Беглец - Ясинский Анджей. Страница 67

Толлеус

Чужое присутствие исчезло. Толлеус, тяжело дыша, сидел на постели, прислушиваясь к уличным звукам.

– Чародеи… – едва слышно бормотал он.

Всего несколько дней назад жизнь текла спокойно и размеренно. И вдруг все так резко переменилось. Чародей, что залез к нему в голову, не мог быть далеко. Скорее всего, на улице возле дома. Выйти на балкон и посмотреть? А может быть, он был здесь, в доме. Затаился за дверью… Страшно…

– Они хотят тебя использовать, – сам себе шепнул он. От этой мысли становилось не по себе, индикаторы исправно показывали повышенный пульс, но сердце на удивление не сбоило.

– Может быть, прямо сейчас вызвать сыщиков? Вот оно – необычное, о чем сразу надо сообщать! – рассуждал он.

– Ни в коем случае! – одернул он себя. – Забыл, как сам только что рассказал оробосцам о своих делишках? Теперь ты на крючке! Никто не поможет… Почему они выбрали меня, старого и больного? Ведь можно же было взять под контроль кого-нибудь из шишек, кто в курсе. А я – мелкая сошка, – в отчаянии заломил руки искусник.

– Наверное, в твоей пустой черепушке так много места, что туда легко залезть хоть богу, хоть чародею. А у важных людей голову распирают важные мысли – не втиснуться! – предположил старик. Глупость, конечно. Да и неважно, почему выбор пал на Толлеуса. Важно, что выбрали, и с этим надо что-то делать.

На улице загрохотали по брусчатке чьи-то уверенные шаги. Искусник вздрогнул.

– Что же делать? Работать на врагов-оробосцев? Конечно, не помогут. Но, может, все обойдется, не сдадут Кордосу? – с надеждой спросил он.

– Ты как вчера родился! – презрительно ответил он себе. – Конечно, не сдадут. Но лишь только сделаешь дело – от тебя избавятся. Ты ненужный свидетель! Может быть, даже прихлопнут быстрее, чем ты думаешь: ты ведь уже достаточно разболтал!

– Так как не разболтать? Когда только подумал, а он уже знает! – Толлеус не на шутку разволновался. – Зачем они вообще спрашивают о том, что сами устроили?

– Кто их разберет? – пожал он плечами. – Может, хотят узнать, что думает о случившемся Кордос. Но скорее на тебя вышли не оробосцы, а чародеи из нейтральных государств. Только суть дела это не меняет ни капельки. Скоро ты умрешь! – непреклонно заявил старик…

Прошла бессонная ночь – на горизонте светлая полоска возвестила о скором рассвете. Далекие горы заискрились снежными вершинами. Начинался новый день – живи и радуйся. Старому искуснику было не до веселья. Он весь извелся, мечась по дому и не находя себе места.

Умирать не хотелось. Конечно, Толлеус не обманывал себя – ему осталось недолго. Это профессоры переваливают за сто пятьдесят лет, а бывает, что и до двухсот дотягивают. Он и так превысил все мыслимые пределы для искусника своего уровня, подобравшись к нижней границе профессорского срока, пора бы и честь знать. И все же хотелось еще пожить. Хоть чуть-чуть.

Старик не исключал вариант, что однажды его аферы всплывут и придут люди с суровыми лицами. К такому он был готов. Но он совершенно не планировал принимать важные решения, куда-то бежать и что-то делать.

– Куда-то бежать?.. Да, убежать! – Старик зацепился за эту мысль, даже подпрыгнул на кровати.

– Куда? – скептически возразил он себе. – На кладбище?

– Нет, как раз в другую сторону! – зло ответил он себе же. – Затеряться на бескрайних просторах – не найдут. И тогда пара лет у меня есть точно.

– А если найдут?

– Значит, судьба такая. Хуже-то не будет! – Идея сбежать все больше захватывала его.

– Подозрительно. Такие события закрутились в городе, ты участник – и вдруг куда-то поехал… Крайне подозрительно. Я бы себя из города не выпустил.

Впрочем, а почему нет? Со службы уволили, новую работу не предложили, посох не отобрали и даже пансион назначили.

– Значит, я свободен и могу идти на все четыре стороны, – пришел к такому выводу Толлеус. – А куда – мое дело. Может, мир перед смертью решил посмотреть, а может, к столичным знахарям – подлечиться. Метка в порядке. Стражникам у ворот все равно.

Значит, надо собирать вещи.

Тихо поскрипывали колеса. Старая кляча, купленная по дешевке, безропотно тащила повозку, нагруженную нехитрым скарбом. Толлеус давно, очень давно не сидел на месте кучера. Получалось на удивление неплохо. Руки помнили, как держать вожжи, лошадка попалась смирная, погода была хорошая – правь потихонечку, и никаких проблем. Старик даже повеселел.

На зрение и слух, пускай и не без искусной помощи, Толлеус не жаловался. Эти органы чувств работали, конечно, не как у молодых, но и отнюдь не как у сверстников. Есть чем гордиться. Поэтому тишина, царившая за городом, буквально сразу за защитной стеной, поражала. Конечно, тишина была не абсолютная. Мимо с жужжанием проносились мухи, у дороги стрекотали кузнечики, ветер, запутавшись в кронах деревьев, шелестел листвой, а откуда-то издалека доносилось отрывистое воронье карканье.

Но не о той тишине речь. В городе есть другой шум. Старик называл его призрачным, потому что он состоял не из привычных звуков, а из обрывков чужих чувств, мыслей, всплесков эмоций, невнятного шепота, как если бы тысячи призраков из сказок жили у искусника в голове. Вся эта какофония сливалась в нестройный гул, стихающий к ночи и нарастающий днем, но не замолкающий никогда. Толлеус слышал его с рождения и привык к нему, как привыкают к плеску волн. Старик понятия не имел, что это такое. Знал только, что шум как-то связан с людьми. Поскольку за городом, вдали от человеческих поселений и мирской суеты, было тихо.

Определить природу гомонящих призраков искусник не смог: наставники лишь разводили руками, никто не слышал ничего подобного. В книгах тоже не было упоминаний. Правда, этот гомон не был плодом больного воображения. В здании тюрьмы, и только в нем, призраки шептали совсем-совсем тихо. Это был ключ. Толлеус даже определил в системе безопасности соответствующее плетение и смог восстановить из фрагментов его основу. Но оно потребляло много маны – совсем как защитный пузырь, так что о постоянном использовании не могло быть и речи. Да это и не требовалось: старика шум практически не беспокоил. И лишь сейчас, когда внезапно наступила тишина, старый искусник ощутил всю прелесть окружающего безмолвия. Даже мыслить стало как-то легче. Это также повышало настроение.

Толлеус выбрал целью своего путешествия Беллус: ближайший крупный город, всего три дня пути. А там видно будет. Сразу далеко планировать нет смысла. Может, дряхлое тело и этот срок в дороге не сдюжит.

Дорога хорошая – все-таки столичный тракт. Имперская гвардия и большая часть гарнизона озабочены поимкой оробосских налетчиков, прорывающихся через горы. Так что волноваться не о чем, в пути никто не побеспокоит.

Дом Толлеус продавать не стал. Быстро это не сделать. И видимость создается, будто он еще вернется. Мебель и другие крупные вещи тоже пришлось бросить. Вдумчиво старик собирал только самое необходимое: кошелек с манокристаллами сунул в потайной карман, сундучок с амулетами и прочим искусным скарбом определил под облучок, монеты разного достоинства за неимением подходящей тары ссыпал кучей в горшок, завернул в дерюгу и прикрыл плетением невидимости. Дальше начались трудности. Ни времени, ни желания, ни большого опыта путешествий у Толлеуса не было. Поэтому он недолго думая вытащил прямо на пол кладовой большущий сундук, в котором годами хранился разный хлам, и попросту покидал в него разные полезные и не очень полезные вещи, что попадались под руку: одежду, кухонную утварь, книги и прочее. В результате сундук едва удалось затащить в повозку, хоть старик и помогал себе Искусством.

Теперь все проблемы и хлопоты, боги и чародеи остались позади и с каждым стуком железной подковы становились еще дальше. Где-то совсем близко запел соловей, и на душе у старика стало легко и радостно. Как будто сбросил тяжелый груз.