Пока я жива (Сейчас самое время) - Даунхэм Дженни. Страница 24

Мне ее жаль, но она ничего не смыслит в молниях.

Зои тычет в окно трясущимся от страха пальцем: — Смотри, там автосервис. Притормози, или я выпрыгну на ходу.

Мне хочется шоколада, и я решаю остановиться. Мы движемся довольно быстро, но я успеваю нажать на тормоз. Мы торжественно заворачиваем на заправку и останавливаемся посреди залитых флуоресцентным светом колонок. Зои закрывает глаза. Чудно, но мне бы хотелось ехать по шоссе и во все глаза смотреть на дорогу. — Не знаю, что ты задумала, — шипит Зои, — но ты едва нас не угробила.

Она вылезает из машины, с силой захлопывает дверь и идет в магазин. Я подумываю, не уехать ли без нее, но не успеваю ничего решить, как Зои прибегает назад и открывает мою дверь. Теперь от нее пахнет иначе- свежестью и прохладой. Она убирает со щеки мокрую прядь. — У меня нет денег. Мне нужно купить сигарет.

Я протягиваю ей свою сумку. Внезапно на меня накатывает чувство счастья. — Купишь мне шоколадку? — Сначала я покурю, — отвечает Зои. — Потом схожу в туалет. А когда я вернусь, ты пустишь меня за руль.

Она хлопает дверью и шагает через заправку. Дождь все еще льет как из ведра, и Зои ежится и вздрагивает, когда гремит гром. Я никогда раньше не видела ее испуганной; меня охватывает любовь к Зои. Она не такая смелая, как я. Она просто не привыкла бояться. Весь мир может сотрясать от грохота, а я и бровью не поведу. Пусть прольется черный дождь, а из бардачка с гудением вылетит стая саранчи. Бедняга Зои. Я вижу, как она, ни о чем не подозревая, покупает в лавке сигареты и конфеты. Я пущу ее за руль, но только потому, что я сама так решила. Больше я не дам ей мной командовать. Я сильнее.

Двадцать два

Двадцать минут пятого. Море серое. Как и облака, хотя они чуть-чуть светлее и движутся не так быстро. При взгляде на море у меня кружится голова. Наверно, дело в вечном движении, остановить которое не под силу никому, как бы он этого ни хотел. — Как-то здесь странно, — замечает Зои. — И как я только позволила себя уговорить?

Мы сидим на скамейке на набережной. Вокруг практически ни души. Вдали на песке собака лает на волны. Ее хозяин превратился в еле различимую точку на горизонте. — Раньше мы каждое лето приезжали сюда на каникулы, — признаюсь я Зои. — Пока мама не ушла. Пока я не заболела. Мы останавливались в отеле «Скрещенные ключи». Утром мы вставали, завтракали и целый день проводили на пляже. И так каждый день все две недели. — Безумно интересно, — произносит Зои, неуклюже опускается на скамью и зябко кутается в куртку. — Мы даже не обедали в отеле. Папа делал бутерброды, а на сладкое мы покупали мусс. Папа выкладывал его в пластиковые судочки и заливал молоком. За криками чаек и плеском волн так странно было слышать звяканье вилки в судке.

Зои пристально смотрит на меня: — Ты сегодня забыла принять какое-то важное лекарство? — Нет! — Я хватаю ее за руку, тяну за собой. — Пойдем, я покажу тебе отель, где мы останавливались.

Мы идем по набережной. Песок на пляже усеян каракатицами. Они тяжелые и все в рубцах, словно каждый прилив швырял их друг на друга. Я шучу, что было бы здорово собрать их и обменять в зоомагазине на волнистых попугайчиков, но вообще-то зрелище диковатое. Не помню, чтобы, когда я бывала здесь раньше, мы видели что-то подобное. — Может, такое случается осенью, — предполагает Зои. — Или виновато загрязнение окружающей среды. Планета бьется в агонии и умирает. Считай, тебе повезло, что ты отсюда смотаешься.

Потом Зои говорит, что хочет писать, спускается по лестнице на пляж и присаживается на корточки. Я глазам своим не верю. Вокруг никого, но обычно Зои беспокоится, как бы ее кто не увидел. Ее моча вымывает ямку в песке и утекает. Есть что-то первобытное в том, как она рывком поднимается и шагает ко мне.

Мы стоим бок о бок и любуемся морем. Оно обрушивается на берег и, белея пеной, отступает. — Зои, я так рада, что ты моя подруга, — признаюсь я и крепко сжимаю ее руку.

Мы идем к порту. Я едва не рассказываю Зои про Адама, мотоцикл и о том, что случилось на холме, но мне трудно об этом говорить, да и не хочется. На меня нахлынули воспоминания. Здесь все знакомо: и сувенирная лавка с ведрами, лопатами и стойками открыток, выбеленные стены магазина мороженого и огромный розовый светящийся вафельный рожок на улице. Мне даже удается отыскать дорожку у порта-короткий путь к отелю. — Здесь все изменилось, — делюсь я с Зои. — Раньше все было больше. — Но отель тот? — Ага. — Отлично. Теперь мы можем вернуться обратно?

Я открываю калитку и иду по дорожке. — Хочу спросить, не позволят ли мне взглянуть на комнату, в которой мы останавливались. — О боже! — ворчит Зои и прислоняется к стене, настраиваясь на ожидание.

Дверь открывает женщина средних лет. Она полная и добродушная; на ней фартук. Я ее не помню. — Да?

Я рассказываю ей, что в детстве приезжала сюда каждое лето на две недели; мы снимали семейный номер. — Вы хотите снять комнату? — спрашивает женщина.

Мне это в голову не приходило, но я внезапно понимаю, что безумно этого хочу. — А можно ту же самую?

Сзади по тропинке подходит Зои, хватает меня за руку и разворачивает к себе: — Что ты вытворяешь? — Снимаю комнату. — Я не могу тут остаться, мне завтра нужно в колледж. — Тебе вечно нужно в колледж, — отмахиваюсь я. — И у тебя еще много дней впереди.

Кажется, это прозвучало очень убедительно и, похоже, заткнуло Зои рот. Она садится, прислоняется к стене и смотрит в небо.

Я поворачиваюсь к женщине. — Извините, — говорю я.

Она мне нравится. Она ничуть не подозрительна. Наверно, я сегодня выгляжу на все пятьдесят и хозяйка решила, что Зои- моя несносная дочка-подросток. — Там теперь стоит кровать с балдахином, — рассказывает женщина, — ванна и туалет по-прежнему в номере. — Отлично. Мы его снимем.

Мы поднимаемся за ней по лестнице. Огромная задница хозяйки покачивается из стороны в сторону. Я представляю себе, что было бы, если бы эта женщина была моей матерью. — Вот, пожалуйста, — произносит она, открывая дверь, — мы все полностью переделали. Наверно, вам покажется, что теперь комната выглядит по-другому.

Так оно и есть. Кровать под бархатным балдахином занимает почти всю комнату. Она высокая и старомодная. — У нас частенько останавливаются новобрачные, — поясняет женщина. — С ума сойти! — ворчит Зои.

Так странно снова очутиться в солнечной комнате, где я просыпалась каждое лето. Двухъярусных кроватей больше нет-вместо них стоит столик с чайником и чашками. Но арочное окно выглядит как раньше, и вдоль стены вытянулся все тот же гардероб. — Располагайтесь, — говорит хозяйка.

Зои сбрасывает туфли и залезает на кровать. — Этот номер стоит семьдесят фунтов! — замечает она. — У тебя хотя бы есть деньги? — Мне просто хотелось взглянуть. — Ты с ума сошла?

Я забираюсь рядом с ней на кровать: — Нет, хотя то, что я хочу сказать, может показаться глупостью.

Зои приподнимается на локте и бросает на меня подозрительный взгляд: — Ну, давай рассказывай.

И я рассказываю ей о том лете, когда мы приехали сюда в последний раз. Мама с папой ссорились чаще обычного. Я рассказываю, как однажды мама отказалась завтракать, заявив, что видеть не может сосиски с консервированными помидорами и дешевле было бы поехать в Бенидорм. — Поезжай, — ответил папа. — Как доберешься, пошли нам открытку.

Мама взяла меня за руку, и мы поднялись в номер. — Давай спрячемся от них, — предложила она. — Правда будет здорово?

Я была счастлива. Она оставила Кэла с папой. И выбрала меня.

Мы спрятались в шкафу. — Здесь нас никто не найдет, — пояснила мама.

Так и вышло. Хотя едва ли нас вообще кто-то искал. Мы просидели в шкафу целую вечность. Наконец мама вылезла, взяла из сумки ручку, вернулась и аккуратно написала свое имя на двери шкафа изнутри. Потом протянула ручку мне, и я написала рядом свое. — Вот, — произнесла мама, — даже если никогда не вернемся, мы останемся здесь навсегда.