиди со мной... — Нарелин подобрался к «пледу» и осторожно его погладил. — Кусается, говорите? Где ж у него зубы-то? Фиске, кис-кис-кис... Иди ко мне...

Лучше бы он этого не делал. Плед в мгновение ока обвился вокруг Нарелиновой руки, и в следующий момент тот заорал благим матом, пытаясь его стряхнуть.