Тайна замка Вержи - Михалкова Елена Ивановна. Страница 61

Серая бездна призывно глянула на него.

Лекарь отпрянул назад, размахивая руками, в отчаянной попытке удержаться. Нападавший налетел на него, и Венсан, извернувшись как кошка, мазнул кулаком наобум. Кулак врезался во что-то мягкое, раздался вскрик и человек отскочил, но Венсан потерял равновесие и полетел в расступившуюся тьму.

Глава 20

– Просыпайся!

– А? Что?

Николь вскочила, готовая бежать, прятаться или драться, если понадобится. Арлетт стояла с дорожной котомкой в руке, башмаки ее были в пыли.

– Маркиз здесь?!

Но старуха неторопливо придвинула стул, не отрывая от девочки хмурого задумчивого взгляда.

– Рассказывай.

– О чем? – растерялась Николь.

– О госпоже твоей.

– Элен? – Девочка протерла глаза, ничего не понимая. – А что рассказывать-то?

– Для начала – зачем ты ее убила.

У Николь подогнулись ноги.

– …страх что творится. На каждом столбе листок приколочен. Кто такая, как выглядишь и сколько дадут за поимку.

Арлетт разлила по кружкам травяной чай.

– Никто же грамоте не обучен… – прошептала Николь.

– Кто не прочитает, тому перескажут, – хмуро заметила старуха. – Твой граф не пожалел двоих слуг отправить в Божани. Орут на рыночной площади утром, днем и вечером, словно им в задницу факел воткнули.

– Клянусь Марией, не убивала я!

– Да верю я, верю! – махнула рукой Арлетт. – Накрутила я себя, пока возвращалась. Вот же, думаю, пригрела змею. Глупости это все. Кто-то обстряпал свои делишки, а на тебя свалил.

Она вытащила из кармана леденцы, бросила россыпью на стол:

– На, побалуйся. Я среди народу рыночного с утра потопталась, уши погрела. Пришлось вон купить, чтоб не косились.

– И что говорят? – обмирая, спросила Николь.

– Наплевала, говорят, ты в колодцы черной слюной, и теперь там вода отравлена. А у двух баб уже родились дети с поросячьими хвостиками! А еще болтают, что у мельничихи из куриных яиц вылупились пауки косматые, а корова стала доиться кровавым молоком.

Николь сглотнула.

– А пена на том молоке – шерсть крысиная! – безжалостно добавила старуха.

– Как это пена может быть шерстью? – слабо возразила девочка.

– Так же, как пауки могут вызреть в куриных яйцах. – Арлетт подвинула к ней леденцы. – Погрызи. А то, поди, силу-то ведьминскую истощила.

Николь непонимающе взглянула на нее.

– Пока все колодцы обойдешь, пока в каждый наплюешь… – перечислила старуха. – Не труднее, конечно, чем цвергов ловить на птичьи горлышки, но тоже не всякий сумеет.

Вспомнив глупости, которыми она потчевала Арлетт, девочка густо покраснела.

– Ну вот что, – сказала та, вновь становясь серьезной, – покажи-ка мне еще раз ту штуковину, из-за которой весь сыр-бор.

Класть камень на стол Арлетт запретила. Начертила мелом на полу круг и набросала сушеной рябины. Брызнула водой, побормотала, сожгла над кругом клок собачьей шерсти и лишь после этого позволила Николь достать украденное.

– У камней голоса сильные, – объяснила она. – Могут издалека хозяина дозваться. Только мы ему не позволим.

Девочка положила камень в середину круга, и обе склонились над ним.

– Никогда таких не видела, – покачала головой Арлетт. – Переверни-ка.

Красная жилка блеснула в луче.

– Будто кровь, – вслух подумала Николь.

Старуха взяла камень, повертела перед глазами, принюхалась.

– Вот же странная вещь… Что-то в ней есть, а что – не пойму.

– Колдовство? – Девочка затаила дыхание.

– Кто ж его знает! Разве что истинная ведьма тебе ответит. Только где ее сыскать…

«Ведьма… Ведьма!» Николь на время забыла о камне.

– Колдунья! – воскликнула она. – Та, настоящая!

Арлетт покатала меж ладоней катышки засохшей рябины и неохотно сказала:

– Не встречала я ее с тех пор. И не встречу, уж можешь мне поверить. Ушла она из этих мест.

– Откуда ты знаешь?

– Душа мне подсказывает.

– А насчет камня душа тебе ничего не подсказывает? – с надеждой спросила девочка.

– Что держаться от него нужно подальше! – сурово пригвоздила старуха.

Вопреки ее совету, Николь оставила амулет у себя. На шею вешать не стала, но к рубахе, что дала Арлетт, пришила на скорую руку изнутри узкую полосу подкладки, а в нее вложила сокровище маркиза.

Старуха неодобрительно покачала головой, но промолчала.

Комары звенели хищно и тоненько, как попрошайки. Под ногами пружинила вспухшая от ночного дождя палая листва.

Николь с Арлетт шли через лес, петляя, будто их преследовала невидимая свора. По спине Николь хлопал пустой мешок: старуха предупредила, что забрать придется многое.

– Как думаешь, кто убил ее милость?

Николь и самой не давал покоя этот вопрос.

– Маркиз, – подумав, сказала она. – Никто другой не смог бы.

– Это еще почему?

Девочка с удивлением взглянула на свою спутницу.

– Их же все любили!

– Глупости говоришь, – возразила Арлетт, отмахиваясь веткой от назойливой мошкары. – Не бывает такого, чтоб человека все любили, ежели только он не покойник. Ты, поди, и сама графиню не слишком жаловала.

Николь пришлось признать ее правоту.

– Холодная она, как льдина, – оправдываясь, пробормотала девочка.

– А я о чем говорю? Каждый повод найдет. Кто позавидует, а кто и вовсе любить никого не умеет, кроме себя.

Арлетт вновь свернула с тропы и поднырнула под ветки корявой лещины. В орешнике было тенисто, влажно, и комары, обрадовавшись, запели еще громче и пронзительнее, словно призывая новые отряды.

– Тут другое сообразить надо. Кому от их смерти стало лучше?

– Мари! – брякнула Николь, не задумываясь.

Арлетт замедлила шаг, глянула с любопытством:

– Что еще за Мари?

– Горничная наша. Но только она не убивала! – спохватилась девочка. – Мари не такая!

– Отчего ж ты ее вспомнила?

– Элен вечно ее шпыняла, – пожала плечами Николь. – А графиня и вовсе видеть не могла, гнала с глаз долой.

Возле огромного муравейника высотой с человеческий рост старуха задержалась: отломила ветку, наскоро ободрала кору, сунула острым краем в шевелящуюся гору и поскорее увлекла девочку прочь от рассердившихся хозяев.

– Хорошенькая она, эта твоя Мари?

Николь прыснула.

– У-у-у! – понимающе протянула старуха. – От страшненьких да обиженных всего ожидать можно!

– А если обиженный, но красивый?

– Красивому есть чем утешиться, – рассудительно пояснила Арлетт. – Все, пришли.

Николь отвела ветку с липкой паучьей снастью.

Домишко выглядел хилым и неряшливым, как наспех сложенный шалаш, зато ограда вокруг него стояла основательная. На кольях торчали коровьи черепа, похожие на огромные белые муравьиные морды с рогами.

Николь замерла.

– Это зачем? – напряженным шепотом спросила она. – Народ пугать?

– Соображаешь, – одобрила старуха. – Давай внутрь.

Черепа смотрели строго и печально. Кое-где рога оплел вьюн, и посмертные венки на выбеленных временем костях выглядели еще более жутко, чем сами головы.

В лачуге Арлетт сразу же взялась за дело. Шелестящие сухие травы, сплетенные в косы, кульки со сморщенными ягодами, грязные куски смолы с налипшими хвоинками – все это старуха снимала с полок, а Николь раскладывала по мешкам.

– Затаиться пока что надо. – Арлетт приоткрыла крышку пузатого горшка, и оттуда выплеснулся острый запах лесных гнилушек. – Возьми-ка…

Николь аккуратно уложила его на дно.

– Как же ты лечить будешь?

– Пока маркиз не перебесится, никак. Ничего, лес прокормит.

Когда мешки раздулись, как рыбьи пузыри, Арлетт помогла девочке взгромоздить один на спину.

– Не отставай, – предупредила она, взявшись за дверную ручку, – и если я молчу, то и ты помалкивай. Слишком уж много вокруг охотников навести на нас его светлость.