Право на выбор (СИ) - "Marlu". Страница 29

We will part, we will fly to - unite it again!

Oh! thine be the gladness, and mine be the guilt!

Forgive me, adored one...»

Карл внезапно запнулся, а я на автомате, не успев даже подумать, зачем это делаю, закончил строфу:

- «...forsake if thou wilt».

- Достаточно, - внезапно раздавшийся голос генерального заставил вздрогнуть и вернуться в реальность.

Черт, а я даже не записал ничего, но после драки кулаками не машут – листок уже отобрали.

- Ну что ж, подведем итоги. Они, к сожалению, печальны, хоть и закономерны. Знание языка большинство из вас показало явно недостаточное, и не только английского. Грубые ошибки как в диктанте, так и в переводе, неточные формулировки, искажающие смысл, - генеральный директор распалялся все больше, народ сидел, сжавшись под его гневным взглядом, а мне почему-то все происходящее казалось нереальным и не имеющим ко мне никакого отношения.

- Константин Константинович, - обратился внезапно ко мне Игорь Михайлович, - подойдите к столу, пожалуйста.

Я чуть не поморщился, вот наградили меня родители именем-отчеством. Мало того, что я имя свое терпеть не могу, так еще и отчество теперь постоянно слышать придется. И не попросишь ведь Ксеном называть, не тот уровень. На письменном столе были разложены наши работы. Я вопросительно глянул на сидевших рядом Карла и Виктора Петровича.

- Да, да, можете посмотреть, - улыбаясь, заговорил господин Шахтенмайер. – Хочу знать ваше мнение, - и все это с хитрой улыбочкой и заговорщицким тоном.

Я взял в руки исчерканные красным бумажки. Стало грустно, и я, кажется, стал понимать почему они в меня вцепились – моя работа была без помарок, только в одном месте зачеркнута лишняя запятая. Да, товарищ комбат, славно вы меня поднатаскали, даже в голову не могло прийти, что смогу конкурировать с ребятами, имеющими профильное образование.

- Так что сегодня вы оформляетесь, а завтра к девяти ждем на рабочем месте! – похлопал по плечу генеральный директор. – Все остальные свободны!

- А я бы хотел познакомиться с вашим учителем, вас явно учили не по стандартным методикам, - влез Карл.

Ага, вот прям сейчас сдам пароли и явки, и про методы обучения расскажу! Тем более что-то мне подсказывает, что такие методы обучения в языковых школах лучше не применять, поэтому вежливо ответил:

- К сожалению, это невозможно, до него придется очень долго ехать на оленях.

Три пары глаз недоуменно уставились на меня, шутку про Деда Мороза не поняли, но пояснять я не собирался, продолжая загадочно молчать и улыбаться.

Не дождавшись от меня пояснений, Виктор Петрович проводил меня в отдел кадров, где оставил на попечение приятной моложавой женщины. Я заполнил кучу бумаг, причем некоторые из них в двух экземплярах, расписался в нужных местах и спустя какой-то час был совершенно свободен.

Дома я рассказал родителям о том, что нашел работу и с завтрашнего дня выхожу. Сказать, что они удивились, –это ничего не сказать, мама даже пыталась уговорить отдохнуть летом, съездить на море, но меня эта перспектива не вдохновила. Причину я честно озвучил: не хочу ехать за их счет, это раз, и два – если подвернулось приличное место, надо пользоваться моментом, второго шанса может не быть.

- Да-а, - протянул отец, - ты очень изменился.

- А что за работа? – поинтересовалась мама.

Упс, вот этого я не предусмотрел, придется импровизировать!

Дальше менеджера фантазия не сработала, тем более это было в какой-то степени правдой. Послушав мои дифирамбы конторе, в которой я буду трудиться с завтрашнего дня, родители успокоились и отправили любимого сыночка в магазин, дабы торжественно отметить такое эпохальное событие.

Стихотворение Байрона и его подстрочный перевод

За подбор стихотворения и его подстрочный перевод огромная благодарность моей бете Marbius

Byron

I Speak Not, I Trace Not, I Breathe Not Thy Name

I speak not, I trace not, I breathe not thy name;

Я не произношу, не отслеживаю (не пишу), не выдыхаю твое имя;

There is grief in the sound, there is guilt in the fame;

В звучании печаль, в известности – вина

But the tear that now burns on my cheek may impart

Но слезы, что жгут мои щеки, выдадут

The deep thoughts that dwell in that silence of heart.

Глубокие мысли, что находятся в тишине (молчании) сердца.

Too brief for our passion, too long for our peace,

Слишком короткими для нашей страсти, слишком длинными для нашего мира

Were those hours - can their joy or their bitterness cease?

Были те часы – неужели их ликование или горечь прекратились?

We repent, we abjure, we will break from our chain, -

Мы сожалеем, мы пресмыкаемся, мы хотим сорваться с нашей цепи,

We will part, we will fly to - unite it again!

Мы хотим расстаться, мы летим навстречу – чтобы соединить.

Oh! thine be the gladness, and mine be the guilt!

О! Пусть тебе останется радость, а мне вина!

Forgive me, adored one! - forsake if thou wilt;

Прости, обожаемый (ая), забудь, если хочешь;

But the heart which is thine shall expire undebased,

Но сердце, которое принадлежит тебе, прекратит свое существование неизмененным,

And man shall not break it - whatever thou may'st.

И люди его не разобьют, хотя ты можешь

And stern to the haughty, but humble to thee,

И сурова с высокомерными, но смиренна с тобой,

This soul in its bitterest blackness shall be;

Моя душа в своей самой горькой тьме;