Наколдованная любовь - Фирсанова Юлия Алексеевна. Страница 7

Оля осторожно потрогала пальчиком липкую от неизвестных жидкостей лавку, вытащила из кармана джинсовой курточки завалявшийся там с летнего похода за хлебом пакет, постелила его, и только потом присела. Подняла глаза на стол и истошно завизжала. Всю томную дурноту как рукой сняло, девушка подлетела над скамьей настолько резво, словно бы научилась летать. Так и стояла на ней, визжа и тыча пальцем в коричневое чудовище, нагло шевелящее усами.

— Это таракан, о дева, он не кусается, — снисходительно улыбнулся рыцарь, ловко ухватил и с тошнотворным хрустом раздавил насекомое пальцами. Смахнув останки на пол, и, не обтерев пальцы о куртку, заорал, звучно стукнув кулаком по столешнице:

— Эй, хозяева!

— Тараканы не страшные, они противные, — передернулась от отвращения девушка, но визжать после ликвидации монстра все-таки перестала и слезла со скамьи. Неловко притулившись на лавке, зыркая по сторонам в поисках родственников убиенного усача, Оля с ужасом предположила: — А вдруг тут еще и блохи, и вши есть?

— Не переживай, милое дитя, — посочувствовал несчастной Коренус, — перед сном я прочитаю заклинание, изгоняющее насекомых, чтобы они не смущали твой покой. Признаться честно, раньше в «Жирном гусе» было куда многолюднее и опрятнее.

— Раньше, это сто лет назад? — хмыкнул рыцарь, не придававший особого значения гигиеническим нормам в точках общепита.

— Всего лишь тридцать, — уточнил маг, разочарованный не столько отсутствием чистоты, сколько сомнительными запахами с кухни. — Я не появился бы еще столько же, если бы не нужда в розыске артефакта. Это единственный трактир на окраине Фодажского леса, куда лежит наш путь…

— Ну чего орете, любезные господа? — лениво поинтересовалась возникшая вместе с чадом, повалившим из темного провала двери, толстая неопрятная женщина в засаленном платье серо-бурого цвета. То, что было у нее на голове, походило на оставленную на середине неловкую попытку заплести дреды, пользуясь вместо инструкции рассказом очевидца.

— Есть хотим, добрая хозяйка, мяса побольше, каши и две комнаты на ночь, — коротко скомандовал Ламар.

— Три, любезный друг, ты так храпишь, что я глаз не сомкну, — вмешался в разговор Коренус, бережно поправляя свой «маленький» мешочек, которому вздумалось завалиться на бок с булько-звяко-бряцающим звуком.

— В домах для паломников давно уж ветер гуляет да дождь ночует, а в трактире еще комнатухи есть. Только в долг под залог добычи не кормим. А ну как вы из лесу не вернетесь? — отрезала трактирщица. Ламар слазил в глухо звякнувший поясной кошель и выложил на стол треугольную серую монетку для финансирования трапезы и ночлега.

Рука женщины, никогда не слышавшей о диковиной твари, прозывающейся «маникюр», схватила монетку с ловкостью фокусника поискуснее Акопяна. Видимо, покупательная способность треугольничка была такова, что баба даже снизошла до краткого оглашения меню — мечты гурмана:

— Хлеб вчерашний, пиво, каша пшенная, гусятина в подливе. На всех нести?

— А молока у вас нет? — мужественно борясь с подкатывающей к горлу тошнотой, усиливающейся от намека на запашок пригорелой каши, спросила Оля. — Я бы попила.

— Кувшин на леднике стоит, щас принесу, — расщедрилась хозяйка и почапала на кухню. Мимоходом бросила угловому клиенту:

— Эй, тебе еще нести или хватит?

Ответа не последовало, тело, полуприкрытое плащом, уже частью лежало на столе, видно, крепко перебрало спиртного. Кувшин покоился на боку рядом с темноволосой головой, свидетельствуя как о собственной пустоте, так и о причинах безмятежного сна клиента, не жаждущего немедленного продолжения банкета.

В ожидании трапезы, чтобы как-то отвлечься от неуютной обстановки, Оля спросила магистра:

— А кто такая пророчица под вуалью и те семеро, о которых вы говорили? Какие-то могучие маги?

— О нет, милое дитя, не маги. Семеро — великие боги, сотворившие наш мир Вердану, давшие ему жизнь и силу. Владыка Стихий, Вседержитель — первый, вторая — Хранительница, Соединяющая Судьбы; Справедливый Судия, Творец Законов — третий, Созидатель Прекрасного — четвертый, Целитель — пятый, Торговец и Странник — шестой, Пророчица под Вуалью — седьмая. Они слишком сильны, и, чтобы не привлекать внимания Владык попусту, лишний раз лучше не оглашать их имен. Тот предмет, к которому мы направляем свои стопы, один из великих и самых загадочных артефактов, сотворенных Седьмой на заре мира, — вдохновенно, похоже, тема была по сердцу, поведал маг.

— Но если он такой нужный и великий, почему стоит посреди леса, а не в месте поприличнее? — озадачилась девушка, считавшая, что важным реликвиям место в музее или закрытом хранилище.

— Не все творения богов могут быть перемещены, дитя, — нахмурился Коренус, готовясь продолжить лекцию, но тут же забыл о прикладной теологии и оживленно потер ладошки, восклицая:

— О, вот и наш ужин!

Большой поднос глухо хлопнулся о стол. Никаких попыток протереть столешницу трактирщица не предприняла, наверное, придерживалась старого принципа «до трех сантиметров не грязь, больше — само отвалится». Пометав миски на стол и водрузив перед Олей кувшин молока и почти чистую (ну лоснилась жирком самую малость, и что с того?) кружку, женщина отцепила со связки на поясе и хлопнула три местами ржавых, совершенно одинаковых ключа.

— Первые три комнаты, дверь вон та, слева — ваши, четвертая — этого. — Рука махнула на безмятежно посапывающего алкаша.

— Спасибо, хозяюшка, — поблагодарил Коренус и с намеком осведомился: — Что-то тихо у вас нынче.

— С чего шуму-то быть? — совсем не любезно буркнула женщина. — Это при деде-покойничке паломники в леса так и перли, а теперь, если в Камару надоть, и то через Лимсин едут, мало ли какой твари из Фодажа выглянуть захочется. Сюда лишь голытьба забродная попадает или ретивые добытчики…

— Твари? Какие? Задрали кого? — придвигая к себе миску с пышущей жаром, малость подгоревшей кашей и разваренным мясом, не по-хорошему оживился Ламар.

Оля, осторожно нюхавшая молоко, поникла. Так она и знала, что с этой «прогулкой по лесу» дело добром не кончится.

— Не-е, если в сам лес не соваться, пугают токмо. Мы-то привычные, а у ентих, кулей деревенских, все поджилки трясутся, как морловагу завидят или шатунца, — с презрительной горечью поведала трактирщица, — а нам тут хоть самим без постояльцев с голодухи подыхай. Уж и мебель почти всю по случаю продали…

— Хм-м, — озадачился Коренус то ли поведением лесных тварей, то ли состоянием каши, ни в какое сравнение не шедшей с божественным вкусом проглоченных ранее котлеток девы Оли.

Но с расспросами маг не полез, наверное, решил все, что надо, вызнать колдовством. Взяв ложку, принялся уписывать содержимое миски и прихлебывать пиво. Рыцарь, какую только дрянь ни привыкший жрать в странствиях, присоединился к ужину столь же рьяно, с той лишь разницей, что пил больше, хоть и кашу лопал за троих. Видя, что постояльцы жрут в три горла, хозяйка как-то криво усмехнулась и убралась на кухню.

Девушка еще раз оценила сомнительную чистоту кружки и слазила в рюкзачок за складным стаканчиком. Кувшин, чтобы молоко не кисло, даже такая неряха держала в чистоте. Так что, взяв краюху хлеба и налив в походный стаканчик молока, Оля стала кушать. Как ни подводило живот, а горелая каша и белесая гусятина желания снять пробу не вызывали. Чтобы окончательно не отбить стрессом аппетит, девушка не расспрашивала магистра о том, кто такие эти морловаги и шатунцы.

Хлеб, пусть черствый, а все равно вкусный, пошел на «ура». Тараканов, способных покуситься на ужин несчастной девы, не появлялось. Может, рыжие усачи были столь впечатлены позорной кончиной своего соплеменника, что решили оставить его смерть неотомщенной?

Через некоторое время, наполненное похрапыванием алкаша в углу, квохтаньем-гоготом и приближающимся помыкиванием-помекиванием, хозяйка снова вынырнула из глубин чадной кухни и лениво спросила:

— Девка с поля скотину пригнала, велеть ей кому тюфяк взбить? Если пары кругляшей не жалко.