Хорошо быть тихоней - Чбоски Стивен. Страница 15

— Она без тебя знает, Чарли. Мы смотрели все вместе. Поехали отсюда. Сколько можно?

Мама велела сестре не вмешиваться и дослушала мой рассказ, хотя и без меня его знала, но я умолчал о том, как отец плакал в кухне, поскольку это наш с ним маленький секрет. Мама даже похвалила, как я интересно рассказываю. Я люблю маму. И на сей раз я ей об этом сказал.

А она сказала, что тоже меня любит. И некоторое время все было хорошо.

Сидели мы за столом и ждали к ужину папу с братом из аэропорта. Их очень долго не было, и мама начала волноваться, потому что на улице валил снег. Мою сестру она никуда не отпустила, чтобы та помогла ей с готовкой. Мама хотела расстараться для нас с братом, потому что он выкроил время для приезда домой, а у меня был день рождения. А сестра думала только об одном: как бы купить подарок своему парню. Настроение у нее было хуже некуда. Она дерзила, как эти девчонки из фильмов восьмидесятых годов, и мама к каждому своему замечанию прибавляла «юная леди».

В конце концов позвонил папа и сообщил, что рейс сильно задерживается из-за снежных заносов. Я слышал только мамины слова.

— Но у Чарли именинный ужин… Я и не требую, чтобы ты исправил… он опоздал на рейс?.. Я просто спрашиваю… Никто тебя не обвиняет… ничего подобного… Я не могу держать на огне… пересохнет… что… но это его любимое… хорошо, чем прикажешь их кормить… естественно, проголодались… больше часа прошло… но позвонить-то можно было…

Не знаю, сколько времени длился этот разговор, — мне невмоготу было сидеть за столом и слушать. Пошел я к себе в комнату и взял книгу. Есть уже расхотелось. Хотелось просто побыть в тишине. Через некоторое время ко мне поднялась мама. Сказала, что папа звонил еще раз и через полчаса они будут дома. Спросила меня, что не так, и я понял: это она не про мою сестру и не про свою телефонную перебранку с папой — такое у нас случается. Просто она заметила, что я целый день не в себе, но не связала это с отъездом моих друзей, потому как вчера, вернувшись с горки, я нисколько не хандрил.

— Это из-за тети Хелен?

Она так это сказала, что я сорвался с катушек.

— Пожалуйста, не изводи себя, Чарли.

— Да я уже и так весь извелся. Я каждый год в день рожденья извожусь.

— Ну, прости.

Мама пресекает такие разговоры. Знает, что я перестану слушать и начну задыхаться. Накрыла мне рот ладонью, вытерла слезы. Я успокоился ровно настолько, чтобы спуститься вниз. Ровно настолько, чтобы порадоваться приезду брата. И угощение оказалось вовсе не пересушено.

Потом мы отправились устраивать «люминарии». В этом занятии участвуют все соседи. Вдоль проезжей части расставляют наполненные песком коричневые бумажные пакеты. Затем в каждый пакет втыкают свечу, зажигают — и улица становится «взлетно-посадочной полосой» для Санта-Клауса. Обожаю устраивать люминарии. Во-первых, красиво, это уже традиция, а во-вторых, можно забыть про день рождения.

Мне подарили отличные подарки. Сестра хоть и злилась, но подарила мне пластинку Smiths. Брат привез для меня постер с автографами всей их футбольной команды. От папы я получил пластинки, которые посоветовала ему моя сестра. А от мамы — книги из числа тех, которыми она увлекалась в юности. Среди них оказалась «Над пропастью во ржи».

Я убрал книгу Билла и взялся за мамину, продолжив читать с того же места. И выкинул из головы день рождения. Думал только о том, что скоро мне сдавать на права. Это безопасная тема. Стал вспоминать, как проходили у нас занятия по вождению. Кто там был.

Наш инструктор — коротышка мистер Смит, от которого вечно как-то странно пахло и который никому не разрешал врубать радио. Далее, в группе у нас были двое из десятого класса, парень и девушка. Сидя за рулем, я заметил, что они на заднем сиденье скрытно касались друг друга коленками. И наконец, я сам. К сожалению, про наши уроки рассказывать особо нечего. Естественно, нам крутили фильмы про аварии со смертельным исходом. На занятия приходили полицейские, которые проводили с нами беседы. А как я получал учебные права — это отдельная тема, но мама с папой сказали, что мне без крайней необходимости лучше за руль не садиться, потому как страховка стоит немалых денег. А попросить Сэм пустить меня за руль ее пикапа я не мог. Ну не мог — и все тут.

Вот такими вечерними мыслями я себя утешал в день рождения.

На другое утро было Рождество, и все началось отлично. Папа очень обрадовался видеокассете «Чертова служба в госпитале МЭШ», и я был на седьмом небе, особенно когда он поделился своими воспоминаниями о нашем семейном просмотре. Правда, умолчал о том, как у него потекли слезы, но в этом месте он мне подмигнул, и я понял, что он ничего не забыл. Даже двухчасовая поездка в Огайо первые полчаса шла как по маслу, хотя мне пришлось сидеть на бугре заднего сиденья из-за того, что папа расспрашивал про учебу в колледже, а брат без умолку рассказывал. Он встречается с девушкой из команды болельщиц, которые зажигают во время студенческих футбольных матчей. Зовут ее Келли. Этот момент папу очень заинтересовал. Сестра фыркнула, что выступления команды болельщиц — это пошлость и дискриминация по гендерному признаку, но брат велел ей придержать язык. Келли учится на философском. Я спросил брата, есть ли в ней какая-нибудь изюминка.

— Нет, она просто обалденно красивая.

Тут сестра завелась: мол, внешность для женщины не самое главное. Я согласился, а брат стал обзывать сестру «стерва-лесбиянка». Тогда мама потребовала, чтобы брат не произносил таких слов в моем присутствии, и это было довольно нелепо, если учесть, что у меня, у единственного в нашей семье, есть друг нетрадиционной ориентации. Нет, может, у других тоже есть, но те скрывают. Точно сказать не могу. Короче, папа спросил, как они познакомились.

Познакомились они в ресторанчике «Старая университетская таверна» или как-то так, прямо в Пенсильванском университете. Говорят, там подают фирменный десерт «травка-гриль». Короче, Келли сидела с подругами по женскому студенческому клубу, они собрались уходить, и она, поравнявшись с моим братом, на ходу выронила учебник. Брат сказал, что Келли это отрицает, но он-то не сомневается, что книжку она выронила с умыслом. Когда он догнал ее у зала игровых автоматов, дело уже было на мази. Так он сказал. Весь вечер они играли в древние компьютерные игры типа «донки-конг» и ностальгировали; мне понравилось такое обобщение, в нем была какая-то печаль и нежность. Я спросил, пьет ли Келли какао.

— Ты что, об долбался?

И вновь мама сделала брату замечание, чтобы он при мне так не выражался, и это опять же было нелепо, потому что у нас в семье я, наверно, единственный, кто хоть раз обдолбался. Ну, может, еще мой брат. Точно сказать не могу. А сестра — наверняка ни разу. И опять же нельзя исключать, что каждый член нашей семьи хоть раз обдолбался, просто у нас говорить о таких вещах не принято.

Следующие десять минут моя сестра критиковала систему женских и мужских университетских клубов, ведущую свое начало из Древней Греции. Рассказывала, каким жестоким издевательствам подвергаются новички, а некоторых даже доводят до самоубийства. В частности, она слышала, что в одном женском клубе новеньких раздевают до нижнего белья и при всех обводят их «жировые отложения» несмываемым красным маркером. Тут у моего брата терпение лопнуло окончательно.

— Херня!

До сих пор не могу поверить: мой брат в машине сквернословит, а родители — хоть бы что. Наверно, студенту, по их мнению, простительно. А моя сестра даже бровью не повела. Все гнула свое.

— Ничего не херня. Я своими ушами слышала.

— Придержите язычок, юная леди.

Это папа ее одернул с переднего сиденья.

— Да что ты говоришь? — не унимался брат. — И где ж ты такое слышала?

— По радио, — ответила сестра.

— Господи прости! — брат заржал.

— Да, представь себе.

У мамы с папой был такой вид, будто они через лобовое стекло смотрели теннисный матч, потому что они только головами качали. И помалкивали. Даже не оборачивались. Впрочем, нужно отметить, что папа врубил рождественскую музыку и мало-помалу прибавлял звук, пока у меня не заложило уши.