Беглец - Ясинский Анджей. Страница 38

Большого желания ехать в комендатуру (а именно туда толстяк и направлялся) не было. Допросят, конечно, проверят. В этом ничего страшного нет: работало все исправно, упрекнуть Толлеуса не в чем. Потом в лучшем случае предложат должность на рудниках – присматривать за системой безопасности. Далеко, и маны нет. Или официально расторгнут контракт. Но пока он должностное лицо, встреча назначена и нужно явиться.

Плохо, что комендатура стоит рядом с храмом. А это значит, опять зазывать будут. Лицо Толлеуса брезгливо скривилось. И ведь знают, куда бить! Давить будут в самое больное. И никуда от них не денешься! Старик тяжело вздохнул, готовясь к неизбежному.

И действительно: едва коляска, скрипнув на повороте, нацелилась на храм, в затылке заныло. Толстяк, сжав зубы, стал сопротивляться неделикатному вторжению. Боль нарастала, и старик сдался. В голову полезли образы, заслоняя городской пейзаж.

Вот Толлеус, молодой и здоровый, уверенно попирает ногами землю. Вот дочь с румяным малышом на руках, который машет пухлыми ручками и счастливо гулит. Вот личная оборудованная мастерская с помощниками. И конечно, слава, признание, богатство… Надо только войти в храм и принять эту прекрасную белоснежную мантию. И тогда бог позаботится о своем новом жреце…

Видение сошло на нет, и Толлеус затряс головой, прогоняя остатки морока. В уголке глаза заискрилась слезинка. Заманчиво, ох как заманчиво! Потому-то и называется Искушение. Вот только вранье все, от первого до последнего образа. Хотя многие ведутся, особенно молодые. Но тем старики и отличаются от юнцов, что опыт нажили. Как, скажите на милость, бог вернет умершую жену, которая пошла-таки служить богу, моля о дочери? И где обещанная дочь?

Старик с завистью покосился на возницу – кому-то боги не досаждают своими видениями. Не каждый человек богоизбран: жрецов мало. И почему именно он оказался среди «счастливчиков» для сомнительной миссии нести слово божье, старый искусник не знал и знать не хотел. Избавиться бы от назойливых видений. Только как объяснить богам, что ему с ними не по пути? Эти могущественные существа себе на уме – не помогут даже в том, что могли бы сделать, в этом старик был уверен. Всю свою долгую жизнь он боролся за каждый прожитый день и понял одну вещь: никто никому ничего не делает бескорыстно. Таков закон природы. Поэтому все, чего он достиг, – это только его заслуги.

Экипаж миновал здание храма и, подрагивая на крупных булыжниках, покатился дальше. До комендатуры оставалось совсем чуть-чуть, но до грозы попасть внутрь Толлеус не успел: налетел шквал, заставив лошадь испуганно заржать. Толстяк вздохнул и поплотнее закутался в плащ. Когда повозка наконец остановилась у крыльца, на землю упали первые тяжелые капли, а небо расколола исполинская молния. Какая-то молодая дама, лихо обогнав Толлеуса на лестнице, скрылась внутри комендатуры, лишь кивнув стражникам в начищенных до зеркального блеска кирасах. У него так просто и быстро миновать охрану не получится.

Идентифицирующая метка в порядке, встреча назначена, посох сдал без разговоров – тут никаких проблем. Проблема была с амулетом. Толлеус как законопослушный гражданин распахнул перед стражниками плащ, продемонстрировав свою экипировку. Да и не утаишь ничего – слишком много мощных плетений внутри, слишком велико потребление маны – любой искусник издалека заметит.

По сути, у старика был даже не амулет, а целый жилет на металлическом каркасе, нафаршированный переключателями, лечебными и защитными плетениями, запитанными от манокристалла. Большая тяжелая конструкция, в такой кто угодно покажется толстым. Уникальная разработка самого Толлеуса, дело всей его жизни. И в ней – вся его оставшаяся жизнь. Перестанет действовать амулет – встанет сердце, откажут почки и печень. Слишком несовершенно человеческое тело. Знахари разводили руками: со временем не поспоришь. Болезнь можно вылечить. Но разрушения, причиненные ею, – это навсегда. Рану можно заживить, но шрам все равно останется. А старость – она как болезнь, оставляющая шрамы по всему телу. Ее можно отсрочить с помощью Искусства, но поврежденные органы не заменишь.

В Искусстве сокрыта великая сила. Когда-нибудь искусники научатся делать невозможные сегодня вещи. Может, даже создадут защиту от старости. А сейчас Толлеус один на один со смертью, и только амулет стоит между ними.

Старик не питал иллюзий: он совсем не великий искусник. У каждого свои резервы, и выше головы не прыгнешь. Только опыт дорогого стоит. И еще разум. Давно, столетие назад, в годы обучения в Академии тогда еще молодой Толлеус выбрал специализацию «Проектирование надплетений». Направление вроде бы простое, но с подковыркой: чтобы сделать удобный для искусника вывод на плетение, необходимо представлять себе действие этого плетения. А если надо подключить архейские плетения, найденные в раскопках, то и вовсе хлопот полным-полно: у древних искусников, чья империя рассыпалась в прах, все было по-другому, красиво и сложно.

Так вот, эта специализация, а также весьма скромный запас маны и подтолкнули юного выпускника пойти дальше – в кристалловедение и жезлостроение. А потом уже самостоятельно изучать амулетистику. И то правда: зачем тратить даже каплю своей маны на активацию плетения, если то же самое можно сделать с помощью простейшего амулета? Тогда любой человек, не обремененный искусными познаниями, сможет им воспользоваться.

На входе Толлеус застрял надолго: пока вызвали дежурного искусника, пока тот осмотрел жилет и подтвердил его жизненную необходимость, пока опломбировал манокристалл… Все это время старику пришлось топтаться снаружи, под потоками воды, в метре от гостеприимно распахнутой двери.

Проклиная бюрократию и оставляя за собой ручейки и лужи, старый искусник заковылял по коридорам – без посоха идти было вдвойне тяжелее. Благо недалеко.

Карина

Очень непривычно было после многих лет бездействия делать выбор, чего-то добиваться и куда-то спешить. Хотелось просто отдыхать и наслаждаться свободой. Но что уж поделать: раз сама настояла, значит, нужно идти. Не то чтобы она хотела помочь в переводе или опасалась за Никоса – чародей его уровня в обиду себя не даст, еще и ее сможет надежно укрыть. На самом деле Карина просто боялась остаться одна: сразу вспоминалось, как в последний раз замолчал Гарцо и обрек девушку на долгие месяцы одиночества.

Теперь же она трижды пожалела о своем решении. Во-первых, подкачала погода: разразившаяся часом раньше гроза сменилась затяжным дождем, который и не думал стихать. Карина предложила переждать, но Никос, наоборот, пришел в воодушевление и сказал, что непогода только на руку. Он сделал защиту от падающих сверху капель, но от луж спасения не было. Во-вторых, несмотря на реабилитационный экспресс-курс и воздействие Шустрика, тело еще полностью не восстановилось после освобождения. Быстро идти, петляя между домами, было непривычно, а координация движений оставляла желать лучшего, чего не скажешь о ее спутнике: казалось, Никос просто летел вперед гибкой пружинистой походкой. Было ясно по ауре, голосу, жестам и мимике, что то, ради чего Никос решил посетить кабинет коменданта, очень важно и особенно дорого для него, и, пожалуй, никакие аргументы не смогли бы заставить его отступить от задуманного.

Еле поспевая за целеустремленно идущим к своей цели Повелителем Чар, Карина всю свою волю и силу сконцентрировала на том, чтобы переставлять ноги и ни в коем случае не отстать. И пускай умом она понимала, что, если выдохнется, Никос остановится, душу все равно грызли страхи сомнений. Сосредоточившись на столь сложном деле, девушка не заметила, как ее ступня угодила в скрытую лужей небольшую ямку плохо залатанной дороги. Осознание этого факта настигло Карину, только когда ее нос завис в десяти тиках от земли, почему-то далее не опускаясь, а из ауры через Шустрика почувствовался сильный отток маны.

Посмотрев чародейским зрением, девушка с изумлением обнаружила перед собой какую-то вязь. Отчасти она походила на ту, что создают искусники, но была сложнее и выполнена в другом стиле. В ней чувствовалась элегантность, словно каждая фигура была четко выверена и максимально эффективно выполняла возложенную на нее роль. Впрочем, в нечародейском Искусстве Карина не разбиралась, поэтому, возможно, это было лишь ощущение.