Третий пол: Судьбы пасынков природы - Белкин Арон Исаакович. Страница 25

По-своему Вы, может быть, тысячу раз правы, когда говорите, что я отказываюсь от своего счастья, но я делаю это сознательно. Я всю жизнь хотела быть только женщиной и продолжаю верить, что мне можно помочь в этом отношении. Знали бы вы, сколько во мне энергии, жизни, азарта. Все дело в том, что обстоятельства не позволяют мне раскрыться в полную силу. Но как бы трудно мне не было, ничто и никогда не сломит меня, не из того материала я сделана. А. И., хочется быстрее кончить с этим делом, и так целый год выпал у меня из жизни. Если уж природа обделила меня нормальными человеческими радостями – буду искать утешения в спорте, учебе, работе. И как бы вы ни жали на меня, используя различные приемы внушения, как бы не расписывали предстоящие ужасы моей жизни, я своего решения не изменю. Не делайте этого больше, прошу вас. Все равно Вы ни в чем меня не убедите».

Заметили ли вы одну интересную особенность этого письма? В нем, вопреки явной необходимости, отсутствует слово «мужчина». Один раз Женя даже специально оговаривает, что ей неприятно его писать. Это и подсказало мне выход. Я вспомнил, что такое же неприятие встречал у религиозных людей к слову «черт». Там было понятно, что создает этот барьер: непреодолимый страх, имеющий сильнейшую бессознательную компоненту. А разве исключается такой же комплекс у Жени? Наши долгие беседы позволили мне догадаться, что где-то в тайниках сознания у него давно поселилась мысль, что он в действительности – мужчина, но эта мысль была ужасна (значит, правы его преследователи?), и он упорно гнал ее от себя. Уже достаточно, чтобы на слово образовалась своего рода аллергия! Но было и еще кое-что.

Сторонясь людей вообще, Женя особо остерегался сближения с мужчинами, точнее – с мальчишками, с которыми вместе учился, занимался спортом. Они не особо реагировали на него как на девушку, но ведь могли! Женя видел, как завязываются романы, как то одну, то другую его подругу кто-то начинает «кадрить», по естественной склонности человеческой психики он начинал примерять эту ситуацию на себя – и буквально терял сознание от ужаса. Вот так подойдет, приобнимет – и сразу почувствует, что вместо груди у него два комка ваты! Слегка прикоснется к щеке – и ощутит характерное покалывание! Женя считал себя большим знатоком людей. На самом же деле, рассматривая окружающих из своего психологического убежища под одним-единственным углом зрения: исходящей от них опасности, – он и вправду во многом был дикарем. Пребывание в женской среде еще кое-как его просветило, мужчин же он вообще почти не знал, а то, что принимал за знание, было на самом деле набором самых фантастических предположений.

Выбираясь из этого лабиринта, я и наткнулся на мысль о мужском отделении. Сначала она показалась мне неисполнимой технически, к том же достаточно рискованной. Что за маскарад в официальном государственном учреждении! Какое право я имею совершать подлог – а манипуляции с гражданским полом, не говоря уж об использовании псевдонима, по-другому не назовешь, – да еще толкать на это заведующего мужским отделением, человека, отвечающего за порядок! Но время и в самом деле поджимало, а других вариантов я просто не видел.

Вообще, должен сказать, при смене пола нередко приходится идти на самые дерзкие авантюры. Однажды моим пациентом был выдающийся спортсмен, обладатель международных званий и титулов, и его переход в женский пол грозил обернуться громким скандалом. Если при таких необычных обстоятельствах исчезает имя, то как быть со сложившейся иерархией, с рекордами, с чемпионством? Что, например, скажет серебряный призер, когда узнает, что золотой медалист, которому он уступил первенство, был фигурой как бы мифической?

Пришлось пойти на сомнительный со всех точек зрения трюк. Была инсценирована гибель чемпиона в автомобильной катастрофе. В газетах прошла информация, спортивное руководство получило целый ворох соболезнований…

Уговорить Женю оказалось намного труднее, чем руководителей больничной администрации. И тут, тоже почти случайно, мне удалось нащупать прием, который в дальнейшем служил верную службу. Я имею в виду перемену имени. Практического смысла в этом не было никакого. Но психологический эффект оказался сногсшибательным. Оказалось, что под псевдонимом человек способен совершать поступки, которые его «Я» считает категорически неприемлемыми! Впервые я понял, что имя – это не просто знак, отличающий человека от других людей. Это важнейший элемент его личностной структуры…

Но вернемся к рассказу Жени.

«Когда в палате, где уже лежали шестеро мужчин разного возраста, появился седьмой, никто не обратил на него внимания. Парень как парень.

Первые две недели прошли в страшном напряжении. Не сразу осознала, как отпадают одна за другой привычные проблемы – как одеться, как раздеться, как лечь. Тут-то ко мне не к чему придраться, внешне я именно такая, как все! Не надо думать о голосе. Не надо ни от кого прятать свои ноги, вообще следить за позами…

Труднее всего оказалось с речью. Вот уже никогда бы не подумала! Говорить, как я привыкла – «взяла, пошла, видела» – здесь было нельзя. А «взял, пошел, увидел» никак не выговаривалось, возникала какая-то необъяснимая неловкость. Само собой выработалось какое-то странное наречие, без личных окончаний. Допустим на вопрос, читали ли я такую-то книгу, начинала отвечать: «да, чита…» – а далее язык сам нащупывал безличную форму: «… читать приходилось». Вот если бы мне раньше нужно было сыграть мужскую роль в какой-нибудь сценке, я бы сделала все на высшем уровне, нигде даже не запнулась А сейчас, когда я не играла роль мужчины, а старалась им стать, возник такой неожиданный тормоз. Даже мои письма того периода – все они написаны на таком нейтральном языке. И подписаны – Женя. Не Евгения. Но и не Евгений. Когда в отделении кричали: «мужчины, на обед» или «мужчины, пить лекарства», меня всякий раз передергивало. Я – мужчина?!

Но вот мне разрешили выходить в город, и только тут я поняла, как сильно изменилась за последние недели. Ездила на метро, свободно ходила по улицам, забредала в магазины. С интересом рассматривала прохожих – это я-то, всегда смотревшая только под ноги, чтобы не встретить ничьих недоуменных, изучающих взглядов. И ничто внутри не закипало, когда слышала: «Молодой человек, не знаете, который час?» Даже куртка моя, женского покроя, с белыми пуговицами, не особенно смущала: как я убедилась, никто не обращал на нее внимания.

Часами сидела я у окна и думала, думала… Как быть? Три пути передо мною. Продолжать жить как раньше – невыносимо. Уступить уговорам врачей – немыслимо. Ну, и третий выход – крайний. В моем положении и это не исключалось. Жить на нейтральной полосе в условиях двуполого общества невозможно – когда тебя, во всем остальном здорового человека, рассматривают, словно живой экспонат кунсткамеры. Мысль о самоубийстве начинает казаться самой логичной. Но у меня, несмотря ни на что, интерес к жизни никогда не пропадал.

Не могу сказать, в какой именно день я приняла окончательное решение. Никакого коренного перелома в моих взглядах не произошло. Побыв мужчиной среди мужчин, я не нашла ни в этом положении, ни в этой среде ничего такого уж особенно привлекательного. Будь это возможно, предпочла бы остаться женщиной. Другое для меня прояснилось. Между чем и чем я выбираю? Быть всем – или оставаться ничем. А раз так, то я и решаюсь отрубить все нити, связывающие меня с прошлым. Начинаю жить заново…

Пару дней назад врачи попросили меня встретиться с такой же, как я, «девушкой». У нас с этой Леной многое совпадает. Тоже лыжница, достигла высот, попала в состав молодежной сборной, где, грубо говоря, ее и «накрыли». И тоже не соглашается на уговоры… На первый взгляд – девчонка как девчонка. Только руки выдают – сильные, массивные, – да еще размашистая, пружинящая походка. Лично я всегда держала под жестким контролем, как хожу, а руки старалась прятать.

Долго сидели мы с ней, две «девушки». Она рассказывала о себе, я – о себе. Договорились встретиться еще раз. Но я-то уже лежу в мужском отделении, а Лена – в женском, и сестры ее ко мне не пустили. Но я все равно надеюсь, что она примет единственно правильное решение, достойное здравомыслящего человека.