Игра не ради игры - Васильев Андрей. Страница 8
А вообще-то дела мои паршивые. Я опечалился и присел на лавочку, стоящую рядом с точкой возрождения. Ничего у меня нет — ни одежды, ни оружия, ни денег. Только кучка врагов и подгузник. С таким багажом можно на виртуальную паперть. В какой-то момент я даже подумал: Может, ну ее, эту игру? Что-то я уже увидел, на статью хватит. Все равно геймеры ее читать не будут, а обывателю пофиг, грамотно с точки зрения игрока написана статья или нет. Налью воды, пропихну рекламу «Радеона». И всего делов.
С другой стороны, а что мне еще месяц делать? Из города не уедешь — Мамонт может проверить, не смылся ли я куда. Да и, если честно, валить из-за каких-то трех вонючих орков-гопников как-то не комильфо. Вот если сначала с ними разобраться, а потом уйти, — это дело.
А вообще, игра затягивает. Поначалу она воспринималась как бесплатная необременительная прогулка — ну знаете, это как выиграть экскурсию куда-нибудь в Ростов Великий — хороший город, чего не съездить, если бесплатно. Но за свои деньги сроду не поедешь — не потому, что город плохой, просто на фиг надо. Вот и тут — я играл, потому что бесплатно, и по работе вроде, и не напрягает. А вот сейчас как-то завелся.
Если игра перешла из раздела «Ну чё, поиграем» в раздел «Поглядим еще, чьи в лесу шишки», то, как говорил Воланд, нужен план на программу ближайших действий. А действий два — одеться и оружие купить. Еще и инструктор по виртуальному миру нужен, хороший, знающий. И я вспомнил о Толстом Вилли.
Толстый Вилли — это мой одноклассник, фигура примечательная и в моей жизни, и по жизни вообще. Вилли по-настоящему зовут Вильям — уж не знаю, что сподобило родителя дать сыну такое имя — любовь к писателю Шекспиру, любовь к певцу Токареву, его личная экстравагантность, пол-литра, засаженная или после рождения сына или перед походом за свидетельством (в последнее верится более всего), но парню повезло, и лет до двенадцати он отзывался на имя Вилька. С двенадцати лет он пошел гнать вес и к четырнадцати годам весил около восьмидесяти килограммов. Первого сентября, когда мы пошли в девятый класс, Пашка Капитанов, не последний тогда для нас человек, увидев его, сказал:
— Какой ты теперь Вилька? Ты теперь Вилли.
— Толстый он, а не Вилли, — возразил не менее авторитетный Пашка Великанов.
Два Пашки засопели и начали мерить друг друга взглядами — у них эта «борьба за власть» с первого класса шла.
— Э, пацаны, хорош друг друга на фу-фу брать. Такие парни — и все лаетесь. Пусть он будет Толстый Вилли, — влез в разборку я, потому как если этих двух не развести, то точно замес будет.
Единственным человеком, кому ситуация была реально по барабану, являлся сам Толстый Вилли, редкостный пофигист. Если можно реализовать ходячее воплощение флегмы, то это он и будет.
Правда, имелась одна вещь, которая вызывала у него интерес, — компьютерные игры. Вот тут он оживлялся и мог говорить пять и даже десять минут. Еще его отличало от остальных довольно странное чувство юмора. Порой я даже не всегда понимал, что он шутит.
В общем, если я и мог к кому обратиться насчет «Файролла», так это к нему — не верил я, что он проскочил мимо этой игры. Оставив свое альтер эго сидеть на скамейке, я отправился в реал.
Глава 4
ТОЛСТЫЙ ВИЛЛИ И ЕГО ШУТКА
Как-то так получилось, что вся моя предыдущая жизнь доказывала: если принял решение и обдумал его, сразу и реализуй. Этому учил меня КВН, затем армия и весь мой журналистский опыт. Потому что если сразу не реализуешь, то или передумаешь, или заленишься, или обскачет кто-нибудь. Такое уж человек существо — если сразу не сделал что-то, то потом найдет тысячу поводов этого вовсе не делать.
Поэтому я решил сделать сразу две вещи, которые задумал: поставил вариться сосиски и после этого вытащил с антресолей коробку, куда добросовестно сваливал старые бумаги и номера сотовых телефонов, записные книжки и ежедневники.
— Где ж он был-то? — искал я телефон Толстого Вилли. — Я ж помню, что записывал его в книжку. Еще тогда Надька Мамедова была, мы бухали, и она все ржала надо мной: мол, кто сейчас книжкой записной пользуется, когда есть телефоны, планшеты и виртуальные ежедневники. А я ей еще сказал: «Вот исчезнет электричество совсем, сдохнут все гаджеты, а у меня телефон Толстого Вилли раз — и есть». А она мне: «Если все электричество сдохнет, то на фиг тебе его телефон?» А я ей: «Я этим листочком костер разведу». И пока мы с ней говорили, Вилли свалил по-английски. А, вот он!
Я нашел нужный номер и внутренне взмолился, чтобы, во-первых, Вилли не поменял этот телефон; во-вторых, его пожизненно не отключил; в-третьих, был в реале или хотя бы вышел в него в течение ближайшего месяца; в-четвертых, не угодил за это время (а мы не виделись года два… или три) в сумасшедший дом (на предмет усиленной геймерской деятельности) или в клинику, связанную с ожирением (фастфуд… чертов фастфуд…); в-пятых, чтобы Вилли за это время попросту не дал дуба.
И — ух ты… после третьего гудка трубку сняли, и голос со знакомыми с безоблачного детства интонациями тягуче произнес:
— Да, я вас слушаю.
— Вилли, ни фига себе. Днем — и в реале. Чего случилось-то?
— А, Никифор, привет (в школе, да и после нее меня звали Никифор или Киф — производная от фамилии Никифоров). Я на работе. Кто ж мне тут играть даст?
— Ты на работу устроился? Ты ж нонконформист, борец с системой. Пассивный, конечно. Чё, смена идеалов?
— Я с системой борюсь, она со мной. Я с ней в сети, она со мной в реале. Я программным кодом, а она голодом, отсутствием тепла и табака. Кушать захочешь — и на работу пойдешь. И про пассивного ты полегче. Хорошее слово, но есть в нем что-то… «Пассивный борец» — звучит как-то оскорбительно. Тебе чего надо, чего звонишь-то? Ясно, что не просто так. Ты уж года три как не проявлялся.
— Ты в «Файролл» играл? — напрямую спросил я.
— И сейчас играю. Ну не прям сейчас, конечно, но каждый вечер в игре, — помедлив секунд десять, ответил Вилли. — А тебе зачем?
— Статью я пишу о «Файролле». Вот, начал играть. Денек поиграл, шестой уровень взял, тут меня и грохнули. Вилли, вряд ли во всем мире есть человек, который лучше, чем ты, объяснит мне, как, чего, куда и почему.
Мне показалось, что мой собеседник как-то с облегчением выдохнул.
— Да конечно, не вопрос. Ты где сейчас?
— В Эйгене. На точке возрождения.
— А, это у Западных ворот. Налево от входа, метрах в трехстах, есть таверна «Одинокий тролль». Недорого и прилично. И кабинеты имеются, чтоб не помешал кто спокойно поговорить… Давай там в семь вечера по Москве. Я с работы приду, пожру — и туда.
Я согласился не думая.
— Тебя сколько раз на перерождение-то пускали? — поинтересовался Вилли.
— Один.
— Всего? У-у-у. Я по первости столько летал. Раз триста, если не больше. Ладно, до вечера!
И Толстый Вилли повесил трубку.
— Ну да, унизительно, — твердил я себе. — Но, в конце-то концов, тут каждый второй так бегает. В подштанниках. И потом, это не реал.
Я пытался заставить себя дойти до кабака «Одинокий тролль». Вроде бы — триста метров, чего тут идти. Вот только это не маленький городок, где бродит максимум два десятка игроков, а Эйген, столица. И эти триста метров засчитываются, как один к трем по сравнению с большинством мест Файролла. А потом еще таверна, где встретят глупым ржанием и шуточками.
И все-таки я заставил себя встать и пойти. Когда я вошел в ворота, то ждал какой угодно реакции, кроме той, которую получил.
— Чего, браток, полетать отправили? — спросил бородач-лучник, проходящий мимо.
— Я б дала тебе штаны, но я их не ношу, — с сочувствием сказала магичка, стоящая у книжной лавки.
— Ох уж эти агры, — пробурчал мрачный гном. — Открой окно обмена.
Я открыл, и туда упали десять золотых.
— Портки купи. И рубаху. Не срамись, — сказал гном и, не слушая моего «спасибо», быстро уковылял на коротеньких ножках.