Богиня весны - Каст Филис Кристина. Страница 19

Девушка умолкла, разрыдавшись, и закрыла лицо руками.

Лина, крепко обняв девушку, растерянно посмотрела на Гадеса. Бог изучал девушку понимающим взглядом.

— Успокойся, дитя, — сказал он. — До тех пор пока твоя богиня остается в Подземном мире, ты сможешь быть поблизости от нее. Не надо плакать. Элизиум для каждой смертной души свой, и твой Элизиум будет просто местечком рядом с Персефоной.

Лина благодарно улыбнулась Гадесу. Эвридика была такой молодой, такой напуганной... И если Гадес позволит девочке оставаться рядом с ней, у Эвридики будет по меньшей мере шесть месяцев, чтобы прийти в себя. И к тому времени, когда Лине пора будет уходить, Эвридика привыкнет к Подземному миру. Может быть, Лина даже уговорит ее переродиться. Лина пыталась угадать, что же такого могло произойти в коротенькой жизни этой девочки, из-за чего она испытывает такую боль, и мысленно сделала заметку: поговорить об этом с Эвридикой, когда маленький призрак немного успокоится.

Эвридика подняла голову и посмотрела на бога.

— Правда? Я могу остаться с Персефоной? — спросила она Гадеса.

— Правда. Тебе дал слово сам бог Подземного мира, — серьезно ответил Гадес.

Лицо Эвридики осветилось радостью.

— О, спасибо тебе, Гадес! Я обещаю хорошо служить моей богине!

Лина покачала головой.

— Друзья не служат друг другу, Эвридика.

Девушка немножко подумала, прежде чем заговорить.

— Если ты не позволишь мне прислуживать тебе, то позволишь ли ты мне заботиться о тебе и следить, чтобы за тобой должным образом ухаживали?

Лина открыла было рот, чтобы сказать девочке: она более чем в состоянии сама позаботиться о себе... но отчаянное выражение в глазах Эвридики заставило ее промолчать. Девушка явно нуждалась в том, чтобы сосредоточить на ком-то свое внимание. Возможно, это будет и к лучшему, если она найдет себе занятие, хотя бы на первое время.

— Для меня будет честью, если ты станешь заботиться обо мне, Эвридика, — сказала Лина, и девушка тут же восторженно прижалась к ней. — Да, моя мама частенько повторяла, что я нуждаюсь в присмотре.

На самом деле это ее бабушка говорила такое при каждом удобном случае, особенно тогда, когда Лина что-то роняла или проливала, — и всегда добавляла к своим словам некий комментарий на итальянском, но этими воспоминаниями Лина предпочла не делиться с Эвридикой.

— Скоро ты увидишь, дитя, что мой дворец достаточно велик, в нем очень много комнат. Ты займешь какую-нибудь из них рядом со своей богиней. — Гадес широким жестом указал вперед. — Смотрите, вот он, дворец Гадеса!

Они как раз доехали до места, где дорога расходилась в разные стороны на манер буквы «T». Слева она сразу исчезала в густом лесу, но Гадес показывал направо. Там дорога изящным кольцом шла вокруг величественного замка.

Лина от изумления разинула рот. Она приказала себе не проявлять чувства так открыто, но рот разевался сам собой. Замок был выстроен из того же черного мрамора, что и дорога, по которой они ехали. Он возвышался над ними, протягивая к фиолетовому небу могучие башни с остроконечными крышами и покатые крыши, окруженные балюстрадами. И он, как и дорога, казался высеченным из цельной мраморной глыбы. Высокие сводчатые окна ярко светились, отчего гигантское сооружение имело гостеприимный вид. На флагштоке на крыше самой высокой из круглых башен развевался большой черный флаг. Лина прищурилась и прикрыла глаза ладонью от света — и тогда смогла рассмотреть гербы на флаге, вышитые сверкающим серебром. На одной стороне флага располагался затейливый шлем, на другой — фигура жеребца, вставшего на дыбы. Лина улыбнулась. Жеребец был ей знаком.

— Один из твоих ужасных коней? — спросила она Гадеса, показывая на знамя.

— Да, это Орион. — Гадес кивком головы указал на коренного жеребца, а тот, услышав свое имя, насторожил уши и оглянулся. — Он действительно один из моих коней, хотя сегодня оказался не совсем ужасным.

— Мне кажется, он даже слишком ужасный, — тихонько сказала Эвридика.

— Ну вот, видишь, — сказала Лина, обращаясь к черному коню. Орион вскинул голову и тихонько заржал в ответ. — Твоя репутация спасена.

Гадес недовольно хмыкнул, но Лина не обратила на это внимания.

— Да, твой дворец потрясает. Мне хочется поскорее увидеть его изнутри, — сказала она.

— Ты увидишь чудеса, которые видели лишь немногие из бессмертных, — пообещал Гадес.

Говоря о своем замке, Гадес стал похож на горделивого папашу, хвастающего любимым ребенком, и понятно почему. Лина действительно никогда в жизни не видела ничего подобного. Ни среди старых особняков Талсы, ни в волшебных древних кварталах Флоренции.

Бог Подземного мира направил колесницу по дороге вокруг дворца, и когда они свернули за угол, Лина снова задохнулась от изумления. Ее поразили бесконечные ярусы прекрасных ухоженных садов. Чудесные фонтаны распевали здесь счастливыми голосами. Живые изгороди были подстрижены в форме геометрических фигур. Везде красовались пышные куртины цветов. Лина увидела тут много знакомых растений: орхидеи, лилии, розы и, конечно, вездесущие нарциссы, — но были и совершенно неизвестные ей цветы. Однако все цветы имели нечто общее.

— Здесь все цветы белые! — недоуменно произнесла Лина.

Но в то же время они не были одинаковыми. Лина до сих пор и не предполагала, что у белого цвета может быть так много разных оттенков, но вот теперь все они предстали перед ней: от чистой, яркой белизны только что выпавшего снега до нежного перламутрового сияния жемчугов... каждый цветок имел собственную, особую окраску в этом ряду светлейших тонов.

— Это и есть цвет Подземного мира, — пояснил Гадес. — Белый символизирует чистоту смерти.

— А я думала, твой цвет — черный!

— Так и есть. Каждое черное животное должно хранить преданность мне. Чернота ночи и густых теней рождается в моих владениях, так же как тьма малой смерти, которую называют сном. Белое и черное — наиболее совершенные цвета. И оба они принадлежат Подземному миру.

— Белый как символ чистоты смерти... Когда ты это вот так объясняешь, все приобретает смысл, но до сих пор я никогда не связывала белый цвет с ад... — Лина подавилась словом, осторожно откашлялась, как будто у нее запершило в горле, и продолжила: — С Гадесом, с Подземным миром.

Гадес с довольным видом направил колесницу по боковой дороге, отделившейся от главного пути. Эта дорога повернула к задней стороне дворца и привела к длинному узкому зданию все из того же черного мрамора; это были роскошные конюшни. Кони остановились перед ними, и сразу же выбежали четверо призрачных мужчин; они были одеты в черные ливреи, украшенные такими же серебряными гербами, как те, что красовались на флаге. Призраки занялись четырьмя жеребцами.

— Хорошенько за ними присмотрите! — приказал Гадес душам умерших мужчин, помогая Лине и Эвридике спуститься с колесницы и жестом предлагая войти вместе с ним во дворец. — У них был... — Гадес сделал паузу, посмотрел на Лину и вскинул темные брови. — У них был необычный день.

Лина моргнула, удивленная прозвучавшей в его голосе веселой насмешкой. А потом сказала достаточно громко для того, чтобы ее услышали конюхи:

— Да уж, они меня здорово испугали! Похоже, их не зря называют ужасными жеребцами Гадеса. — Она локтем подтолкнула Эвридику в бок. — Ведь так?

Девушка постаралась скрыть улыбку и энергично кивнула:

— Да, богиня!

Гадес громко фыркнул.

Один из ужасных жеребцов потянулся к Лине и заржал, как юный жеребенок. Конюх ошарашенно уставился на Лину. Она скрыла смех, принужденно раскашлявшись, и поспешила отойти подальше, чтобы не вводить в искушение ужасных жеребцов.