Страдать, чтобы простить - Донован Ребекка. Страница 46

Ее слова буквально сшибли меня с ног. Я не ожидал, что Эмма окажется… такой хрупкой. Я знал, у нее был искаженный взгляд на мир и на свое место в нем. Так было всегда, и вина за это целиком и полностью лежит на женщине, которая ее сломала. Но Эмма была стойким оловянным солдатиком и могла преодолеть что угодно, было бы желание. Итак, Сара бдительно следила за нами, Пейтон мне угрожала, Мэг просила соблюдать осторожность, а Серена шла в крестовый поход за спасение Эммы. Так что же стало с девушкой, которую я когда-то знал?

Девушкой, которая когда-то была полна жизни и уверенности в себе, несмотря на выпавшие на ее долю невзгоды. И я всегда был уверен, что у нее в характере есть стержень. Ведь именно это в первую очередь и привлекло меня к ней. А теперь… я не узнавал ее.

И я мысленно задал себе вопрос: кто же эта девушка, которая два года назад прилетела в Калифорнию, и что она оставила в Уэслине?

Через полчаса гости начали потихоньку расходиться. Девочки собирались сначала в Пало-Альто, а затем – домой. Когда Сара, Коул и Эмма уже стояли на пороге, я неожиданно спросил Эмму:

– Не хочешь прогуляться?

Я обернулась на Коула, который в ожидании моего ответа бросал на Эвана недобрые взгляды.

– Пошли, Коул, – схватила его за руку Сара. – Проводишь меня домой.

Я спускалась вместе с Эваном к берегу по крутой лестнице, чем-то напоминавшей стремянку. Крепко вцепившись в обшарпанные деревянные перила, я осторожно шагала со ступеньки на ступеньку. Эван же легко и непринужденно преодолел спуск и уже ждал, чтобы подхватить меня внизу.

– Ты нравишься Серене. – Я засунула руки в карманы толстовки и низко опустила голову. – Если бы я не знала ее парня, то непременно решила бы, что она на тебя запала.

– Должно быть, клевый парень.

– Ты даже не представляешь насколько, – хихикнула я.

– Пожалуй, я еще никогда не встречал большей оптимистки, чем она. – Эван бросил на меня быстрый взгляд. – Мне нравится ее подход. А ведь с первого взгляда никогда бы не подумал, что она такая.

– Знаю, – ухмыльнулась я. – Вот почему она такая классная.

Мы медленно шли по берегу в сторону дома Коула, который находился за ближайшим поворотом.

– Недавно звонил Нейт. Раз уж я здесь, они с ребятами решили приехать пораньше. Хотят закатить вечеринку в следующую субботу, поэтому прилетят в пятницу, – сказал Эван, и я кивнула, не совсем понимая, куда он клонит, пока неожиданно он не продолжил: – Однако я все еще рассчитываю на обещанные две недели. Словом, несмотря на их приезд, наш договор остается в силе.

Я резко остановилась и повернулась к Эвану лицом.

– Ты так меня и не возненавидел? – внезапно спросила Эмма, у нее дрожали губы.

– У меня есть еще двенадцать дней, – возразил я. Мне неприятно было видеть ее такой. – И вообще, почему бы тебе не назвать еще одну причину?

– Ты ведь знаешь, что я отношусь к этому серьезно. И не намерена шутить. – Вид у нее был до крайности возбужденный. Она смотрела на меня прищуренными глазами, смахивая с лица разметавшиеся от ветра пряди.

– Я понимаю, что ты не шутишь. А зря, – произнес я и уже другим тоном добавил: – Итак, Эмма, скажи, за что я должен тебя ненавидеть.

Нахлынувшую при виде его ухмылки злость как рукой сняло, когда я заглянула в его дымчатые глаза. Я судорожно вздохнула, сердце забилось испуганной птицей. Он непременно должен все выслушать. Он непременно должен понять, что лучше оставить меня в покое, поскольку ему надо двигаться дальше.

– Я тебя оставила. – (Он вздрогнул, точно от боли.) – Оставила одного, избитого и униженного, в том жутком доме. И не откликнулась на твой зов. Хотя прекрасно тебя слышала. Да, слышала. Слышала, но продолжала идти. Оставила тебя одного, когда ты нуждался во мне, и даже не оглянулась. – В памяти вспышкой возникла страшная картина, когда он, окровавленный, лежал без чувств на полу.

Эмма изо всех сил старалась держаться, но внезапно ее голос дрогнул – и это было причиной, почему я не мог ее ненавидеть. Потому что понимал: своим поступком она в первую очередь погубила себя. Я словно вернулся обратно в ту ночь. Вспомнил слепую ярость, заставившую меня броситься на Джонатана, и горячку драки. И глаза Эммы, когда он швырнул меня на пол… А затем была пронизывающая боль в голове… и тишина.

– Эван, ты должен меня ненавидеть! – взмолилась она, у нее снова задрожала нижняя губа. Было мучительно больно смотреть, как ее ржавчиной разъедает чувство вины. – Ну пожалуйста.

– У меня есть еще двенадцать дней. – Сердце буквально рвалось на части, мне с трудом удавалось говорить спокойно. Я попал в капкан своих воспоминаний. Я ненавидел Джонатана. Ненавидел за то, что он обманом втерся в доверие Эммы, вошел в ее жизнь. За то, что стал для нее тем, кем я всегда хотел быть. Что помешал мне пробиться сквозь стену, которой она себя окружила. И боль, которую я чувствовал, оставшись в одиночестве, не шла ни в какое сравнение с той мукой, которую я испытал, когда понял, что она выбрала его. – Куда ты пошла, когда оставила меня? – Я должен был знать, чем закончилась та ночь, даже если прошлого и не воротишь.

– Так это и есть твой вопрос? – смутилась она.

Я кивнул.

– Хм… – Я тяжело сглотнула, мне было страшно посмотреть на него.

При всей его внешней невозмутимости взгляд у него был страдальческий. Мысленно Эван явно был там, в моем доме. Именно там, где я его оставила. Я с трудом подавила душившие меня эмоции.

– Я села за руль. Ехала и ехала, сама не зная куда. – У меня ком встал в горле, когда я вспомнила, как, истерически рыдая, колесила по узким улочкам спящего городка и проклинала себя за содеянное. Внезапно слезы навернулись на глаза, но я не дала им воли. Я не заслуживала его жалости. – И в конце концов вернулась обратно к Саре. Она просто с ума сходила. И уже представляла самое худшее. – Мой голос дрогнул, и я прервала рассказ. – Анна была страшно расстроена. Я так сильно плакала, что она ничего не поняла из моих объяснений. – По щеке покатилась слеза. Я дрожала как в лихорадке. – Я сказала им, что уезжаю. Что больше не могу оставаться в Уэслине. Что я здесь все ненавижу и вылетаю первым же рейсом. Анне чудом удалось успокоить меня и уговорить задержаться на день-другой: на случай, если я вдруг передумаю. Но я не передумала. И вот уже через два дня я села на самолет в Калифорнию. Сара пыталась объяснить мне, что я совершаю самую большую ошибку в своей жизни. Она потом целых два месяца не разговаривала со мной.

Эмма открыла глаза, крупная слеза покатилась у нее по щеке.

– Ну что, я ответила на твой вопрос?

Я осторожно кивнул. В ее потухших глазах застыло страдание. Оно сидело в ней, как заноза, и я усилием воли заставил себя отвернуться – ведь больше всего на свете я хотел обнять ее.

Чтобы хоть немного успокоиться, я вдохнула полной грудью чистый морской воздух.

– Ладно, хватит на сегодня откровений, – попыталась улыбнуться я, но под его пристальным взглядом моя улыбка быстро увяла.

Он словно оцепенел, и я с трудом заставила себя заглянуть ему в глаза.

– Пока, Эван, – сказала я, когда мы подошли к дому.

– Увидимся завтра, – произнес он звенящим голосом, но я не ответила.

Я брела по берегу и чувствовала, что он смотрит мне вслед.

Коула я нашла на веранде. Он сидел, положив ноги на перила.

– Привет, – бросила я, устраиваясь рядом.

– Привет, – ответил он со сдержанной улыбкой. – Как дела?

– Нормально, – пожала я плечами.

Он испытующе посмотрел на меня, словно моих слов ему было явно недостаточно.

– Ну как, займемся завтра серфингом?

– Э-э-э… Помнишь ту историю с другом, которому я хотела помочь? – уставившись на воду, спросила я.

Я вынула из кармана телефон. Вчера, когда мы были в ресторане, я пыталась дозвониться до Джонатана, потом послала ему сообщение, но ответа так и не получила. Его имя всплыло в разговоре с Эваном, и я внезапно вернулась в ту ночь, когда бросилась на его поиски. Ведь я до сих пор так и не сумела узнать, где он сейчас и что с ним происходит. И это меня мучило.