Крещендо - Фитцпатрик Бекка. Страница 45

Патч бросил Скотту в лицо его майку.

— Что за… — возмутился Скотт, продевая голову в майку и поспешно натягивая ее.

— Рыбка сорвалась, — сказал ему Патч.

Скотт толкнул его в плечо:

— Ты что творишь? Ты не можешь так вламываться сюда! Я занят! И это моя комната!

— Ты с ума сошел? — воскликнула я, обращаясь к Патчу, чувствуя, что щеки пылают огнем.

Патч посмотрел на меня сердито и отрезал:

— Ты не хочешь быть здесь. Не с ним!

— Чья бы корова мычала!

Скотт отодвинул меня в сторонку:

— Дай я с ним разберусь.

Он подошел еще на пару шагов, и тут Патч ударил его в челюсть. Раздался неприятный хруст.

— Что ты делаешь? — закричала я на Патча. — Ты сломал ему челюсть!

— А-ы-ы-ы-а-а! — завыл Скотт, хватаясь за подбородок.

— Я не сломал ему челюсть, но если он хоть пальцем к тебе прикоснется, это будет первая из многих сломанных частей его организма! — заявил Патч.

— Убирайся! — приказала я ему, указывая пальцем на дверь.

— Я убью тебя! — зарычал Скотт, открывая и закрывая рот, чтобы убедиться, что челюсть работает.

Но, не обращая ни малейшего внимания на мой приказ, Патч в три шага оказался около Скотта и прижал его лицом к стене. Скотт попытался сопротивляться, но Патч снова ударил его об стену, не давая двигаться.

— Только тронь ее, — сказал он Скотту на ухо хриплым и угрожающим голосом, — и будешь жалеть об этом всю жизнь.

Перед тем как уйти, Патч еще раз взглянул на меня:

— Он этого не достоин, Нора, — он помедлил и добавил: — Как и я.

Я открыла было рот, но мне было нечего возразить. Я была сейчас здесь не потому, что хотела этого. Я была здесь, чтобы бросить это Патчу в лицо. Я знала это, и он знал это.

Скотт, держась за стену, побрел к кровати.

— Я бы его сделал, если бы не был пьян, — сказал он, потирая нижнюю часть лица и морщась. — Кем он себя возомнил? Я его даже не знаю! Ты знаешь его?

Скотт не узнал Патча. Но тем вечером в «Z» было много народу, и Скотт, разумеется, не мог запомнить каждое лицо.

— Мне очень жаль, — сказала я, кивая на дверь, за которой только что скрылся Патч. — Ты в порядке?

Он нерешительно улыбнулся.

— Никогда не чувствовал себя лучше, — сказал он. На подбородке у него расцветал огромный синяк.

— Он… Он себя не контролировал.

— Отличное состояние, — протянул Скотт, вытирая кровь с разбитой губы тыльной стороной ладони.

— Я пойду, — сказала я. — Завтра после школы завезу «мустанг».

Интересно, как мне сейчас выйти отсюда и пройти мимо Патча, сохранив хоть какое-то достоинство. С таким же успехом я могу подбежать к нему и признаться, что он был прав: я пошла сюда со Скоттом только для того, чтобы сделать ему больно.

Скотт удержал меня:

— Не уходи, Нора. Не сейчас, пожалуйста.

Я убрала его руку.

— Скотт…

— Скажи мне, если я зайду слишком далеко, — произнес он, во второй раз снимая майку через голову. Его светлая кожа будто светилась в темноте. Он явно проводил много времени в качалке, и это было видно по тому, как бугрились мускулы у него на руках.

— Ты заходишь слишком далеко, — сказала я.

— Прозвучало неубедительно, — он убрал волосы с моей шеи и уткнулся в нее лицом.

— Ты меня не привлекаешь в этом смысле, — я оттолкнула его.

Я устала, и где-то в глубине черепа зарождалась головная боль. Меня мучила совесть, и я хотела пойти домой и спать, спать, спать, пока этот вечер окончательно не сотрется из моей памяти.

— Откуда тебе знать? Ты не пробовала меня «в этом смысле».

Я щелкнула выключателем, и комнату залил свет. Скотт прикрыл глаза рукой и отошел на шаг назад.

— Я ухожу… — начала я и вдруг запнулась.

Я увидела участок кожи на груди Скотта, между его соском и ключицей, посередине. Кожа здесь была деформированной и блестящей. Как ожог. Вероятно, это было клеймо, которое Скотту поставили во время клятвы верности обществу нефилимов по крови. Но не это было главным, не от этого у меня сейчас перехватило дыхание и задрожали руки. Клеймо было в форме сжатого кулака. Оно было идентично, вплоть до формы и размера, печати на железном кольце из конверта.

Все еще прикрывая глаза рукой, Скотт застонал и взялся за перекладину кровати, чтобы удержать равновесие.

— Что это за отметина у тебя на коже? — спросила я; губы мгновенно пересохли.

Скотт отчетливо вздрогнул, а потом прикрыл шрам рукой.

— Да это… Мы с друзьями просто прикалывались однажды вечером. Ничего серьезного. Просто шрам.

У него хватало наглости врать об этом?

— Это ты передал мне конверт! — Он не ответил, и я спросила настойчивее: — Набережная. Кондитерская. Конверт с железным кольцом.

Внезапно мне показалось, что эта комната находится где-то очень далеко от пульсирующей басами гостиной, да и от всего остального мира. В одно мгновение я перестала чувствовать себя в безопасности здесь, в одном помещении со Скоттом.

Он все еще щурился от света, бьющего ему в глаза:

— О чем ты вообще? — в голосе его был страх, подозрение, растерянность.

— Думаешь, это смешно? Я знаю, что это ты передал мне кольцо.

— Кольцо?!

— Кольцо, оставившее отпечаток у тебя на груди!

Он с силой тряхнул головой, будто пытаясь отогнать наваждение, а потом резко выбросил руку вперед, прижимая меня к стене.

— Откуда ты знаешь про кольцо?

— Ты делаешь мне больно, — злобно сказала я, на самом деле трясясь от страха.

Я понимала, что Скотт не притворяется. Если, конечно, он не самый талантливый актер на свете, в чем я очень сомневалась, он действительно не знает о письме. Но он знает о кольце.

— Как он выглядел? — он встряхнул меня. — Парень, который передал тебе кольцо, как он выглядел?

— Убери от меня свои руки, — приказала я, стараясь оттолкнуть парня. Но Скотт весил куда больше меня, и мне даже не удалось сдвинуть его с места. — Я его не видела. Кольцо мне передали.

— Он знает, где я? Он знает, что я в Колдуотере?

— Он? — рявкнула я. — Да кто «он»? Что происходит вообще?

— Почему он передал тебе кольцо?

— Я не знаю! Я ничего о нем не знаю. Почему бы тебе мне не рассказать?!

Он сильно задрожал. Его явно охватила паника.

— Что ты знаешь?

Я пристально смотрела Скотту в глаза, горло у меня сжалось, дышать было тяжело.

— Кольцо было в конверте с запиской. В ней говорилось, что моего отца убил Черная Рука. И что кольцо принадлежало ему, — я облизнула губы. — Черная Рука — это ты?

На лице Скотта все еще было написано глубокое сомнение, глаза метались из стороны в сторону, оценивая, можно ли мне верить.

— Забудь об этом разговоре, если желаешь себе добра.

Я попыталась высвободить руку, но он все еще крепко держал ее.

— Убирайся, — сказал он. — И держись от меня подальше.

И он отпустил мою руку, подталкивая меня в направлении двери.

Я остановилась на пороге и вытерла вспотевшие ладони о штаны.

— Нет, я не уйду, пока ты не расскажешь мне о Черной Руке.

Я думала, что Скотт после моих слов еще сильнее разозлится, но он только скользнул по мне взглядом, каким мог бы смотреть на собаку, которая присела гадить на его лужайку. Он поднял свою майку и уже собирался ее натянуть, но вдруг на лице его появилась неприятная улыбка. Он кинул майку на кровать, расстегнул ремень на шортах, потом «молнию» и остался в одних в облегающих хлопковых трусах. Я прекрасно понимала его замысел: он пытался шокировать меня, напугать и таким образом заставить меня уйти, оставить его в покое. Надо отдать ему должное: попытка была хороша и увенчалась бы успехом, не будь я настроена так решительно.

Я сказала:

— У тебя на груди клеймо — знак Черной Руки. Не думаешь же ты, что я поверю, будто тебе ничего об этом не известно! Даже то, как это клеймо появилось?

Он не отвечал.

— В ту же минуту, что отсюда я выйду, я вызову полицию. Если не хочешь говорить со мной, возможно, ты захочешь поговорить с ними. Может, они уже видели такие отметины. Одного взгляда на эту штуку достаточно, чтобы понять: за этим нет ничего хорошего.