Трудное примирение - Грэхем Линн. Страница 26

По спине побежали мурашки. Она почувствовала себя непослушным ребенком, который противится требованиям взрослых. Но его презрение к Дрю ее взбесило. Конечно, в глубине души она понимала, что он прав. Чтобы добиться успеха, у Дрю никогда не было ни амбиций, ни настоящей хватки. Он позволял своей семье жить на широкую ногу и тратил деньги фирмы, которые следовало бы пустить на ее развитие. Но это нисколько не роняло Дрю в ее глазах. Он не был рожден денежным воротилой и никогда бы им не стал. Она подумала об этой ужасной неделе, когда Дрю ждал и не мог дождаться своего контракта, и ощутила всю глубину жестокости Люка. Нет… нет, твердо решила она, никогда она не будет жалеть, что скрыла от Люка существование Дэниэла.

— Ты уже причинил вред Дрю, — прошептала она, полагая, что, когда она уйдет, Дрю ничто уже угрожать не будет. Она не считала нужным развеивать подозрения Люка в том, что у них с Дрю был роман. Ее просто бесила его уверенность в том, что он имеет право кидать на нее такие осуждающие взгляды. — И ты меня в собственность не приобрел.

Как ни странно, на губах его появилась неожиданная, почти нежная улыбка.

— У меня не было в этом никакой нужды. Ты и так моя, душой и телом. Ты немножко сбилась с дороги, ты заблудилась, но ушла вовсе не так далеко, как я боялся. А теперь просто вернулась домой.

Ее опять охватил гнев.

— Я не твоя!

— Почему ты так сопротивляешься мне? — тихо спросил он. — И почему ты так сопротивляешься самой себе?

Она опрометчиво подняла взгляд, их глаза встретились, и внутри у нее все сжалось. Невозможно было вынести эту его непоколебимую самоуверенность.

— Я не сопротивляюсь себе.

— Подойди сюда, — спокойно предложил он, — и попробуй доказать.

У нее почти не было сил противиться магнетизму его воли. В ответ на его призыв по ее телу пробежала дрожь, хотя ей нисколько не было холодно, а сердце бешено забилось, хотя никакого физического усилия она не делала. В голове промелькнула мысль, что его, как самое опасное существо, необходимо изолировать от общества.

В нависшей тишине он подошел к ней и снова наполнил ее бокал.

— Боишься, — сказал он. — Ты ведешь себя так, как будто действительно боишься меня. Мне это совсем не нравится. Мне бы не хотелось завтра ночью обнаружить у себя в постели маленькое белое привидение, дрожащее от страха. Я хочу найти там то счастливое, радостное, любящее существо, каким ты была всю неделю.

Он стоял сейчас так близко, что у нее перехватило дыхание.

— Я тебя не люблю.

— Если бы я не был абсолютно уверен в том, что ты меня любишь, я бы не стал на тебе жениться.

Она резко отшатнулась от него.

— Да тебя даже проклятия не убеждают!

— Если ты попытаешься снова удрать в ванную, мне придется выломать дверь, — честно предупредил он. — Ты все это начала, а заканчивать буду я. Интересно, зачем ты опять воздвигла все эти стены?

— Зачем? — едва дыша, повторила она. — Зачем? После всего, что ты натворил?

Загорелая рука описала в воздухе изящную дугу.

— Что я такого натворил? Все эти годы я искал тебя и сразу, как нашел, предложил выйти за меня замуж. Разве это плохо?

— Н-нет. Не плохо.

— Ну уж во всяком случае, не оскорбительно, bella mia.

— Но я не хочу выходить за тебя замуж!

— Просто уму непостижимо, что происходит у тебя в голове! — признался он сдавленным голосом.

Господи, как он был хорош. «Да он мог бы усмирить взбесившуюся толпу», — в панике подумала она. Потрясение, которое она сейчас испытывает, основывается на действии гормонов. Вот и все. Люк распалился, как самый настоящий хищник, преследующий добычу, кто он на самом деле и есть. Если она хоть на секунду потеряет голову, она окажется распластанной на спине на этой кровати. Как это ему удается говорить самые чудовищные вещи, не теряя при этом обаяния? А может, отвращение к собственной моральной нестойкости помутило ее разум?

— С помощью секса ты меня тоже не переубедишь, — заявила она, неожиданно наткнувшись спиной на стену, остановившую ее отступление.

В золотистых глазах, глядящих на нее, заиграла насмешка. Он забрал у нее из рук бокал и отставил его в сторону.

— Мы и не будем заниматься сексом, нам предстоит широкая эротическая программа, — проговорил он низким голосом, растягивая слоги.

— Это секс! — Она бросила ему в лицо это слово, словно воздвигла укрепление, за которым могла укрыться. — Я тебе не какая-нибудь… Ты меня слушаешь?

— Я могу слушать только то, что мне хочется. слышать, но ты сегодня выступаешь крайне неудачно. — Вместо того чтобы подойти еще ближе, он, к ее удивлению, не тронулся с места. — И вовсе не собираюсь облегчать тебе задачу, доказывая что-то в постели.

Она резко отодвинулась от стены, больше ей ничто не угрожало. Щеки у нее горели.

— Тебе не удалось бы меня переубедить.

— Я и пробовать не стану. Отложим это до завтрашнего эротического эксперимента, — тихо проговорил он и закрыл за собой дверь.

Она метнулась за ним и заперлась на ключ. Потом тяжело опустилась на стул. Господи, он был скромен, точно вянущая фиалка. Она вытерла пот со лба и прилегла на кровать, чувствуя теперь, когда он ушел, насколько вымоталась за эти часы бурного объяснения. Ей необходимо было вздремнуть перед обедом.

Проснулась она мокрая как мышь, ее мучили жара и жажда. Наполнив доверху бокал шампанским, она выпила его залпом, словно это был лимонад. Стучал ли кто-то сейчас в дверь, или ей только показалось?

Значит, никто не пострадал, так? Ее снова охватило боевое настроение. К нему неожиданно вернулась игривость последних дней, она вовсе этого не ожидала и не успела как следует подготовиться. Когда она исчезнет в аэропорту, для него это тоже будет чертовски неожиданно. Он и не подумал отнестись серьезно ни к одному ее слову. В ней поднялась новая волна раздражения.

Несмотря на всю ненависть к Люку, она не могла противостоять его физической привлекательности. Это ужасно. Но как же быть с этим пережитком отвратительного прошлого? Она решила, что это в точности как корь: переболев ею один раз, нельзя заразиться снова.

Хотя дело тут, очевидно, не в одних гормонах. Вот она, полностью взявшая себя в руки, не та нюня и размазня, какой была в последние дни, — и все-таки как это ее ранит. Это ее бесило. Когда он забрал у нее бокал и ей подумалось… да, она сама же стала рушить стену неприязни к нему.

Она возбужденно мерила шагами комнату, едва удерживаясь, чтобы не выпить еще шампанского. Когда она еще любила Люка, физическое влечение к нему было ей приятно. Но теперь, когда он ей ненавистен, когда о любви не может быть и речи, это совсем уж непростительно. Что до него — так он заслуживает только дешевой потаскушки, готовой обменять свои сексуальные услуги на его банковский счет, они отлично подойдут друг другу — Именно этого он и стоит…

Она осматривала гардеробную, когда ее прервал стук в дверь. Отперев, она увидела Гуилью, за спиной которой зачем-то маячил Бернардо с громадной связкой ключей в руках. Вид у служанки был беспокойный, щеки пылали.

— Сегодня ваша помощь мне не понадобится. Grazie, Гуилья.

— Но, signorina…

— Обед будет накрыт через полчаса, — сказал Бернардо умоляющим голосом.

— Очень жаль, но обеду придется подождать. Кэтрин захлопнула дверь. Неужели они все говорят по-английски? Когда ей вспомнилось, на каком убогом языке ей пришлось объясняться всю неделю, она послала проклятие в адрес Люка. Но почему Бернардо так расстроился, услышав, что обед придется отложить?

Допустим, Люку это не понравится. Ну и что? Ничего страшного, подождет разок. Тем эффектнее будет ее появление. Она устроит ему обед. Однако как бы прислуге не досталось за ее опоздание. Придется все же поспешить.

Первой она вытащила из шкафа пеструю блестящую тунику, составлявшую верхнюю часть черного вечернего костюма. Она опускалась чуть ниже бедер, и Кэтрин надела ее задом наперед, так что она закрывала грудь по самое горло. Прозрачные черные чулки, никаких проблем. Ее наряд играл всеми цветами радуги. Затем на свет появились высоченные черные сапоги, довершила дело пара длинных черных перчаток.