Бритоголовые - Беликов С. В.. Страница 25

Если же этого не происходит, если реально кризис не разрешается, тут то и возникает потребность в контркультуре, которая может помочь преодолеть кризис, символически уменьшить напряжение потребностей: построить хотя бы в воображении мир, где кризиса не существует.

Ради этого психологического эффекта, ради иллюзорного освобождения подросток, юноша (девушка) и уходят в контркультурные группы, за неимением лучшего способа разрешения противоречий (59).

Всего можно выделить два основных кризиса, порождающих противоречия: подростковый, при котором требования взрослых вступают в конфликт с нормами «улицы» и юношеский, при котором притязания молодого человека на равноправное участие во взрослой жизни еще не могут быть полностью реализованы (60).

Символическое преодоление подросткового кризиса (конфликта со взрослыми)

«Одним из значений можно назвать ее „значимость контркультуры как одного из видов психологической зашиты маргинального подростка“. Он боится, чувствует себя слабым, не готовым противостоять давлению взрослых. Не видя возможности стать сильным, он вооружается символически и за счет этого преодолевает чувство страха. „Панк“-стиль, воплощенный в одежде, в поведении, в атрибутах, создает образ оскалившегося волчонка, он отражает желание или даже надежду на то, что вдруг „они“ испугаются, вдруг побоятся подойти и напасть, вдруг оставят в покое» (61).На это же направлен и скин-стиль, построенный на имитации одежды солдата – воплощения силы и мужества (брюки, ботинки, куртка), хулигана – «уличного бойца», жестокого и отчаянного (голова, куртка), бандита – бритая голова, темные очки, воплощение рисковости, агрессии. Одежда, показывающая: я – боец, я сильный, я смелый, я опасный, не подходи, не трогай – пожалеешь, могу напасть, могу избить, искалечить, могу дать отпор.

«Кому же адресована угроза, кто должен испугаться? Ответ очевиден – те самые взрослые, которые осуждают, запрещают, нападают. Создавая „панковский прикид“, подросток чувствует себя хотя бы на время в безопасности. Пусть в реальности его вид может лишь насмешить, а не напугать, но в сознании подростка выстраивается символический мир, где его враги – взрослые боятся и отступают» (62).

Но в действительности обычный среднестатистический человек добропорядочный гражданин не слишком-то посмеивался и веселился и раньше, в 80-90 годы, встретив в каком-нибудь темном переулке несколько «панковски прикинутых» пьяных подростков. А сегодня, когда со страниц газет и с экранов телевизоров частенько раздаются рассказы и репортажи о жестокости и опасности нового неформального контркультурного течения бритоголовых, соединенные с «сенсацией» о том, что преступность среди подростков и молодежи стремительно молодеет (уже почти никто и не удивляется, услышав об убийствах и других зверских преступлениях, совершенных 13-16-летними подростками «тинейджерами») в том числе и скинхедами. И вряд ли кому-нибудь, кроме сотрудников правоохранительных органов, придет в голову состроить презрительную гримасу или сказать что-либо насмешливое, или ласково пожурить за внешний вид, лозунги и символику, проходя мимо пьяной, агрессивной и озлобленной компании скинхедов.

«На деле мы видим, что при контркультурной попытке подростка освободиться от реального конфликта со взрослыми, возникает своеобразный замкнутый круг: конфликт со взрослыми влечет к участию в контркультурных группах, как попытке психологического освобождения; это, в свою очередь усиливает конфликт; усиление конфликта побуждает подростка перейти к более сильным, вызывающим формам контркультурного поведения (63).

Подросток, становящийся скинхедом, на начальном этапе нахождения в среде бритоголовых, воспринимает само скиндвижение еще не очень серьезно: он как бы играет в скинхеда. Его увлечение субкультурой и идеологией бритоголовых в повседневной жизни может не привлекать внимания родителей, родных, близких, по месту работы или учебы. То есть конфликт подростка с его повседневным окружением может просто и не возникнуть. Обычно этот подросток становится скинхедом лишь в компании близких друзей, после стакана-другого пива, под руководством более «продвинутого», информированного, образованного, знающего специфику течения, члена группы – лидера.

В дальнейшем, в связи со взрослением, имеется большая вероятность возможности выхода из узкого мирка скин-группы, хотя некоторые идеологические, нормативные и нравственные установки, несомненно, могут остаться и в дальнейшем напоминать о себе. Естественно, это напрямую зависит от степени и глубины участия в группе, величине стажа, авторитетности лидера группы, его умения вести идеологически-пропагандистскую работу, степени привязанности к сотоварищам.

«Если же речь идет о конфликте внутреннем, попытке освободиться от ощущения предосудительности некоторых действий, о которых взрослые обычно и не знают, то и здесь долговременный эффект невозможен. Пока идет контркультурный спектакль, „воображаемый критик“ молчит, но только лишь спектакль кончается, самоосуждение возобновляется с еще большей силой, ведь подросток теперь переживает и то, что сказали бы родители, учителя и т.д., увидев его в составе неформальной группы. Обратная связь взаимодействует с прямой. Это объясняет нам причину, почему контркультурный способ поведения может быстро стать ведущим в жизни подростка» (64).

Мне кажется, что сейчас нельзя точно сказать что все (родители, учителя, воспитатели и т.д.) стали бы напрямую, все без исключения осуждать сам факт состояния подростка или юноши в какой-либо национал-патриотической или экстремистской организации, в том числе и скинхедской. Ведь увеличение активности группировок бритоголовых происходит при возрастании межнациональной и расовой напряженности в сегодняшней России, увеличении конфликтов между различными этническими группами, роста недовольства, направленного против всего комплекса социальных проблем – политического курса правительства, нестабильности и упадка экономики и т.п., которые пытаются объяснять различными причинами.

Иногда эти негативные явления пытаются объяснить воздействием национального фактора (антисемитского, кавказского, азиатского и. т. д.). И для разрешения ряда проблем вызванных влиянием этих факторов предлагаются самые радикальные и жесткие методы. Немалая часть населения считает, что именно национализм может помочь в решении многих проблем современной России. Так что многие взрослые люди вполне могут проявлять значительную симпатию и лояльность к разного рода национал-патриотическим движениям, экстремистским организациям и группам и не слишком осуждать своего ребенка или своего воспитанника за увлечение расистской или националистической идеологией.

Тем более что значительная часть семей, в которых живут скинхеды, относятся к неблагополучным и низкодоходным, подверженным различим порокам, в том числе и пьянству. Эти семьи можно назвать маргинальными семьями. В таких семьях родители могут вообще не расспрашивать подростка о его внутреннем мире, его убеждениях, взглядах, принципах и происходящих с ним переменах, в том числе и идеологических, не интересоваться его время провождением, друзьями, кругом общения и т.д. Сегодня их интересует в основном вопрос о том, как добыть средства к существованию. А часть этих родителей может вообще не интересоваться, что делает их сын или дочь, будучи занятыми делами поважнее, например, поисками денег на «опохмелку».

Символическое преодоление юношеского кризиса (недостатка признания)

Юношеский кризис – это кризис возможностей, подросток ощущает, что его мечты о высоком статусе в обществе не могут сбыться сию минуту. Путь реального преодоления такого кризиса ясен: учеба, работа, профессиональный рост, повышение социальной активности. Но это так долго… Отсюда стремление «броском» компенсировать свою неуверенность, трудность на равных со взрослыми участвовать в жизни общества» (65).